Читать книгу "Все ради любви - Элис Петерсон"

Фотограф рассказал, что с миссис Робертс было очень сложно работать. Он даже назвал ее неврастеничкой. Ей не понравилось его присутствие, она отругала его за то, что не разулся, что притащил кучу оборудования и вообще «везде совал свой нос».

Я усаживаюсь в кресле поудобнее.

– Я могу понять, почему вы хотите показать свой сад и теплицу.

Я рассказываю миссис Робертс об огороде моей бабушки в Корнуолле, который всегда был предметом ее гордости и поводом для радости. Потом добавляю, что, несмотря на это, если бы продавала наш дом, то лучше поместила бы на обложку вид на море из гостиной.

– В этот вид просто нельзя не влюбиться.

Я показываю на фото ее особняка, сделанное нашим фотографом.

– Такой дом точно купят.

– По брошюре, – спустя почти час произносит миссис Робертс, когда наконец-то понимает, что, возможно, понадобится профессиональный фотограф, хотя ее мужу это точно не понравится. Она достает из сумки кучу листочков с короткими текстами. Миссис Робертс считает, что все это может пригодиться при составлении брошюры. Увидев масштаб бедствия, я начинаю проклинать про себя все на свете.

– Никто не станет это читать, – говорю я, слыша, как к двери кабинета подходит Уорд. На его лице недоумение – почему я так долго? Он стучится, заходит, представляется миссис Робертс.

– Не помешаю? – Уорд садится в кресло.

«Не вздумай испортить дело», – думаю я про себя, понимая, что теперь мне придется произвести на него впечатление.

Я продолжаю:

– Миссис Робертс, для брошюры необходимо мнение всего троих.

– Троих? – говорит она удрученно, глядя на Уорда в надежде, что тот возразит. Но он кивает.

– Во-первых, агента, потому что ему за нее заплачено. Во-вторых, мое. И только в-третьих, покупателя, потому что это ваш дом, в конце концов, и покупателем он станет только после того, как его купит. Самое важное: дом красивый, не очень далеко от Лондона, с пятью спальнями и зимним садом, тремя акрами земли, рядом несколько хороших школ, у дома второй класс по рейтингу, плюс у вас прекрасная оранжерея, которую, я уверена, уж как-нибудь-то мы упомянуть в брошюре сможем, – выпаливаю я с улыбкой. Хоть бы она не расплакалась. Нет, поздно…

– У меня прекрасная теплица, – говорит она Уорду, который сейчас явно не в своей тарелке. – Ее построил мой сын. Видите ли, он умер четыре года назад.

Шесть часов вечера. Миссис Робертс ушла всего пять минут назад, и в офисе остались только мы с Уордом. Последние полчаса я провела, держа Мэри (теперь мы на «ты») за руку и слушая ее трогательные рассказы о сыне. Не дать ей выговориться я просто не могла. Когда я уже собираюсь уходить, я слышу из кабинета Уорда, как он разговаривает с женой:

– Да не знаю я, когда вернусь. Марина, давай без глупостей.

Я решила не мешать ему. Спускаюсь вниз, неся на руках Спада, одновременно размышляя, что приготовить сегодня на ужин. Айла обожает котлеты по-киевски, но для моей талии это убийство. Кроме того, нужно собрать дочь на выходные. Интересно, как выглядит девушка Дэна?

– Дженьюэри! Подожди!

Я поворачиваюсь и вижу на верхней ступеньке лестницы Уорда.

– Уверен, после всего этого тебе просто необходимо выпить, – говорит мой начальник. И, заметив мое замешательство, добавляет:

– Если, конечно, ты никуда не спешишь.

Уорд открывает сервант в офисе и достает бутылочку красного вина и пару бокалов. Он наливает мне вина, а я вижу на его правой руке почти заживший шрам.

– Откуда он? – спрашиваю я.

– Шрам-то? Детские шалости! Обжегся о радиатор. По-моему, ты замечательно справилась с Мэри.

Я рассказываю Уорду про ее сына, Джорджа, который рос в ее уютном гнездышке, и когда фотограф пришел сделать снимки дома, это было для нее уже чересчур. В глубине души она не хочет продавать этот дом. «Я такая глупая», – заметила она напоследок.

– Ее сыну был всего тридцать один год, представляете, Уорд? Он умер от опухоли головного мозга, и у него остались жена и маленький ребенок. Ее внук играл в их саду, помогал собирать помидоры в теплице, – говорю я.

Не желая допустить неловкую паузу, тут же продолжаю:

– Мэри сказала, что с мужем они на эту тему не разговаривают. Она изо всех сил пытается справиться со всем этим кошмаром сама. Единственное ее прибежище – сад.

– Думаю, каждый справляется с горем по-своему, – замечает Уорд.

– Дом – это ведь не просто дом, правда? Каждый дом – словно дневник памяти, где у всех комнат есть своя собственная история, – говорю я.

– Но когда приходится переезжать, сразу впечатление, что ты никогда здесь и не жил, – отражает Уорд. – В одну реку дважды не войдешь. Все ушло навсегда.

– Это ее и пугает.

– Почему я стал агентом по продаже недвижимости? – двадцать минут спустя повторяет Уорд мой вопрос, подливая вина мне в бокал. – Я с детства хотел работать в этой сфере. Я мог часами собирать дома из «Лего». Странным я был ребенком, да. Большинство детей играли в футбол или регби, но этот кретин, – показывает он на себя, – хотел посетить Национальный фонд объектов исторического интереса. Ты ведь не будешь использовать эту информацию против меня?

– Продолжайте, – говорю я. Мне нравится его неожиданная открытость. Надо же, и в нем есть что-то человеческое…

– Когда в школе были каникулы, я ходил по офисам агентов, потому что они разрешали мне ковыряться в их брошюрах. Для меня это было все равно как очутиться на шоколадной фабрике. Наверное, я странный, – в его глазах поблескивает огонек, – а ты, Дженьюэри? Почему ты пошла в эту сферу? Хотела ли ты быть связанной с недвижимостью?

– Нет. Я ввязалась во все это совершенно случайно. Моя дочь пошла в начальную школу, я искала работу, а тут как раз подвернулась эта должность. И я вообще не знала, что такое «агент по продаже недвижимости».

– Могу тебя понять. До сих пор ненавижу все эти пафосные вечеринки. Собственно, никогда их и не любил, но с того момента, как я произношу: «Я агент по недвижимости», за столом начинают шушукаться, и я ловлю на себе косые взгляды. Наверное, даже налоговики и те выглядят более привлекательно.

– Или регулировщики.

– С ними мы, наверное, одинаковы по популярности. Иногда я делаю вид, что врач, но тогда боюсь, что, памятуя об этом, кто-нибудь грохнется в обморок или у кого-то застрянет кусок в горле, и я должен буду выполнять все процедуры… Что смешного?

– Я просто вспомнила бабушку. Во время ланча на какой-то конференции она целиком проглотила брюссельскую капусту, – хихикнула я. – Так вот, та встала поперек горла. Бабуля не могла дышать.

– От такого нельзя умереть, – говорит Уорд, и от его тона мне еще смешнее.

– А почему вы не назывались ветеринаром? Тогда не нужно было бы делать искусственное дыхание и все такое прочее.