Читать книгу "Дагестанская сага. Книга I - Жанна Абуева"

Малика тоже была весела, но в какой-то момент Айша почувствовала, что веселье дочери напускное, и, приглядевшись внимательней, убедилась в этом.

Когда все, наконец, угомонились, и наступила ночная тишина, и Айша осталась наедине с Маликой в своей спальне, она смогла, наконец, задать вопрос, который весь день с трудом в себе удерживала:

– У тебя всё хорошо, доченька?

Малика лежала на отцовской стороне родительской кровати и держала перед собой томик Пушкина, но взгляд её, невидящий и отсутствующий, был устремлён куда-то вдаль, и она не ответила на вопрос матери. Айша склонилась над дочерью и повторила свой вопрос.

– Да, мама… всё хорошо, – ответила девушка, вновь переводя взгляд на книгу.

– Ой, моя дорогая, что-то ты темнишь! Ну-ка давай, выкладывай, что тебя печалит!

– Н-не знаю, мама… ничего конкретного… всего лишь мысли!

– Ну, мысли ведь тоже бывают конкретными! Особенно грустные… Ты ведь думаешь об этом парне, да?

– Д-да, мама, я… я думаю о нём постоянно…

Глаза Малики увлажнились, когда она произнесла эти слова, и она низко опустила голову, чтобы мать этого не заметила.

– Видишь ли, моя родная, то, что ты думаешь о… об этом парне, вполне естественно, раз он тебе нравится! – произнесла Айша, ласково погладив дочь по волосам.

Малика молчала, а её мать продолжила:

– Ты только помни, что нам, женщинам, приходится в жизни больше страдать, мучиться и плакать… Так уж, видно, нам предписано Всевышним… Помни просто о том, что не стоит принимать скороспелых решений, не говоря уже о поступках. А если вы и в самом деле друг друга любите, пусть Аллах поможет вам, как помог в своё время нам с твоим отцом!

– Мама, ты всегда могла быть спокойна за папины чувства к тебе, а вот я… – Малика глубоко вздохнула, прежде чем закончила фразу: – Я думаю, что у Марата нет ко мне настоящих чувств!

– Почему же ты так решила, доченька?

– Потому… потому что он сильно изменился в последнее время… Избегает меня и глаза отводит при встрече! Наверное, полюбил другую!

Произнеся последнюю фразу, Малика разрыдалась, выпустив, наконец, наружу так долго переполнявшие её чувства.

Айша не сразу нашлась, что сказать дочери, и тогда придвинулась и крепко обняла её, вложив в это объятие всю свою безграничную материнскую нежность.

– Ты взвесь всё хорошенько и реши, стоит он, этот парень, твоих слёз или нет… Мне почему-то кажется, что он ещё слишком молод, чтобы относиться серьёзно к такому большому чувству, как любовь! Ты учись, стань хорошим доктором и помогай людям – вот что сейчас для тебя главное! Ну, а настоящая твоя половинка ходит где-то рядом, и вы обязательно однажды встретитесь. И будете счастливы… как я надеюсь… потому что в этом мире происходит только то, что и должно произойти, а чему не суждено случиться, того и не будет!

Айша говорила эти слова в том числе и себе самой. Ей до боли в сердце не хватало Ансара, а теперь вот ко всем её переживаниям прибавилось ещё одно, и она, как могла, старалась развеять угнетённое настроение своей дочери.

Глава 8

Малика аккуратно сложила белый халат и убрала его в сумку поверх тетрадок с конспектами. Короткий зимний день подходил к концу, и быстро подступавшая темнота напомнила девушке о том, что пора идти домой.

В читальном зале почти никого не оставалось, и Малика, попрощавшись с библиотекаршей, заспешила к выходу.

На улице бушевал пронизывающий ветер, и редкие прохожие торопились скорее попасть домой, чтобы хорошенько отогреться возле своих растопленных дровами печей.

Зима выдалась холодной, и люди подстёгивали время в нетерпеливом ожидании весны, а вместе с нею и победы. Наступление шло по всем фронтам, Советская Армия освобождала город за городом и страну за страной, и теперь никто уже не сомневался в окончательной и скорой победе Советского Союза.

В городе появилось множество военнопленных, и их понурые лица можно было часто увидеть, когда нестройной колонной их вели к месту работы, чаще всего на строительство зданий.

Были и госпитали, куда привозили раненых бойцов. Студенты дежурили там вместе с врачами, оказывая помощь больным и одновременно набираясь опыта. Нередко сюда приходили и школьники, выступая с концертами перед ранеными, которые с удовольствием слушали их пение и декламацию и хлопали благодарно, хотя и морщились при этом от боли.

Малика тоже частенько наведывалась в госпиталь, испытывая безграничную жалость к этим солдатам, лежавшим на больничных койках с ампутированными конечностями или с простреленной головой, или контуженным, или умирающим вдали от своего дома. Первое время она боялась смотреть на их зияющие раны, от вида которых она не могла потом заснуть, а в ушах её долго отдавался, словно эхом, тяжёлый и неумолчный стон, который, казалось, не стихнет никогда.

Жалость и сострадание смешивались с чувством гордости за этих людей, готовых отдать – и отдававших – свои жизни за ту страну, в которой они жили и которую защищали, как пелось в песне, с «благородной яростью».

Девушка часто думала и об отце, который находился сейчас далеко от родного края в полной изоляции от всего, что происходило сейчас в стране. В душе её боролись самые противоречивые чувства. С одной стороны, она любила Родину, гордилась ею и с нетерпением ждала конца этой ужасной войны. А с другой – её переполняло чувство обиды от той несправедливости, что была допущена в отношении её отца. Ведь он ни в чём не виноват, а его сделали врагом народа, сослали на долгие годы, лишив права переписки, и неизвестно, как он там, здоров ли, и когда, наконец, вернётся домой, к семье…

Грустные мысли девушки прервал чей-то голос, и, несмотря на резкий и шумный порыв ветра, она сразу узнала этот голос, каждую ночь звучавший в её неспокойных снах.

– Малика, постой! – Запыхавшись от быстрой ходьбы и пронизывающего ветра, Марат поравнялся с девушкой и впервые за последний месяц посмотрел ей в глаза.

Малика замедлила шаг, но продолжала идти вперёд, глядя прямо перед собой и храня молчание. Разделённые этим молчанием, они шли рядом, и Марату никак не удавалось отыскать верную ноту, чтобы начать разговор, который непременно должен был между ними состояться.

Он, который никогда не имел затруднений в общении с девушками, мучительно подбирал теперь слова, ибо Малика была другой, совершенно особенной, и он просто обязан был быть с нею честным.

Наконец, Марат сказал, откашлявшись:

– Малика… Мне нужно было давным-давно объясниться с тобой… но я… никак не мог! Всё дело в том, что…

Он запнулся и замолчал, но, собравшись с духом, вновь продолжил:

– Ты знаешь, как я к тебе отношусь… Я… я… люблю тебя!

При этих словах сердце девушки подпрыгнуло, и она опустила голову, словно опасаясь, что кто-то может заметить, как ярко, несмотря на холод, запылали её щёки.