Читать книгу "Марина Голуб в жизни, театре, кино. Воспоминания друзей - Виктор Борзенко"

Единственное, что я понимала, так это то, что Васса – не Марина Голуб. Но как ее играть?

И снова я плакала, мучилась, умирала. Мне вдруг показалось, что я стала заложницей суровых обстоятельств, а главное, сама же не даю ходу своей героине.

Тогда бессонными ночами я стала думать о силе этой женщины. Через что сила? Что такое сильный человек, которому очень плохо? Что такое сильный человек, который раздавлен? Это очень интересные вещи, их предстояло найти. Не через крик, не через истерику, а через что-то другое. Вот в таких муках рождалась моя Васса…

…Я всегда предлагаю варианты.

Однажды мы придумали сцену, когда матрос Пятёркин чистит Вассе сапоги. Я облокачиваюсь на его плечи, и вдруг он меня обнимает. Это решение возникло, знаете, не от ума, а от сердца. Судите сами. Любовь и чувства в ее жизни давно закончились. Она вырастила детей, муж её бил, потом спился, потом стал растлевать малолетних, и ей пришлось убедить его, что надо уйти из жизни. Её судьба по-женски складывалась трагически… И вот она приходит, усталая, домой и появляется Пятёркин, этакий с пошлинкой человек. И он вдруг на Вассу начинает смотреть немножко так по-мужски: «Ну, что, она ещё ничего».

Могло быть такое? Васса пришла уставшая, столкнулась с ним и говорит, что взяточники кругом, души продажные, что делать – неясно.

– А вот давайте сапоги почищу, – говорит он.

Чистит Вассе сапоги, она облокотилась, и он вдруг раз и обнял.

Васса могла бы стукнуть и сказать:

– Да пошёл ты вон отсюда, холоп!

А она почувствовала тепло. Я думаю, что у зрителей в жизни такие моменты тоже бывали. Когда так устаёшь, на душе погано и думаешь:

– Господи, вот просто кто-то бы сейчас обнял тебя. Просто какое-то тепло мужское, какая-то рука… И тебе стало бы гораздо легче.

Пятёркин обнимает Вассу, и она даже что-то чувствует, а потом понимает, что ничего себе уже позволить не может. Достаёт деньги, кладёт на стол и со словами:

– Шубу повесь, – уходит.

Это режиссура. Хотя в пьесе такой сцены не вычитаешь[28].

Марина Голуб играла Вассу как на крупном плане в кино: выстраивала подробнейшую партитуру душевных переживаний и физического угасания своей героини.

В первой сцене она моет похмельному мужу голову, уговаривая его принять яд так, словно речь идёт о лекарстве, которое способно облегчить страдания, улучшить жизнь. В ответ он звереет и резким движением макает Вассу головой в ванну. Она мужественно поднимается: из носу хлещет кровь, ясный до того голос становился хриплым. И эта хрипота с того момента будет постепенно нарастать от сцены к сцене.

– То, как Марина играла Вассу, описать невозможно, – говорит Ксения Лаврова-Глинка – исполнительница роли Рашели. – В момент, где мне нужно было плакать, она по-актёрски мне очень помогала. Как она играла смерть, как она играла предсмертный приступ, как умирала в кресле, и лицо ее становилось тяжёлым, каменным, мертвели губы, отвисала челюсть…

Всякий раз, когда моя Рашель подходила к Вассе проститься и наклонялась над ней, у Марины по щеке непременно катилась слеза. Сколько бы спектаклей мы ни играли, я не переставала удивляться этому мастерству: казалось бы, Васса уже умерла, актриса внутренне может расслабиться и ждать перемены картины, но Марина жила своей Вассой даже после финала. Была потрясающе сыгранная роль!

* * *

О премьере написали все ведущие издания. Рецензии были неоднозначными, но все критики непременно сообщали своим читателям о том, что характерная, комедийная актриса Марина Голуб предстала в непривычном трагическом амплуа. Москва потянулась смотреть. Довольно быстро постановка стала одним из самых аншлаговых спектаклей столицы.

«Госпожу Голуб принято считать актрисой характерной, комедийной, весёлой, – писал в рецензии Роман Должанский. – Роль, однако, получилась очень серьёзной, содержательной, насыщенной. Дело не в том, что Лев Эренбург решительно сломал некий стереотип: играть Вассу не громогласной матроной и не властной старухой – уже давно не означает совершить революцию на театре. Дело в том, что Железнова получилась у госпожи Голуб действительно объёмной – здесь она хлопотливая, словоохотливая тётка, тут смертельно уставшая от непосильного груза женщина, а там железная домоправительница. Ей приходится быть разной (и актриса очень хорошо оправдывает эти переходы, не превращая героиню ни в переменчивую истеричку, ни в коварного оборотня), но не получается быть счастливой. Бесформенно и грузно лежит в финале она, мёртвая, в своём кресле, а рука в смертельной судороге сжимает волосы дочери. Что будет с имуществом, волнует в этот момент только революционерку Рашель, а дочь покойной запоздало плачет: «Я хочу побыть с тобой, мамочка…»[29].

«При таком сценическом раскладе роль Вассы – и без того центральная в пьесе – приобретает особое значение, – писала в своей рецензии Марина Давыдова. – Имеющая длиннющий шлейф сценической традиции (Серафима Бирман, Фаина Раневская, Вера Пашенная, Инна Чурикова), роль досталась, на сей раз, актрисе блистательного комедийного дара Марине Голуб. И надо отдать должное ее уму и сценической интуиции: этот свой дар она использует в спектакле в очень умеренных дозах. Голуб играет серьёзно, масштабно, тем паче, что гэгов и сценических костылей, в изобилии розданных другим персонажам, у неё практически нет.

Две сцены – суицид мужа (в пьесе она травит супруга, у Эренбурга лишь провоцирует на самоубийство) и собственная смерть в финале – явно удаются и актрисе, и режиссёру. Они призваны доказать центральную мысль спектакля: только в этой грузной и, в сущности, несчастной женщине ещё живо какое-то представление о долге. Остальные руководствуются лишь инстинктами.

Железнова-Голуб пытается, чтобы ее домочадцы хоть какой-то порядок соблюдали в своих буйных играх. И смерть её не случайна, как в пьесе, а закономерна. Тут хаос жизни побеждает нравственный закон за явным преимуществом»[30].

– Мне кажется, когда Марина ступила на путь трагической актрисы, она погрузилась в какое-то другое измерение, – говорит Деклан Доннеллан. – В Вассе она вытаскивала из себя необыкновенную силу воли и, вообще, очень жёсткий стержень, чем, признаюсь, пугала меня, потому что я не мог узнать так полюбившуюся мне добрую, жизнерадостную Марину. Она превращалась в невероятно сильную, строгую, сухую женщину. И это было самое замечательное и столь редко встречающееся в актёрском мире качество.

Лев Эренбург, режиссер-постановщик спектакля:

– Вы говорите, что я осуществил мечту Марины… А ведь дело вовсе не во мне. Я думаю, что Марина Голуб хотела сыграть роль Вассы в принципе – не важно, я буду ставить спектакль или кто-то другой. Это надо отметить для того, чтобы быть честным.