Читать книгу "Летний понедельник - Люси Уокер"

— Нет у меня никаких проблем. Это все жара, я устала, все меня раздражает, и только. Подкрашусь у Викки. — Она развернулась к выходу. — И мне наплевать, что значит «косвенный соучастник»!

— Ради бога, забудь ты о вашем споре. Это слишком запутанное понятие, Инспектор Райли в общем и целом прав. Кому, как не ему, это знать. Он же профессионал. Нельзя всегда выигрывать споры, Денни, так не бывает.

— Мы не только об этом спорили, — бросила Денни на ходу. — Ладно, увидимся, когда я в следующий раз приеду в город. Если вообще приеду.

Она прошла мимо машинисток и выскочила в коридор. Мэри стояла у стола и слушала, как замирают вдали ее шаги. Было во всем этом что-то трагическое. И эти ее последние слова… «Если вообще приеду»! В случае поражения или непонимания со стороны окружающих все Монтгомери были склонны к мелодраматическим выступлениям. Так что слова Денни вполне могли ничего не значить.

В кабинет вошла секретарша:

— К вам миссис Килмор. Ей назначено.

Мэри кивнула и попросила:

— Анна, напомни, чтобы я позвонила своей сестре Викки. Только не забудь, ладно?

Мэри не могла припомнить случая, когда видела Денни в слезах. Если она и плакала, когда умер Джон, то этого никто не видел.

Дом Викки располагался на восточном берегу залива и представлял собой белое двухэтажное здание с зеленой черепичной крышей. На ровной изумрудной лужайке тут и там росли высокие эвкалипты, крыльцо, увивал плющ. Вдоль забора и позади дома виднелись кусты гибискуса, олеандра и бугенвиллеи.

Все Монтгомери спешили сюда по любому поводу, и не только потому, что признавали — местечко очень славным (это был чуть ли не единственный пункт, по которому семейство проявляло завидное единодушие), но еще и потому, что кладовые в доме всегда ломились от запасов, а в холодильнике и морозильнике прятались изысканные кушанья. Викки слыла первоклассным поваром, и появление гостя означало лишний повод продемонстрировать свое искусство. Чашки тут же спускались с модных зеленых полок, и новые рецепты приводились в действие.

Прежде чем отправиться к Викки, Денни заехала на рынок забрать со стоянки фургон. Кроме того у нее оставались там еще кое-какие мелкие дела. Стоянка была пуста, Тони Манигани и остальные рыцари давно разъехались по домам, так что кричать «Хей-а!» было некому, к тому же у Денни сейчас было совсем не то настроение. Она являлась косвенной соучастницей преступления, и по ней тюрьма плакала, если не виселица.

Тони поднял в ее фургоне все стекла — на случай, если кто-нибудь решит забраться внутрь. Денни открыла водительскую дверцу вторым ключом и очутилась в невыносимо удушливом пекле. Она тут же кинулась открывать окна и только потом захлопнула дверцу. Вытянув ноги, откинулась на спинку. Достала из сумочки сигареты со спичками, бросила на заднее сиденье газеты. «Почему я никак не прочитаю вас? — обратилась она к печатным изданиям. — Может, через минутку…».

Денни сидела и курила, уставившись пустыми глазами на ветровое стекло. Она так и не побывала в полиции и никому не рассказала о том, где прячется Джек Смит. Почему?

«Да что я, в самом деле, совсем с ума сошла?» — возмутилась она собственной нерешительности, но в душе знала, что просто не в состоянии пойти в полицию. Она попыталась хоть как-то объяснить свое молчание. Что ж, она ведь дала обещание. Как может человек нарушить свое слово? Библия выступает против этого. И школа, в которую она ходила, не одобряла клятвопреступников. Не найдется ни одного человека на свете, кто снисходительно отнесся бы к такому поступку. Или найдется? К примеру, возьмем священника. Он вовсе не обязан рассказывать то, что услышит на исповеди. Или доктора — он тоже не имеет права выдавать тайны своих пациентов. И все потому, что они принесли обет молчания, дали клятву. Ее обещание тоже можно считать клятвой, так ведь? Так чего же она переживает?

А переживала Денни вот почему: она никак не могла разобраться, отчего ей не хочется рассказывать о Джеке Смите, и обещание молчать тут было ни при чем.

Хоть она и родилась в Австралии, ее предками были ирландцы, презиравшие стукачей. В Ирландии стукачей ставили к стенке и расстреливали. Стукачество считалось позором, а стукачи — подлецами из подлецов. Сестры Монтгомери выросли на сказках своей далекой родины. Эльфы, феи, духи огня, живущие в каминах, — вот чем были пропитаны эти сказки; но, кроме них, дети слышали зловещие истории из жизни своего рода, а там злодеем и отрицательным героем всегда оказывался стукач.

Дедушка Денни был убит во время смуты в восьмидесятых, по официальной версии — из-за религиозных и политических противоречий в среде необразованных крестьян. Однако Теодора, вернувшись из поездки в Ирландию, привезла с собой совершенно невероятную версию: все случилось из-за коровы, которую продавал некто по имени Райли. Этот Райли убил деда потому, что тот посчитал корову хорошей, но цену — слишком высокой. Семейство эту версию дружно забраковало. Человек по имени Райли предстал перед судом за убийство деда! И убийство должно носить политическую окраску, чтобы удовлетворить жажду Монтгомери к мелодраме.

«Райли!».

Денни затушила бычок и прикурила следующую сигарету.

Само собой, в Ирландии проживали миллионы Райли, так же как и Монтгомери набралось бы не меньше пары дюжин. Но что, если инспектор Райли его потомок? Достаточно взглянуть на него, чтобы понять: он сам или его отец — выходцы из Ирландии. Того Райли, который убил их деда, оправдали. В те времена в Ирландии существовало только одно тяжкое преступление — «предумышленное убийство», все остальное не считалось. Никто не смог доказать, что Райли замыслил убить деда, и его оправдали.

Может быть, инспектор Райли простит Денни и не зачислит ее в список косвенных соучастников? Это было бы справедливо. Еще один Монтгомери не должен умереть только потому, что Райли прорвались к власти. Отпустили же того Райли в Ирландии, так почему бы не сделать то же с Монтгомери здесь, в Австралии? Это же внутрисемейная разборка.

В душе Денни уже начала считать Райли потомком семейного врага. Это было ей на руку. Девушка воспряла духом. Мысли ее сделали полный круг — от переживаний за Джека Смита до переживаний за собственную шкуру. Теперь она готова отправиться к Викки. Ей стало лучше, намного лучше. Да это просто дар Господень! То, что она вспомнила о том Райли. Ее отец всегда относился с предубеждением к любому человеку по фамилии Райли. Будучи приходским священником в Пеппер-Три-Бей, он всегда ругался с архиепископом по принципиальным соображениям. Того архиепископа звали Райли.

Денни выбросила окурок в окно и повернула ключ зажигания. Потом вспомнила, что штраф за выброшенную из окна непотушенную сигарету в сезон пожаров — пятьдесят фунтов. Она вылезла, подобрала окурок и затолкала его в пепельницу.

— Я бы любого, кто на моей земле такое сделал, насмерть зарубила, — сказала она вслух, и снова вспомнила о том, как Джек Смит угрожал ей пожаром. И снова пала духом. «Господи, ну почему его никак не поймают?»