Читать книгу "Черная Шаль. Книга 1 - Алексей Резник"

Стрэнг большими кругами плавно поднялся вверх и с высоты примерно ста метров внимательно осмотрел двор нашего дома, густо засаженный тополями, и сам дом, безошибочно определив окно, из которого только что вылетел. Еще стрэнг зафиксировал двух людей, сидевших под грибком детской песочницы, и без труда уловил исходившие от них мощные волны страха – люди увидели, различили черный ромб стрэнга, резко выделявшийся даже на фоне ночной темноты.

Стрэнг не знал, что под грибком песочницы сидели два пожилых, во всех отношениях несчастных бомжа, распивавших бутылку дешевого вермута, заметившие его, когда он в виде свернутого рулоном ковра выбирался наружу из раскрытой форточки родительской спальни. Бомжам сделалось не по себе, несмотря на только что выпитый вермут и катастрофически деградировавшие за долгие годы жизни в подвалах, на вокзалах и помойках основные психомоторные реакции. Раскрыв рты, они молча провожали медленный подъем зловещего воздушного змея до тех пор, пока он не поднялся на такую высоту, где, практически, перестал быть различим. Но суеверный страх прочно поселился в душах бомжей:

– Что это было? – спросил один из них другого.

– Не знаю. Но – ничего хорошего, точно. Отсюда надо бежать!

– Подождем, пока улетит, может, он нас и не заметит, если будем сидеть неподвижно.

Бомжи провели свой короткий диалог хриплым шепотом и, сделав по большому глотку вермута, надолго замолчали, напряженно вглядываясь в ночное небо.

Кроме страха, что самое плохое, чувствительные сенсоры стрэнга уловили исходивший от бомжей аппетитный аромат теплой крови. С некоторых пор букет из запахов страха и крови начал нравиться стрэнгу, и стрэнг в сильной задумчивости сделал над двором два больших неторопливых круга. Но древняя генетическая программа главного жизненного предназначения стрэнга, включила все остатки пока не разрушенных резервов, забыв о бомжах, он на полной скорости полетел в направлении Черницкого кладбища.

Полет его был стремителен и бесшумен. Под черными крыльями, мигая множеством огней, уплывал назад ночной город. Оснащенный мощнейшим локатором мозг стрэнга очень скоро оказался до отказа набитым разношерстной видеоинформацией, окружившей изображение главной цели – смарагдовый крестик могилы среди сиреневой паутины схемы кладбища.

У людей, спавших или бодрствовавшихих в домах, над чьими крышами пролетал стрэнг, неизменно возникало чувство сильнейшего необъяснимого страха. Сквозь оцинкованное железо, шифер, рубероид и бетонные перекрытия стрэнг заглядывал в глаза женщин и мужчин, детей и стариков, и везде видел переполнявшие их непонимание и страх. Жалобно и трусливо скулили домашние собаки самых бесстрашных пород, изгибались дугой и угрожающе рычали на невидимого врага кошки. И ото всех крыш розовым туманом на экране локатора стрэнга поднимался, разрастался и клубился потрясающим по красоте зрелищем густой концентрированный запах крови, щедро смешанной с адреналином.

Кровавый туман заволакивал розовой мглою сиреневые линии кладбищенской схемы, в центре которой настойчиво пульсировал смарагдовый крестик. И чем ближе приближался стрэнг к кладбищу, тем сильнее раздражала его навязчивая смарагдовая пульсация и все более сомнительной представлялась необходимость лететь к могиле нового хозяина. Да и настоящий ли хозяин лежал в той могиле?

Прежняя простая и ясная логика, в течение прошлой жизни руководившая безупречным и предельно целесообразным поведением стрэнга, этой ночью дала серьезный сбой. Он продолжал любить и помнить своего первого, долженствующего оставаться и единственным, хозяина, но любовь и преданность ему заметно девальвировались за последние несколько суток. Стрэнгу не казалось больше, что настоящий хозяин оказался им бессовестно предан.

Да стрэнг и не мог вспомнить, собственно, механизм предательства – по какой причине и каким образом оно произошло и насколько виноват оказался в нем сам хранитель мертвецов. Во всяком случае, сейчас, он в полной мере пожинал плоды происшедшей катастрофы, без сожаления вспоминая о брошенном им старом хозяине, с нескрываемым вожделением вспоминая вкус крови Антонины Кирилловны и Михаила Ивановича, со светлой грустью почти несбыточно мечтая о Нетленных Лесах и совсем не представляя, как будет складываться его ближайшее будущее.

Глава 16

Аджаньга пружинисто вскочил на ноги – на длинные стройные ноги, под гладкой золотистой кожей обвитые литыми могучими мышцами. Ноги переходили в узкий таз, на котором покоилось широкогрудое крутоплечее туловище дискобола международного класса. Мощные бицепсы и трицепсы рук, поражающих своими размерами и гибкостью, шевелились сами по себе, напоминая голодных энергичных питонов.

На крепкой, тоже гипертрофированно мускулистой, шее прочно сидела большелобая, рыжая голова в лицевой части покрытая частыми крупными веснушками, оснащённая ярко-зелеными выразительными глазами, глубоко спрятанными под мохнатыми бровями цвета пламени, широким толстогубым, в целом, неприятным жабьим ртом, носом, размерами и формой являвшимся копией мордочки новорожденного муравьеда, и удлиненным тяжелым подбородком, при первом взгляде на который, невольно возникала мысль, что таким подбородком легко раскалывать окаменевшие грецкие орехи – резким движением головы сверху вниз, если, конечно, орехи рассыпаны по твердой плоской поверхности.

Страшное, уродливое, что и говорить, получилось у мутировавшего унгарда лицо, но он не был искушен в эталонах человеческой красоты, и посмотрев в зеркальце, предусмотрительно приготовленное кураторами, остался вполне удовлетворен тем, что увидел. Затем неслышно и невидимо включилась программа адаптации. Аджаньга внимательно вгляделся в содержимое двухметрового баула, изготовленного из кожи болотного смурга.

Сначала ему даже показалось, что перед ним лежит настоящий живой смург (этих коварных, опасных тварей много водилось в болотах, со всех сторон окружавших родную деревню Аджаньги) и он инстинктивно отдернул ногу, но программа адаптации заработала на полную катушку и Аджаньга перестал грезить наяву и правильно сидентифицировал лежавший перед ним раскрытый дорожный баул с ёмкостью для переноски личных вещей. И далее мозг Аджаньги начал функционировать в режиме, обычном для любого земного жителя, обладающим средним уровнем интеллекта.

Он безошибочно выбрал из множества разнообразных предметов, наполнявших баул, новые свежие семейные трусы, майку, носки, кроссовки, тугие темно-синие джинсы и шерстяную темно-красную рубаху в чёрную клетку с длинным рукавом. Пошарив пальцами во внутреннем боковом отделении баула, Аджаньга вытащил оттуда пухлый бумажник, где хранились паспорт и военный билет на имя Куйсмана Сергея Герхардовича, а также – пачка российских рублей и американских долларов. Внимательно перечитав свои паспортные данные и пересчитав деньги, он засунул бумажник в нагрудный карман рубахи. Застегнул молнию замка на бауле, взялся правой рукой за широкие лямки, легко перекинул их через правое плечо, несколько раз подряд напряг и расслабил мышцы ног, рук, спины, живота, довольно улыбнулся, причем, улыбка получилась именно жабьей, стегоцефаличьей – углы толстых губ вытянулись не вверх, а вниз, ну, а главное – Аджаньга почувствовал себя уверенно в окружавшем его бесконечно чужом и непонятном мире.