Читать книгу "Красный Крест - Саша Филипенко"

«Никто над вами не издевается, товарищ Павкова! Я просто демонстрирую собравшимся, что вы слишком вспыльчивы! Лично я не уверена, что такой человек может быть хорошей мамой».

Я встала и ушла. Не могла больше этого терпеть. Я не оправдываю себя. Я понимаю, что ради ребят, которые были в детском доме, должна была выдержать и этот экзамен, но я не смогла.

– У вас не возникало мысли покончить с собой?

– Что?!

– Я спрашиваю, почему после всего, что вам пришлось пережить, вы не покончили жизнь самоубийством?

– Потому что после срыва в тюремной больнице я пообещала себе, что проживу ровно столько, сколько мне отведено. Я должна была отыскать мужа и дочь. Узнав об их смерти – я должна была найти их могилы. Одно только то, что мой муж попал в плен, обеспечило меня заботами на всю жизнь. Я хотела помогать другим матерям и, конечно же, однажды найти его…

– Кого?

– Человека, которого подставила. Вы спрашиваете, почему я не покончила жизнь самоубийством, и я легко могу ответить вам: я жила потому только, что на этой земле меня держало последнее дело – я должна была отыскать неизвестного мне солдата и попросить у него прощения.

– Но за что вы хотели попросить прощения? – вдруг спрашивает Лера.

– Вам известна моя история?

– Да, Саша рассказывал мне.

– Тогда почему вы спрашиваете?

– Я спрашиваю, потому что не понимаю: за что вам просить прощения? Что вы такого сделали, чтобы у кого-то просить прощения?

– Я вписала фамилию другого человека.

– Ну так и что? Разве это на что-то могло повлиять? Вы что, действительно переживали из-за этого полвека?!

– А вы бы не стали переживать?

– Конечно, нет! Что за глупость! Что здесь такого?! Я понимаю, если бы вы выдумали какую-нибудь фамилию из головы, и вдруг оказалось, что такой человек действительно существует и его ни за что ни про что арестовывают. Я понимаю, если бы вы лично приговорили кого-нибудь к смерти, но вы же, насколько я понимаю, этого не сделали! Ну и что с того, что вы вписали фамилию какого-то там солдата дважды? Что с того?! Он же уже был в списке! Вы понимаете, что ровным счетом ни на что не повлияли?! Его что, по-вашему, дважды судили? Два раза отправили в ГУЛАГ? Вы думаете, энкавэдэшники особо рьяно бросились его искать и дважды расстреляли? Я правда не понимаю – вы действительно столько лет расстраивались из-за такой ерунды?!

– Я думала, что поднесла к его фамилии увеличительное стекло…

– Но это же глупость! Это же совсем не так!

– Более того, я переживала, что стала соучастницей преступления. Был список, который составила судьба, и была фамилия, которую я добавила в него лично.

– Ну и что с того? Ну добавили и добавили! Был список, вы повторили в нем фамилию, и поступок этот не мог ни на что повлиять и ничего изменить – какое же здесь преступление?

– Пятьдесят лет я полагала, что преступление против совести…

– Но это же совсем не так! Вы же не добавили эту фамилию – вы просто продублировали ее. Это как стрелять в труп! Но стрелять в труп – это обыкновенное хулиганство, а не убийство.

– Хулиганство это только в том случае, если в момент выстрела вы знаете, что человек уже труп, а, исправляя список, я этого не знала…

Я беру Леру за руку, и она понимает, что лучше замолчать. Татьяна Алексеевна несколько мгновений смотрит в окно и после тяжелой паузы продолжает рассказ:

– Так или иначе, будучи, по вашему мнению, полной дурой, я начала свои последние поиски. Обнаружив места захоронения Леши, Аси и даже Пашки Азарова, я поняла, что у меня остается один лишь последний бой. Я должна была узнать о судьбе человека, чью фамилию напечатала дважды.

– И вы стали отправлять новые запросы?

– Да. Я составляла новые обращения, но дело теперь осложнялось тем, что я помнила лишь фамилию и инициалы… Впрочем, думаю, нам лучше закончить этот разговор…

– Нет, Татьяна Алексеевна, прошу вас, Лера не это имела в виду.

– Не нужно говорить за меня. Я имела в виду ровно то, что спросила, но я не хотела вас обидеть, я просто действительно совершенно не понимаю, за что вы вините себя…

– Татьяна Алексеевна, прошу вас, расскажите, как вы все эти годы…

– Как я жила? Обыкновенно. Пока руки мои помнили – набирала самиздат. Вместе с Ядвигой мы помогали другим родственникам находить близких, и поверьте мне, Саша, порой достать информацию из наших архивов было ничуть не легче, чем вытащить самого человека из лагеря. Почти все свободное время я рисовала, и к концу 80-х картин скопилось так много, что Ядвига предложила мне сделать выставку. Я с юмором отнеслась к этой идее, но подруга настояла. С развалом Союза мои полотна начали путешествовать. Кажется, в 93-м я оказалась с картинами в Милане. Вспомнив, что всего в ста километрах, на озере Лугано меня ждет мой милый Ромео, я отправилась в небольшой городок Порлецца. Вы будете смеяться, но я нашла его. Спустя шестьдесят с лишним лет мы вновь сидели на той же Сан-Микеле. Той гостиницы, в которой я однажды пряталась от возлюбленного, больше не было, зато остались озеро и горы. Такая красота! Теперь во все это просто невозможно было поверить. Ромео не сразу вспомнил, кто я, но затем рассказал, что несколько недель действительно честно ждал меня в кафе по соседству.

– А после?

– А после все, конечно, прошло.

«Ты был счастлив?» – по-итальянски спросила я.

«Счастлив? Да, в общем-то, да. У меня хорошая семья, трое детей и восемь внуков. Я открыл здесь собственную мастерскую. Вместе со старшим сыном мы ремонтируем машины. Средний уехал во Флоренцию, младший перебрался в Локарно. Да, думаю, я счастлив. Моя жизнь прошла хорошо, разве что с командой не очень повезло. Ты же знаешь, у нас тут в деревне не могло быть нормального футбольного клуба, поэтому я выбрал “Болонью”. До войны они пять раз становились чемпионами Италии, но после сороковых порадовали меня лишь единожды. Наверное, если бы в моей жизни можно было что-нибудь изменить – я бы выбрал другую команду. Ну а ты как? У тебя есть семья?»

«Да, была…»

«Ты приехала в Порлеццу специально, чтобы увидеть меня?»

«Даже не знаю, зачем я приехала… Просто оказалась вдруг рядом… Ты помнишь, почему мы тогда расстались?»

«Нет. Кажется, что-то расстроило тебя. А ты помнишь?»

«Не-а…» – соврала я.

Я много путешествовала. Зачем-то объехала едва ли не всю Европу. Картины, на которых изображены Ася и Леша, теперь есть в частных коллекциях Берлина и Штутгарта, Копенгагена и Лиона. Кажется, только здесь, в Минске, они никому не нужны. Несколько лет назад моя выставка прошла в Женеве. Выбрав свободный день, я отправилась в архив Красного Креста. Никаких согласований, никаких долгих месяцев в ожидании ответа – я объяснила, что хочу увидеть переписку с Советским Союзом, и меня усадили в небольшой кабинет. Архивариус поставил на стол несколько боксов, и я принялась листать письма, которые когда-то отсылала сюда. Среди прочего я нашла список, в котором швейцарцы скрупулезно описывали судьбы связанных c СССР писем и телеграмм.