Читать книгу "С Лубянки на фронт - Анатолий Терещенко"

Попавший в плен к немцам под Сенно в ходе Лепельского контрудара командир гаубичной батареи 14-й танковой дивизии капитан Яков Джугашвили, сын Сталина, характеризуя обстановку боевых действий тех дней, на допросе заявит:

«Неудачи советских танковых войск объясняются не плохим качеством материалов или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием маневрирования…

Командиры бригад — дивизий — корпусов не в состоянии решать оперативные задачи. В особой степени это касается взаимодействия различных видов вооруженных сил…»

Не выдержав позора поражения, 28 июня 1941 года застрелился член Военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Н.Н. Вашугин…

Сдались в плен командующий 12-й армии генерал-майор П.Г. Понеделин и командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Н.К. Кириллов, которые по возвращении в СССР в 1945 году и выдачи их американскими властями, после тщательного разбирательства в течение нескольких лет, были судимы. По приговору военного трибунала были расстреляны.

Однако, надо признать, что большинство солдат и командиров являли собой примеры преданности народу и Родине, воюя с врагами Отчизны доблестно и геройски.

Понеделина обвиняли в том, что «…попав в окружение противника, он имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал, совершив таким образом преступление перед Родиной как нарушитель воинской присяги».

Такое же обвинение было предъявлено и Кириллову.

Либеральная пресса взахлеб верещит о жестокости кровавого тирана Сталина, который таким образом свалил на честных и преданных генералов свои же собственные ошибки. Но так уж безвинны были «жертвы сталинского режима»? Виноваты были конкретные командиры, которые из-за разгильдяйства и трусости, пьянства и измене присяге подобными действиями, по существу, помогали вермахту, с чем читатель познакомится ниже.

* * *

До Львова оставалось несколько десятков километров. Там, куда они ехали, слышались разрывы снарядов и мин, тяжелое уханье авиационных бомб, и вдруг прямо на них стремительно понеслась пара немецких самолетов. Они из пулеметов обстреляли дорогу. Люди разбежались, скрываясь по кюветам, в придорожных кустарниках, под машинами и повозками, обманчиво полагая, что их не достанут пули штурмовиков. Когда самолеты улетели, шоссе снова заполнилось людьми.

Добравшись на машине до развилки дорог, Плетнев взглянул на карту и понял, что все-таки лучше ему ехать сейчас через Тернополь.

— Вперед, Костя, — обратился он к водителю, — идем на Тернополь, другие дороги наверняка забиты войсками.

Теперь он понял, насколько Якунчиков был прав в своих рекомендациях…

И вдруг перед машиной встал столбом высокий пожилой лейтенант с красным флажком и автоматом ППШ за спиной. Он пурпурным лоскутком на коротеньком древке, вырезанном из лозовой ветки, как милицейским жезлом, указал в противоположную сторону.

— Куда, куда? Поворачивай… Иначе приму меры…

Потом он бросил взгляд на кузов, в котором кучно сидели командиры и солдаты.

— Ваши документы? — потребовал лейтенант у Плетнева. Капитан госбезопасности вышел из машины. Нет, он не полез в карман за документами, а колючим взглядом ожег регулировщика, показавшегося интуитивно ему подозрительным. Особенно его поразило древко регулировочного флажка — не стандартное выточенное, а выструганный ножом прутик. Он знал, что немцы практикуют заброски диверсантов и террористов в красноармейском обмундировании и нередко используют для создания неразберихи на фронтовых дорогах подобных «регулировщиков».

— Предъявите-ка свои документы! — громко потребовал капитан.

Услышав эти слова, к побледневшему лейтенанту подошли еще трое регулировщиков с автоматами за плечами. Тут же из кузова без команды вскочили и выпрыгнули чекисты и пограничники. Они плотным кольцом сразу же окружили регулировщиков.

Лейтенант, видя такой поворот, отстегнул карман и вынул удостоверение. Дрожащей рукой — это заметил наблюдательный Плетнев — он протянул его капитану. Тот взял и, рассматривая, спросил:

— Из девяносто девятой дивизии?

— Да.

— Должность?

— Читайте, там все написано.

— Не слепой. Прочел. Командир минометного взвода — с флажком на дороге!

— Нам приказали.

— Документ на регулировку есть?

— Приказ получен устно.

— От кого?

— Командования дивизии…

— Где она находится?

— На передовой.

— Конкретней…

— Отступала на Львов.

— На Львов? Кто командир дивизии?

— Только что прибыл, кажется, генерал Пирогов.

Плетнев хорошо знал это соединение, которым командовал полковник Николай Иванович Дементьев. Дивизия воевала в районе Перемышля.

— Обезоружить всех!

И вдруг лейтенант ловким приемом сбросил автомат с плеча и дал короткую очередь вверх, словно предупреждая — применит оружие. Но в мгновение ока «регулировщики» были разоружены.

— Обыскать! — скомандовал Плетнев, — отберите оружие, документы, пояса. Расстегните у них вороты гимнастерок.

Когда последняя команда была выполнена, Дмитрий Дмитриевич ни у одного не увидел под гимнастеркой армейской нательной рубахи. У лейтенанта и старшины он узрел засаленные без стоячего ворота «вышиванки», у остальных — тонко-полотняные рубахи, поверх которых болтались на цепочках серебряные католические крестики. Солдаты-пограничники удивлялись выверенным действиям капитана и были поражены его прозорливостью.

Из оперативных данных Плетнев знал о засылке абвером на нашу территорию разведывательно-диверсионных групп, но такой наглости от оуновцев в отправлении регулировщиками своей агентуры не ожидал. Разоруженных врагов он приказал загрузить в кузов, а водителю — гнать в сторону Львова, чтобы не попасть под очередную атаку неприятельских самолетов.

«Надо обратить внимание на патрульных, регулировщиков, праздно шатающихся по тылам военнослужащих и милиционеров, — рассуждал Плетнев. — Среди них наверняка могут быть те, кто понуро сейчас сидит в кузове».

Вот и граница города, в котором тоже было неспокойно. Немец бомбил железнодорожный узел. В районе площади Рынок лежали убитые. На каменных торцах площади то и дело встречались пятна алой, еще не успевшей потемнеть крови.

«Значит, налет был недавний, — подумал Дмитрий Дмитриевич, — кровь еще не коричневая, незапекшаяся».

Доехав до площади, над которой возвышался памятник великому польскому поэту Адаму Мицкевичу, Плетнев увидел большое скопление людей. Они толпились у края площади возле старого четырехэтажного здания. Как потом выяснилось, это были члены семей наших военнослужащих, ожидавшие автотранспорт для эвакуации. И вдруг он услышал резкий хлопок и увидел разбегавшихся граждан. Несколько человек остались неподвижно лежать на асфальте. Некоторые дико кричали и стонали, корчась от боли.