Читать книгу "Дело чести, или "Звезда Бенгалии" - Максим Афанасьев"

Я задумался, для начала, просто стараясь осознать, что мне сказал Кромов. Мое присутствие было необходимо для преступника, я сделал что-то, что нужно было для кражи алмаза? Невероятно! Почему нужен был именно я, а не кто-либо другой. И кто из компании наших подозреваемых мог знать меня настолько хорошо, чтобы какие-то мои возможные действия учесть в своем коварном плане?

Князь Вышатов? Он, конечно, знал меня в лицо, но как показали события сегодняшнего дня, даже не помнил моего имени, что и не мудрено. Перед ним на балах мелькали сотни, офицеров разных званий и родов войск, и я был только одним из многих, и не более того. Моя специальность, тоже не придавала мне особой уникальности, на балах я встречал нескольких своих коллег.

Брюсов и Ипполит? Ещё маловероятнее. С ними я до сегодняшнего дня вообще не был знаком. Приходя на приёмы в Набережный дворец, я встречал Брюсова и пару раз видел секретаря, но мы с ними даже не разговаривали. О Дарье и Дуняше и говорить нечего. До сегодняшнего дня я не догадывался об их существовании, думаю, и они о моём тоже.

Дормидонтов, Олсуфьев, Уваров, Гриневский? С ними я был знаком. С Дормидонтовым мы уже несколько лет встречались в клубе, и о всех делах фонда я узнавал, главным образом, от него. С Федотом, помимо клубного знакомства, мы вместе служили. С Уваров и Гриневским я практически не встречался. С Уваровым столкнулись один раз за игрой на бильярде, о Гриневском я пару раз слышал в разговорах своих знакомых и увидел я его толком только сегодня. Но если один из них был преступником, я не видел ни одной причины, чем бы я мог быть полезен при краже. Свои соображения я изложил Кромову.

— Хорошо, давайте попробуем по-другому. Вспомните свои действия, шаг за шагом, подумайте, что могло быть подстроено, может, вас попросили что-то сделать? Или, может быть, главный факт тот, что вы из Московского гренадёрского полка? Может ему, на балу, нужен был офицер именно из Гренадёрского полка? — Кромов в задумчивости потер лоб. — Но зачем?

— Бехтерев тоже из Гренадёрского полка, — сказал я.

— И Федот Олсуфьев из Гренадёрского полка, — добавил Кромов.

— И Лядов, — вспомнил я, — выходит, что хоть день был и не наш, тем или иным образом на балу нас оказалось четверо.

Мы задумались, стараясь из приведенных фактов выудить хоть какую-то пользу. У меня ничего не стыковывалось, всё было свалено в кучу и никак не выстраивалось хоть в какую-то версию.

— Князь Вышатов тоже бывший офицер? — спросил Кромов.

— Да.

— В каком полку служил он? Может, тоже в Московском гренадёрском?

— Не знаю. Ничего об этом не слышал.

— Значит, возможно, пятеро.

— Что пятеро?

— Возможно, на балу было пятеро бывших офицеров Гренадёрского полка.

Кромов снова задумался, потом раздраженно хмыкнул и ударил ладонью по столу.

— Пусть будет пятеро, но все равно ничего не складывается. Важин, вся надежда только на вас! Попробуйте вспомнить все ещё раз, до малейших деталей.

Я снова стал пересказывать Кромову все события, произошедшие на балу, стараясь не забыть ни малейшей детали, хотя, по большому счёту, забывать мне было нечего. Разговоры, танцы, ужин, встреча с Лядовым, ничего примечательного, пока в дом не ворвался Бехтерев.

— Лестница! — воскликнул я. — Когда в прихожую ворвался Бехтерев, я был на лестнице вместе с Федотом Олсуфьевым. Может это и есть тот…, и есть та…, — я никак не мог подобрать слов и от нетерпения даже замахал в воздухе рукой, — то действие, для которого я и был нужен?

— Вы с Олсуфьевым потом задержали Бехтерева, — задумчиво проговорил Кромов.

— Да. Дайте вспомнить, как это произошло. Я танцевал с Евгенией Воронцовой, прекрасная девушка, умная, веселая и к тому же весьма миловидная. Мне, кажется, удалось добиться её расположения. Она дочь Михаила Воронцова, вы, наверняка, о нём слышали, большая шишка в военном министерстве. Мы с ним поговорили о военном флоте, о политике, он расспрашивал о моей службе, и, смею сказать, на него я тоже произвел неплохое впечатление, как и он на меня. Знаете, этакий почтенный отец семейства, государственный деятель, и…

— Можно поближе к нашему делу?

— Да. Извините. Я пошёл проводить их до кареты. Когда возвращался, встретил на лестнице Федота, и через несколько минут в дверь ворвался Бехтерев. Но как это могло быть подстроено, я себе представить не могу. Семейство Воронцовых могло уйти с бала и раньше, и позже. Я помню, господин Воронцов встал, сказал, что им пора, подошёл пожать руку его превосходительству, потом они двинулись к выходу, я проводил их. Кстати, я говорил, что получил приглашение к ним на приём на следующей неделе?

— Говорили. Постарайтесь не отвлекаться на посторонние факты.

— Всё может иметь значение. Продолжаю. Но как это можно было подгадать к моменту появления Бехтерева? Ведь мы твёрдо решили, что его слова — правда, следовательно, он не мог ждать снаружи, пока я появлюсь из дверей. И потом, что мы сделали вместе с Федотом? Задержали Бехтерева. Какая в этом польза для того, кто потом взял алмаз из шкатулки?

— Но когда Бехтерев ворвался в дом, алмаз ещё не привезли? И что было бы, если он сразу проник в дом?

— Уж коли князь Вышатов не выгнал его после потасовки на лестнице, то он, наверняка, не выгнал бы его и из бальной залы. Значит, Бехтерев дождался бы, когда привезут алмаз в зале вместе со всеми, а не на кухне, и всё равно сделал бы свое дело. Только Ипполит не получил бы вторую порцию синяков, Дарья и Дуняша не дрожали бы от страха на кухне, и мне не пришлось бы лететь из тамбура в зал с подносом в руках.

— Скорее всего, вы правы. А ваше участие в попытке дать Бехтереву лекарство?

— Тут уж совсем не может быть постороннего влияния. Я сам подошёл к Брюсову и спросил, где поручик. Правда, Брюсов пошёл со мной, но он первый и ушел из кухни. И дальше я сам предложил попробовать дать Бехтереву успокоительное, попросил Дарью показать, где в доме аптечка, так что никто на меня не влиял, если только не брать в расчёт возможность гипноза или что-то ещё в этом роде. Но, главное, какой результат моих действий? Приходится признать, что нулевой. Если бы меня не было на лестнице, не было бы на кухне, все равно Бехтерев сделал бы то, что сделал. Моё присутствие ни на что не повлияло, за исключением небольших деталей.

Кромов согласно покивал головой, но потом снова стал спрашивать меня о тех или иных мелочах, стараясь найти хоть какую-нибудь зацепку. Энергия из него била через край, а о возможности неудачи он даже и думать не хотел. Меня же постепенно охватывало отчаяние. Казалось, что мы стоим перед кирпичной стеной и стараемся разбить её деревянной палкой. С какой бы стороны мы не подходили к той или иной ситуации, какие бы хитроумные варианты для связи событий не придумывали, не находилось ни одной правдоподобной причины для моего присутствия на балу, которая была бы необходима для похищения алмаза. Таким же образом мы разобрали поведение Федота Олсуфьева и с таким же результатом… Мы молча уставились на огонь.