Читать книгу "Асино лето - Тамара Михеева"

Глава 24

Плотно закрыли двери, опустили жалюзи. Но настырный свет фонарей упрямо пробирается сквозь щели. Поэтому все в комнате — полосатое. Столы полосатые, и флаг лагеря на стене, и старое кресло, и шкафы с методическими пособиями. И те, что сидят за столами, — тоже полосатые. Столы стоят буквой «Т». Во главе стола — высокий худой человек, он сложил ладони домиком и уперся в них подбородком. Слева от него — кто-то очень прямой и изящный, а справа — еще двое: один большой, широкоплечий, второй поменьше, но тоже ничего. Свет эти четверо не включали, сумерничали. Может быть, не хотели привлекать внимания, а может быть, тот, кто сидел во главе «Т»-образного стола, не хотел, чтобы видели, какие тени залегли у него под глазами, как укрупнились морщины и постарел веселый рот. Как сдал он за последние дни. А директор не имеет права сдавать ни при каких обстоятельствах.

Невысокий изящный сказал:

— Работают.

Это была Жанна Мартемьянова, старшая вожатая.

— Работают?

— Работают, Василий Николаевич, — вздохнул большой широкоплечий. Это был Жора, физрук лагеря. Его дело зарядку проводить и «Веселые старты» организовывать, но за те дни, что он помогал Лене, он душой прикипел к седьмому отряду, и ему не безразлично было, что половина этого отряда пашет с утра до вечера в диком саду.

— И неплохо работают! — то ли удивился, то ли обрадовался четвертый. Это был Леша Зонов, лучший вожатый в мире.

— Работают, работают, работают… — пробормотал Василий Николаевич и уткнулся взглядом в свои скрещенные ладони. — Знаю, что работают. Огромную работу провернули. Траву вырвали, землю перекопали, лишние ветки обрезали, даже дорожки камнем выкладывают. Что делать будем?

— Может запретить строго-настрого? — предложил Жора. Жора был просто физрук, он не знал, что если запретить, то завтра не половина, а весь не безразличный ему отряд будет пахать в саду круглосуточно.

— Не выйдет, — хором сказали Василий Николаевич, Жанна и Леша.

— А может, бог с ними, пусть работают? — сказал Леша.

— Там змеи, — вздохнул Василий Николаевич. — Сам видел. Гадюки. Целое гнездо.

— И потом, Леша, они же все мероприятия пропускают, все отрядные дела, — возмутилась Жанна.

— Подожди, Жан-Жак, — заспорил Леша, — нет у них никаких отрядных дел — это раз. Точнее, у них одно отрядное дело — этот сад. Ну и… пусть. Раз им нравится. Хорошее ведь дело, разве нет, Василий Николаевич?

— Хорошее, — вздохнул Василий Николаевич. — Только ведь гадюки.

— Может, показалось вам?

— Да нет, ясно видел, когда еще не знал ничего.

— Чего не знали?

— А? — будто очнулся Василий Николаевич. — Нет, это я так, о своем… На днях видел: выползает прямо из сада гадюка и целый выводок. Впереди здоровая такая, а сзади гадюнчики… гаденыши… тьфу ты! Гадюкины дети, в общем. И шипят так злобно, будто возмущаются.

— Это они от наших деток сбежали, — хихикнула Жанна и тут же стала серьезной. — А в какую сторону поползли?

— К лесу. Чертовщина какая-то! Надо еще раз со Степаном поговорить.

— С кем?

— Слушайте! — будто не расслышал Василий Николаевич. — Надо нам с вами как-то незаметно сад прочесать, убедиться, что змей там нет. Так… Какие по седьмому отряду предложения будут, братцы-кролики?

— Я, Василий Николаевич, предлагаю не запрещать, а поощрять, — сказал лучший в мире вожатый Леша. — Классно работают, молодцы! Они и малышей подключили, и из других отрядов кое-кого…

— Да, близнецов моих… Бабушке в деревне не допроситься, а тут…

— Вот видите! А то получается, что мы одно веселье поощряем, а как же трудовое воспитание?

— Не переутомились бы, — вздохнул Жора.

— Ничего, они крепкие, — успокоил Василий Николаевич. — Как же ей это удалось?..

— Что? О чем-то вы своем думаете все время…

— Я вот о чем думаю: вся эта садовая эпопея началась с одной девочки. И каким-то непонятным образом ей удалось включить в работу — да еще в такую, прямо скажем, нудную — весь отряд.

— Два отряда.

— Три. И еще кое-кого.

— Моих близнецов… Ладно, пусть работают. Надо только это официально оформить.

— «Три Д» объявить? — загадочно спросила Жанна.

— Да, Жася, голубчик, объяви. И все подготовьте. Успеете? Ну, отлично. Ну, все, други мои, спать, спать, спать!

Глава 25

Ночь спустилась так низко, что можно было заглянуть ей в глаза. Тихая ночь, кроткая. А по улицам «Светлячка» ходили-бродили Сон Большой и Сон Маленький. Шептались о чем-то, в окна заглядывали, присаживались на крылечко то одного, то другого корпуса — передохнуть. И к вожатым заглянули, повздыхали, головами покачали. Не спят вожатые, хотя давно уже за полночь перевалило. Сидят тесным кругом, обсуждают что-то. Внеплановое мероприятие — дело нешуточное. Все продумать надо, подготовить, обязанности распределить.

Трудный был день у вожатых. Такой же трудный, как и вчера, и позавчера, как все дни в лагере. Но почему-то они все равно сидят в вожатской, разговаривают весело, глаза горят, будто спать и не хотят вовсе.

Странный народ — вожатые, и ни Большой Сон, ни Маленький ничего не могут с ними поделать. В углу кипит на стуле чайник. Чайник зовут Булькин, он здесь любимец. На стуле — кружки, башня бисквитов, это добрейший шеф-повар Александр Петрович испек, зная, что вожатые сегодня припозднятся. На большом столе орудует художник Юра. Разноцветные баночки гуаши толпятся у его рук, россыпи кисточек и карандашей. Юра, сдвинув хмурые брови, выводит буквы. Юра стал художником совсем недавно, когда в лагерь приехал. А вообще-то он вожатый двенадцатого отряда. Под руку Юре лезет Галка:

— Вот тут бы, знаешь, желтеньким оживить, чтобы, знаешь, ярко так было, весело.

— Оживим, — соглашается Юра. Он добрый.

— Пресс-центр как выбирать будем? Как обычно?

— Да, по человеку от отряда. Сами посмотрите таких…

— Шустрых…

— Ответственных…

— Честных выбирать надо, чтобы объективно могли оценить.

— Ну, и чтобы рисовать умели, хоть немножко, — подал голос Юра.

— Жан-Жак, а если мои захотят… ну, я не знаю… реку от водорослей очистить, что делать? Разрешить?

— Под строгим контролем. Но лучше пусть берега от мусора очистят.

— Жан, а если мои вообще не захотят участвовать?

— Никакого принуждения! Только добровольно! — Жанна улыбнулась. — Ни разу не помню, чтобы кто-нибудь не захотел.

Вот и сделаны дела, и чай выпит, и съедены бисквиты. Пора и спать. Но нет, не спится вожатым. Расчехлили гитару. Что тут поделаешь? Странный народ — вожатые… Вздыхает Большой Сон, вздыхает и Маленький. Они бесшумно выскальзывают из вожатской и опять идут бродить по лагерю, в окна заглядывать, отдыхать на крылечках.