Читать книгу "В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова"

— Гости? Ну, пусть проходят! — тут же отозвался из угла другой голос. — Отведи ее пока в костюмерную. Я сейчас!

Мы прошли в небольшую низенькую каморку со столом и продолговатыми ящиками вместо табуреток.

— Садитесь! — показал на ящики Гена.

Я взглянула на них с опаской — везет же мне на такие приглашения! Точно в таком ящике ребята прятали что — то на барже, а потом раскуривали, присев на него. Я продолжала стоять.

— А — а! — по — своему понял мои сомнения Гена и вытащил откуда — то зеленую чистую табуретку.

Он накрыл ее полотняным полотенцем и сказал, слегка согнувшись в поклоне:

— Садитесь, пожалуйста! Меня зовут Геннадием!

Как только я села, вошел еще один человек — большого роста и с залысинами. «Тот самый Колян!» — охнула я.

— Николай Кравец! — протянул он влажную руку.

Я со страхом пожала ее и быстро отдернула.

— Я, я зашла познакомиться, так сказать, прямо на рабочем месте, — сказала я, чуть ли не заикаясь. — Я пишу про ваш…

— Знаем — знаем! — перебил меня Гена, весело сверкая улыбкой. — А я вот впервые вижу живого корреспондента!

— В как — ком смысле? — опять чуть ли не заикаясь, спросила я. — В смысле — вы только мертвых видели?

Геннадий захохотал, запрокинув назад голову. Колян чуть улыбнулся, глядя на него. Я подумала, что человек, умеющий так смеяться, не способен на что — либо плохое. Гена хохотал долго и вкусно, как будто пил воду из ведра жадными большими глотками. Так хохочут только молодые беззаботные люди — без всякой причины.

«Смех без причины — признак дурачины!» — говорила моя первая бабушка, пряча лукавую улыбку. Моя вторая бабушка никогда не смеялась и сердилась, когда смеялись другие.

Отсмеявшись, парень сказал:

— Ну и Наталья у нас! Все корреспонденты — такие шутники или только ты? Ну, ладно, дело есть дело! Мы к вашим услугам! — церемонно сказал он, усаживаясь на ящик напротив меня.

— У меня несколько вопросов. Расскажите о себе!

— Рассказывать особенно нечего! — на правах старшего ответил Николай. — Вахта, отдых, снова вахта. Реку мы почти не видим. В нашем трюме четверо матросов. Вахта по двенадцать часов.

— Чем занимаетесь в свободное время?

— У нас его нет. Отоспишься — и снова на вахту.

— Долго вы работаете здесь?

— Я с самого начала, как построили плавкран, семь лет, — ответил Николай. — А до того тоже по реке ходил, только на буксире матросом.

— А вы? — обратилась я к весельчаку Гене.

— Я недавно в армии отслужил. Вообще — то я здесь временно. Вот осмотрюсь немного, может, найду чего.

— А что, не нравится здесь?

— Нравится! Ребята хорошие! Но платят мало. У меня семьи пока нет, жить можно. А когда будет? — ответил Геннадий, все еще улыбаясь.

— Понятно! — ответила я, но мне ничего не было понятно. «Что за плеск я слышала в том углу, куда меня не пустили?» — думала, размышляя, под каким бы предлогом осмотреть трюм.

Так ничего и не придумав, я брякнула:

— У вас моржи есть?

— Какие? Настоящие? — опять развеселились мужики.

— Ну, которые плавают. Мне для репортажа не помешал бы спортсмен — пловец. Такой закаленный, крепкий.

— Нет, таких нет.

— А увлечения? Хобби у кого-нибудь есть?

— Это марки, что ли? — насмешливо спросил Николай.

— Необязательно, — ответила я. — Можно, к примеру, летать на дельтаплане или любить животных, собирать про них рассказы…

Они переглянулись и засмеялись.

— Да есть у нас один любитель, — сказал Гена.

— Ага! — подхватил Николай. — Собирает. Просто обожает животных. Зеленых особенно.

— Это лягушек, что ли?

— Ага! Лягушек, — подтвердил Николай. — Больших.

— Самые большие — лягушки — рогатки. Они еду глотают глазами.

— Ну, да глазами?

— В самом деле! Лягушка делает глотательное движение и выпучивает глаза, как будто освобождает место в желудке.

— Нет, у него таких еще нет. Мы скажем.

Опять в дальнем углу послышался плеск. Я прислушалась, а Николай торопливо сказал:

— Ген! Корреспондент, наверное, торопится? Проводи — ка ее к выходу.

Первая разгадка

На палубу я вышла и с досадой, и с облегчением: не нравятся мне всякие трюмные дела. Я вообще не понимаю, как люди работают в шахтах и подземельях — я без солнышка не могу!

Начинало темнеть. Медленно двигаясь в сторону носа корабля, я раскачивала леера, которые отзывались глухим тяжелым стоном. Свинцовая вода лениво бежала вдоль борта. Берег тонул в светлом тумане. На палубе никого не было, только два мужика в ватниках сидели на нарисованных унитазах, стряхивая пепел в баночку. Столько было тихого покоя в этой идиллической картине, что я присела рядышком. Они подвинулись, освобождая для меня нагретый унитаз.

Никто из нас не проронил ни слова. Если бы не проплывающие мимо берега можно было бы подумать, что добрые соседи отдыхают после трудового дня на деревенской завалинке.

С наружного трапа по металлической лестнице спустился командир Дмитрий Перов со своей собакой. В одной руке он держал поводок, в другой — веник с совком. Чарли рвался вперед, таща за собой хозяина, который еле поспевал за ней. Распустив поводок на всю длину, овчарка понеслась в сторону корабельного носа. Перов едва не упал, взмахнув веником!

— Приходится подметать! — смутился он от своей неловкости. — Гальюн ей, видите ли, не нравится.

— Гальюн никому не нравится! — мудро ответил мужик в теплой шапке, провожая взглядом забавную парочку, я вспомнила, что его зовут Алексеичем. — Красоты хочется не только людям, но и собакам!

Он помолчал, пыхнул два раза сигаретой и сказал:

— А кто-нибудь из вас видел серебряный дождь?

— Не доводилось, — ответил за всех другой мужик.

Они опять надолго замолчали. За кормой вспыхнула первая звезда.

— Мы с женой видели. В мае дело было, — опять нарушил тишину Алексеич. — Наработались мы на даче, насажались и присели на крылечко отдохнуть. Чай уж вечерний попили. Хорошо так на душе, как только после работы бывает. А у нас дача на краю поселка, дальше поле, а за ним лес начинается. Темный такой, хвойный, обступил дачный поселок, как подкова — полукругом. И вот на небе радуга появилась. Сначала узенькая, в две — три полоски, потом — шире — шире и яркая, как акварель. Сидим мы, любуемся. Нас словно заворожило — ни рукой, ни ногой не двинуть. «Красота — то какая!» — жена говорит. И только она это сказала, как дождь хлынул. Капли редкие, крупные, как изумруд. Не капают на землю, а падают, даже стук слышен, а потом катятся. «Что за дождь странный?!» — опять жена говорит. Я оглянулся — солнце висит за головой, а должно уж зайти. Оттого и дождь словно серебряный. Прямо как в сказке: солнце, дождь, радуга и темная полоса леса.