Читать книгу "Пряжа из раскаленных угле - Анна Шведова"

Ленни вытащил из-за пазухи нарисованную на большом куске кожи карту и попытался разложить ее у себя на колене, но лошадь, удивленная непонятным маневром, недовольно взбрыкнула. И все-таки ему удалось показать мне место, куда он направлялся: крестик на карте, точка чуть выше места соединения двух линий гор – нагромождений острых пиков, как свидетельствовала карта. Рядом с той точкой протекала река Трайм, пересекая один из горных хребтов, она уходила на восток и впадала в море.

Может, он и прав. Может, у меня куда меньше выбора, чем я по наивности своей предполагала.

Тогда-то я и решила, куда отправлюсь дальше. В тот самый город, который стоял на морском берегу в месте впадения реки. Маленький поблекший кружок, название которого трудно было разобрать.

– Как называется этот город?

– Вартини, кажется.

– Что ж, Вартини так Вартини. Если я тебе и правда не в тягость, то я поеду с тобой.

С Ленни я доберусь до реки, а там уж постараюсь найти провожатого и до моря. Валдесу меня не найти.

Ленни медленно кивнул, окинув меня задумчивым взглядом.

Так, в сравнительно счастливом успокоении я проехала еще несколько дней. Дорога была местами слегка заснеженной и твердой, а местами размякшей, тяжелой, зима то отступала, то проявляла норов. Невысокие холмы сменились крутыми утесами и оврагами, объезжать которые приходилось часами. Было просто холодно, зябко и мокро – несколько дней дождь шел не переставая.

Но мы теперь не спешили и позволяли себе пережидать особо сильное ненастье в тепле под крышей. О причинах я не спрашивала, но полагала, что Ленни не был бы так беспечен, будь погоня рядом. Значит, след наш все-таки потерян. Постепенно я и сама стала забывать Валдеса и ужасы первых дней пути, даже стала находить удовольствие в неспешной езде среди незнакомых холмов и долин и не раз представляла в своем воображении далекий город на берегу моря, где мне предстоит поселиться. Воображаемые картины согревали меня, я успокаивалась и теперь куда веселей смотрела на свое будущее. О том, когда и как я туда доберусь, и доберусь ли вообще – я старалась не думать. Толку-то?

Мы больше не меняли лошадей на каждом перегоне, но ехали настолько спокойно, чтобы менять их и не приходилось. Теперь Ленни предпочитал выбирать для нашего ночлега приличные постоялые дворы и не слишком торопился выехать поутру с рассветом. Он стал чаще и подолгу оставлять меня одну – обычно рыская по окрестностям в поисках новостей, но меня не волновали его отлучки: это его дело, где искать развлечения, я ему не судья и не жена. Теперь меня ждал мой город у моря. Могу и потерпеть.

Мы больше не избегали крупных селений и шумных толп и с удовольствием бродили по местным лавкам, выбирая подходящую одежду для дальнейшего путешествия. Мои денежные запасы таяли, в то время как Ленни пополнял их в любом трактире, где бросали кости, так что я начинала подумывать о том, не заняться ли в дороге вышивкой – вечера-то, которые я обычно в одиночестве проводила в гостинице, тянутся долго.

Между тем к концу третьей недели мы выехали из Внутренней Империи, как называлась вся обширная равнинная часть Дарвазеи, и въехали в Верхнюю, предгорную, красоты которой заставляли меня непроизвольно ахать с каждым новым поворотом тропы между высокими холмами.

Пока мы ехали по равнинам или даже поднялись в предгорья, дорогу выбирать было легко, но нам предстоял путь через горы, которые Ленни знал не слишком хорошо, а поскольку в горах испросить совет будет не у кого, мы решили нанять проводника. В поисках его мы и застряли в Шортиге, маленьком городке у подножия Кошачьей горы, которая издали действительно напоминала лежащую кошку.

Шортига вытянулась вдоль Кошки двумя длинными извилистыми улицами, лежащими одна над другой двумя террасами и сходящимися в одной точке – на большой рыночной площади. Здесь же красовалась «Выбор Ниниели», лучшая городская гостиница и местная гордость, и дом городского головы, и величественная ратуша с часами. Дома в городе были сложены из камня, благо этого добра здесь было вдоволь, и украшены резными балками из потемневшего от сырости и времени дерева, а крыши пестрели темно-рыжей черепицей, производящейся исключительно из местной, темной глины.

Город мне понравился, может, потому, что нудный дождь, преследовавший нас последние три дня, прекратился и погода если не наладилась совсем, то докучать сыростью перестала. А может потому, что в отличие от других селений, которых за последнее время мы миновали немало, Шортига с ее аккуратно замощенными улицами была опрятна и ухожена, и сулила отдых, а близость горы придавала ее облику приятный колорит. Поэтому я охотно согласилась остаться здесь на пару дней, пока не найдется подходящий проводник в горы, цепь которых вздымалась на юго-востоке от Кошки и вселяла в меня неясное беспокойство.

К моему удивлению, Ленни проехал мимо «Выбора Ниниели» и остановился у небольшой гостиницы с потрепанной вывеской почти на восточной окраине Шортиги. Гостиница была настолько мала, что для нас с трудом нашлись две приличные комнаты, а о горячей ванне я могла только мечтать. Но хозяйка была мила и заботлива, постель чиста и опрятна, еда сытна, и вскоре я уже по достоинству оценила выбор Ленни и перестала беспокоиться.

В поисках проводника мы задержались в Шортиге дольше, чем ожидали. Четыре дня подряд Ленни исчезал из гостиницы поутру, чтобы появиться где-нибудь под вечер и сообщить, что поиски успехом не увенчались. Я же была полностью предоставлена самой себе и мало была тому огорчена. Лолота, нестарая еще хозяйка гостиницы, оказалась женщиной приятной во многих отношениях, а потому как только мы нашли общий язык, то обсудили проблемы слишком быстрого ветшания белья, которое неумелые прачки изводят щелочью без меры, выглаживания плотных полотняных портьер, потому что утюги по такой погоде слишком быстро стынут, и качества тесьмы, без которой не обходится ни один наряд здешних дам. Я настаивала, что курманская тесьма лучше, потому что в нее добавляют волокна из настоящего мягкого дерева, которое тянется, но не рвется, а Лолота отдавала предпочтение тесьме, привозимой из Мастары… Время в разговорах шло незаметно, а я вдруг поняла, что скучаю по своей мастерской, по милой болтовне девушек за прилавком, и беззлобным сплетням вышивальщиц-мастериц, и беготне приказчиков, и даже высокомерию некоторых дам, приходящихся в лавку за новым украшением. Мне не хватало этих простых и незатейливых забот, когда худшее, что с тобой происходит, это потеря нескольких дукатов за непроданное платье; когда вселенская катастрофа уменьшается до размеров кособокой вышивки или порванного камзола… Как все тогда было просто и понятно! И как все непросто и непонятно сейчас.

Иногда горькие мысли так досаждали мне, что я убегала от них прочь из гостиницы и бродила по улицам Шортиги неузнанная и никому не известная. Но тоска настигала меня даже на шумном рынке. Я перебирала в руках гроздья шнуров, висящих над лавкой подобно разноцветному венику, или поглаживала тонкий ворс сукна, лежащего в рулоне, или примеряла к руке изящные ножницы, а сама вспоминала о том, что утеряно навсегда и не вернется – покой и простота. Мое нынешнее спокойствие было эфемерным, я только уговаривала себя, что спокойна, на самом же деле я беспрестанно думала о том, что ждет меня впереди, какие беды и заботы, какие препятствия и какие люди. Не было и прошлой невинной простоты – все усложнилось, и прежде всего я сама. Кто я? Я боялась задавать себе этот вопрос с тех самых пор, как едва не удавила Пехеба собственным поясом, а еще больше – после происшествия на болоте. Потому что я боялась узнать ответ. Узнать то, что я омерзительное чудовище, которое милосердные боги лишили памяти, чтобы оно никогда больше не могло применить свое странное и ужасающее магическое могущество…