Читать книгу "Русский дневник - Джон Эрнст Стейнбек"

Учитель расспрашивал нас о нашем правительстве. Он хотел больше узнать о Верховном суде, о том, как избирается президент, как избирается конгресс. Он спрашивал, имеет ли президент право объявлять войну, какую власть имеет государственный департамент и насколько американское правительство близко к народу.

Мы ответили, что не думаем, что президент имеет очень большую власть, но, может быть, у него есть какая-то непрямая власть, мы не знаем. Они хотели бы знать, что за человек Трумэн, но мы не знали, что он за человек. Наш хозяин тепло говорил о Рузвельте. Он сказал, что люди в России очень любили его и доверяли ему и что его смерть была для них как смерть отца.

…Пройдет немного времени, и селяне станут хорошо питаться и жить в хороших домах, тогда людям не придется так напряженно работать.

Он спросил:

– Вы его знали? Вы с ним когда-нибудь встречались?

И я сказал:

– Да.

Тут он попросил:

– Расскажите об этом. Как он говорил, в какой манере? Может быть, вы знаете какие-то случаи из его жизни, которые помогут нам его понять?

Потом агроном расспрашивал об атомной энергии – не о бомбе, а о том, будут ли в Америке как-то созидательно использовать деление ядер.

Мы ответили:

– Нам это неизвестно. Думаем, что будут. Мы считаем, что уже многое делается, и проводится много экспериментов уже, чтобы использовать эту энергию, а также применять побочные продукты деления для медицинских исследований. Мы знаем, что если с этой новой энергией обращаться правильно, то она может изменить мир, но и если ее неправильно применять, то она тоже изменит мир.

Тут люди, сидящие за столом, заговорили о будущем своего хозяйства. Через год или два оно будет электрифицировано и механизировано. Они очень гордятся своим хозяйством. Вскоре, говорили они, в хозяйство начнут поступать новые трактора, пройдет немного времени, и селяне станут хорошо питаться и жить в хороших домах, тогда людям не придется так напряженно работать.

– Приезжайте к нам снова через год, – говорили они, – и вы увидите, как здесь все изменится. Мы начнем строить кирпичные дома, у нас и клуб будет из кирпича, и крыши будем крыть черепицей, и жизнь станет не такой тяжелой.

Почти все время нашего пребывания здесь наш водитель проспал. Со сном у этого человека все было просто замечательно. Мы его разбудили, и он завел свою машину, у которой работало примерно четыре цилиндра из восьми.

Мы распрощались со всеми. Управляющий и агроном проводили нас до пересечения дорог. Управляющий попросил прислать несколько сделанных здесь фотографий, чтобы повесить их в клубе, и мы это сделаем.

На обратном пути в Киев мы забились на заднее сиденье и заснули от усталости и переедания. Так что мы не знаем, сколько раз водитель останавливал машину, чтобы залить воду, и сколько раз она ломалась. В Киеве мы выскочили из машины, сразу бросились в постель и проспали около двенадцати часов.

На следующее утро мы пошли к реке, чтобы посмотреть на баржи, которыми с севера и с юга везут продукты на рынки Киева. Здесь были баржи с дровами и маленькие лодки, заваленные сеном. Здесь были огромные баржи, на которых по реке к городу доставляли помидоры, огурцы и капусту. Это была продукция колхозов, которую продавали на свободном рынке. Мы последовали за этими товарами на рынок, который находился наверху, в городе. Здесь было множество продавцов, которые сидели длинными рядами, выставив перед собой свои товары. Это были в основном старики и дети, потому что молодые люди собирали в поле урожай.

СССР. Украина. Киев. 1947

С рынка мы отправились в гигантскую пекарню, где выпекают черный хлеб для всего города. На входе директор набросил на нас белые халаты. Часть пекарни разрушена, она сейчас перестраивается и расширяется. Директор рассказал нам, что в то время, когда город находился в осаде, хлебозавод продолжал работать, и, даже когда бомбы падали на его корпуса, здесь продолжали печь хлеб.

Здесь были горы хлеба. Хлебозавод был полностью механизирован и оснащен автоматическими смесителями, тестомешалками и печами. Черный хлеб длинными цепочками проходил через печи и сразу перегружался на подводы для доставки в город.

Работники очень гордились своим хлебозаводом, а директор спросил нас, есть ли в Америке такие замечательные предприятия. Здесь мы снова столкнулись с особенностью, с которой сталкивались очень часто: русские были уверены в том, что именно они изобрели все эти вещи. Они любят автоматику, и их мечта автоматизировать практически все процессы. Для них средства механизации означают легкость и комфорт, а также много продуктов и всеобщее процветание. Они любят машины так же, как любят их американцы, и новый автомобиль всегда собирает вокруг себя толпу людей, которые смотрят на него почти с благоговением.

…Я попросил перевести свои переведенные ответы с русского обратно на английский. Предчувствия не обманули: записанные ответы и близко не соответствовали тому, что я сказал…

Днем у меня брали интервью для украинского литературного журнала. Это было очень долгое и болезненное испытание. Редактор, настороженный маленький человечек с треугольным лицом, задавал вопросы длиной в два абзаца. Потом шел перевод, и к тому времени, как я понимал конец вопроса, я уже забывал начало. Я старался отвечать на вопросы так точно, как только мог. Ответы переводились редактору и записывались. Вопросы были очень сложными и очень литературными. Отвечая на вопросы, я совсем не был уверен в точности перевода. Дело осложнялось двумя моментами. Во-первых, у нас с интервьюером был совершенно разный жизненный опыт. Во-вторых, мой английский, по всей вероятности, оказался слишком разговорным и его с трудом понимал переводчик, который изучал литературный английский язык. Чтобы понять, как меня поняли, я попросил перевести свои переведенные ответы с русского обратно на английский. Предчувствия не обманули: записанные ответы и близко не соответствовали тому, что я сказал в действительности. Это не было сделано специально, и дело здесь было даже не в трудностях перевода с одного языка на другой. Тут было нечто большее, чем языковые проблемы. Это была попытка перевода с одного образа мышления на другой. Наши собеседники были приятные и честные люди, но мы так и не смогли войти с ними в тесный языковой контакт. Это интервью стало последним – больше я подобных попыток не делал. И когда в Москве меня попросили дать интервью, я предложил, чтобы вопросы представили мне в письменном виде, чтобы я смог их обдумать, ответить на них по-английски, а затем проверить перевод. А поскольку этого сделано не было, интервью у меня больше не брали.

Куда бы мы ни приходили, вопросы нам задавали схожие. Постепенно мы обнаружили, что все они восходят к одному источнику. Украинские интеллектуалы черпали все свои вопросы, как политические, так и литературные, из статей, которые они читали в газете «Правда». Скоро мы уже могли предвосхищать вопросы до того, как их нам зададут, потому что почти наизусть знали статьи, на которых эти вопросы основывались.