Читать книгу "Тамбовский волк - Виктор Юнак"

И тут обе половинки массивных дверей с шумом распахнулись и в зале появились несколько вооружённых милиционеров во главе с Антоновым и Баженовым. Скорой, нервной походкой они прошли через обескураженный этим появлением зал, замолчавший в полном недоумении, и взошли прямо на сцену.

Баженов подошёл к председательствующему на конференции, пожал ему руку и тут же сел рядом на освобождённый одним из членов президиума стул. Милиционеры, возглавляемые Зоевым, остались в зале, недалеко от сцены. Антонов же подошёл к трибуне. Помолчал, глядя в зал. Зал же с затаённым вниманием глядел на Антонова.

— Граждане! — наконец заговорил Антонов. — Мы с товарищем Баженовым прибыли на конференцию прямо с заседания Уисполкома. Нам нужна ваша помощь.

Антонов замолчал и исподлобья оглядел зал.

— Мы вас слушаем, товарищ Антонов, — крикнул Перекальский, и его поддержал весь зал, сначала зааплодировав, а затем так же резко замолчав.

Выждав, пока установится тишина, Антонов продолжил.

— Товарищи! Хочу доложить вам об одном чрезвычайном происшествии, произошедшем в Кирсановском кавалерийском полку. Там ещё со вчерашнего вечера началось брожение среди солдат из-за неправильных действий командира полка Михневича, по партийной принадлежности — меньшевика-интернационалиста. Когда мне вчера об этом сообщили, я немедленно явился в полк и узнал, что по приказу командира полка трёх человек — большевиков Плотникова и Лопатина, и левого эсера Прокофьева, — арестовали. Вся их вина заключалась в нарушении Устава. Я пытался объяснить Михневичу, что воинский устав царской армии в настоящее время отменен. Он мне ответил на это, что зато дисциплину в армии пока ещё никто не отменял. Тем не менее, он пообещал мне не передавать дело трёх солдат в трибунал, и ограничиться лишь дисциплинарным наказанием. Сегодня же, однако, мы узнали, что Михневич обманул нас. Тогда мы с товарищем Зоевым и отрядом милиционеров попытались силой освободить арестованных. Но Михневич выставил усиленный наряд часовых и не пустил нас. "Я освобожу арестованных только в том случае, если такое решение примет уездный исполком!" — сказал Михневич. Тогда я, оставив в качестве наблюдателя в полку товарища Зоева, направился в исполком, надеясь на его помощь. Мы с товарищем Баженовым пытались заставить членов УИКа принять постановление либо об освобождении арестованных, либо о выдаче их нам на поруки. Но исполком отказал. К сожалению, мы с товарищем Баженовым нынче там в меньшинстве. Потому и прибыли мы на конференцию с тем, чтобы с вашей помощью, товарищи, добиться освобождения арестованных.

Зал снова загудел. Антонов посмотрел в зал, затем повернулся к столу президиума. Переглянулся с Баженовым. Баженов склонился к уху председательствующего и стал что-то шептать. Тот слушал внимательно и пару раз кивнул головой. Наконец, поднял голову, постучал карандашом по графину, требуя тишины.

— Товарищи! Мы столкнулись с вопиющим случаем саботажа требованию начальника уездной милиции. Товарищ Антонов, будучи членом нашей партии и членом губисполкома ПСР, имеет полное право надеяться на нашу с вами поддержку. Я предлагаю — принять резолюцию конференции, адресованную уездному исполкому, в которой просить УИК выдать на поруки комитету партии эсеров под залог арестованных. Прошу голосовать за данное предложение.

Естественно, возражений не последовало. Зато упёрся уисполком — большевики почувствовали вкус власти, и теперь что им просьбы каких-то эсеров. Время эсеров кончилось, пришло время большевиков. И Баженову дали понять, что его дни на посту председателя уисполкома сочтены.

Антонов же закусил губу и затаил обиду на большевиков: он не любил так бесславно проигрывать. Он верил, что вскоре наступит и его, Антонова, время. И держись тогда большевики!

28

Эсеры усилили работу среди крестьянских масс. Им важно было показать, что партия эсеров — гораздо лучше заботится о мужике, нежели партия коммунистов. Для своего эксперимента они выбрали живописное село Пахотный Угол Тамбовского уезда, раскинувшееся на левом берегу речки Керша, притока Цны. Здесь была организована одна из первых, и весьма успешных, крестьянских коммун. Не коммунистическая — эсеровская. Посевная кампания прошла образцово, коллективное ведение хозяйства стало оправдывать себя.

Но эсеры понимали, что при том раскладе, в котором оказалась страна весной 1918 года, править в деревне им осталось недолго. И это несмотря на то, что только за май восемнадцатого года численность партии увеличилась почти на треть — с 60 тысяч до 80 тысяч. Ещё быстрее росло влияние левых эсеров в массах. Крестьяне, недовольные состоянием дел в стране, но поддерживающие советскую власть, переносили свои надежды именно на эсеров. Большевики всё это отчётливо видели и понимали, что нужно было немедленно устранить от власти своих пока ещё союзников, но уже конкурентов. Внутри Советов постепенно, но решительно устанавливался диктат большевиков. Видя это, Спиридонова возмущалась:

— Характерно, что, с усиливающейся паникой в их кругах, с увеличением тираномании, подозрительности и трусости, они морально падают всё глубже и для спасения, и для подкрепления себя идут на всё, что угодно, только не на настоящие средства, не на предпочтение настоящих путей спасения правительства, мыслящего себя революционным и социалистическим.

13 мая 1918 года ВЦИК и Совнарком совместно подписали декрет "О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими". Во всех губерниях стали создаваться реквизиционные продовольственные отряды (коротко называемые продотряды), в обязанность которым была вменена насильственная реквизиция хлеба у крестьян.

В Тамбове срочно созвали коллегию губернского продовольственного отдела, на котором и решался вопрос об организации военных отрядов для реквизиции хлеба. Было принято решение привлекать в продотряды по большей части жителей четырёх северных, нечернозёмных и в значительной массе покрытых лесами Шацкого, Елатомского, Спасского и Темниковского уездов. А поскольку, что вполне естественно, добровольно выращенный собственными руками хлеб отдавать никто не собирался, стали разворачиваться карательные операции. Так, выходившая в Москве всего полгода, независимая ни от кого либерального толка газета "Свобода России" 14 мая сообщала:

"Тамбов. Недавно волостной Совет с. Мучкап Борисоглебского уезда задержал 11 вагонов хлеба, адресованных для Тамбовского Совета. Никакие уговоры Тамбовского Совета не помогли, и для отобрания хлеба был послан специальный отряд из 300 человек с 11 пулемётами и трёхдюймовым орудием. Отряд окружил село и предложил крестьянам сдать оружие. Крестьяне во главе с местным совдепом наотрез отказались подчиниться этому требованию. Тогда по селу было сделано несколько выстрелов шрапнелью высокого разрыва. Крестьяне сдались и позволили взять хлеб".

Значит, левым эсерам нужно было позаботиться и о самозащите. Потому, в перерывах между работой в поле, все мужики и юноши от шестнадцати лет упражнялись в обучении воинскому строю и в умении владеть оружием. Благо, недостатка в оружии не было: милицейские кадры эсеров чётко знали своё дело. Как не было нехватки и в обучающих: с фронтов первой мировой в деревню возвращались не только солдаты и унтер-офицеры, но и дослужившиеся до офицерских погон крестьяне. К тому же, зажиточному мужику, а таких на Тамбовщине было весьма немало, было что защищать — по всей стране начали действовать продотряды, грабя село до последнего зёрнышка, прикрываясь официальным декретом о продразвёрстке. Поэтому мужики без всякого принуждения и шли обучаться военному делу.