Читать книгу "Поверить в счастье - Лавиния Бертрам"

В какой-то момент Карине показалось, что невидимая рука сдавила сердце и оно замерло.

— У меня нет ненависти к тебе.

Как Мигель мог такое подумать? Как мог не заметить, что она жаждет его прикосновений, ждет его ласк, забывает обо всем на свете в его объятиях?

Но его глаза ясно говорили, что он ей не верит.

— Я пойду в свою комнату, — обронил Мигель.

Нужно было что-то делать, просить, умолять, но язык Карины отказывался произносить нужные слова. Мигель уже открывал дверь, когда она спросила:

— Почему ты не сказал мне о втором обещании?

— Я знал, что ты поверишь мне только тогда, когда я сам найду тебя и женюсь на тебе.

Дверь за ним закрылась.

«Ты не верила мне раньше… Ты мне не доверяешь и поэтому не позволяешь себе любить меня… Ты ведь всегда ставила карьеру на первое место… Я вполне могу обойтись без такой любви. Ты лгала мне каждый день, каждый час!» Слова Мигеля кружились в голове, как вагончики бегающего по кругу детского поезда.

Любовь. Он сказал, что предал их любовь. Она обвинила его едва ли во всех смертных грехах, а он признался, что любил ее. Тогда, в Нью-Йорке. А сейчас? Любит ли он ее сейчас? Смог ли сохранить столь хрупкое чувство после того, как она столько раз бросала ему в лицо самые неприятные, самые злые слова?

Она все еще любила его.

Любила, но поступала так, как будто не любит. И в Нью-Йорке, и в Портленде, и уже здесь, в Аргентине. Она не рассказывала ему о себе. По крайней мере, не рассказывала всего. У нее были секреты от него, и он чувствовал это. Легко ли жить с человеком, который не допускает тебя в какие-то уголки своей души? Легко ли любить такого человека? Легко ли доверять такому человеку? И что это за любовь без доверия?

Но Карина знала только такую любовь — с тайнами, запретными темами, обставленную условностями. Все эти условности, запретные темы и тайны были рождены ее страхами, но они подтачивали любовь и доверие Мигеля, как вода точит камень. Покинув родительский дом, она унесла с собой его привычки и правила. Теперь это было ясно. Карина стремилась к любви без запретов и тайн, к любви, в которой нет ничего запретного и невозможного. Она хотела, чтобы ее любили самозабвенно и безусловно, но готова ли была сама дать такую любовь? И не слишком ли поздно пришло понимание?

Карина не знала, сколько минут или часов пролежала в постели, вспоминая, анализируя, решаясь.

В доме было тихо. Она давно отвыкла от такой тишины, и сейчас молчание окружающего мира начинало давить на нее. Тишина не позволяет отвлечься, не дает уйти от терзающих мыслей, переключиться на что-то другое. Умолкший, застывший дом словно ждал от нее чего-то. Решения. Действия. В какой-то момент тяжесть тишины стала невыносимой, и Карина заворочалась. Потом встала. Накинула халат. Осторожно, стараясь не шуметь, вышла в коридор.

Она сделала несколько шагов и остановилась перед дверью в комнату Мигеля. Повернула ручку. Никакого результата. К несчастью, Карина не обладала навыками взломщика. Простенький замок превратился в непреодолимое препятствие. Придет утро, и Мигель снова уедет в Буэнос-Айрес. Подавив раздражение, она вернулась в свою комнату и села на кровать. Думай же, думай. Постучать в стену? Нет, так можно разбудить Хавьера и Долорес.

С лоджии дохнуло свежестью, и Карина поёжилась. Она повернулась к окну. Лоджия. А что, если…

Карина вскочила с кровати. Дверь на лоджию была открыта. Оставалось только надеяться, что дверь с лоджии в комнату Мигеля тоже не заперта. Она запахнула халат, сунула ноги в мягкие тапочки и проскользнула на лоджию.

Чуткий слух Мигеля уловил слабый скрип. Он вздохнул и перевернулся на другой бок, прекрасно понимая, что уснуть уже не удастся.

Белая тень бесшумно пересекла комнату и остановилась у кровати.

— Карина?

Она сбросила халат.

— Вернись к себе.

— Нет.

— Черт возьми, ты простудишься. Немедленно надень халат и возвращайся в комнату!

— Возьми меня к себе.

— У меня нет никакого желания продолжать этот бессмысленный разговор.

— Пожалуйста.

11

Все решило это «пожалуйста».

Женщины умеют произносить некоторые слова так, так никогда не научатся делать это мужчины. В мире нет мужчины, сердце которого не дрогнуло бы от обращенного к нему призыва.

Мигель нехотя откинул одеяло.

— Ложись.

Карина прижалась к нему, и он невольно вздрогнул от прикосновения холодных пальцев.

— Ты замерзла.

— Согрей меня.

Он обнял ее одной рукой, притягивая к себе, и вдруг ощутил, как в животе у нее что-то шевельнулось.

Не что-то — их ребенок. Боже, о чем только думает эта женщина!

— Мигель…

— Да?

— Я люблю тебя, — шепнула она, едва шевеля прижатыми к его груди губами. — Я люблю тебя. Прости меня. Это я во всем виновата. Это я виновата в том, что не научилась выражать любовь. Это я виновата в том, что ты мне не верил. Любовь предполагает открытость, а я не смогла открыться тебе. Я боялась, что ты…

— Перестань. Не говори так, любимая. Я не могу это слышать. Тебе не в чем себя винить. Это я обидел тебя. Я не смог оценить и принять то, что ты подарила мне. Не кори себя.

— Ты действительно так считаешь? — Карина чуть отодвинулась и заглянула ему в глаза.

Мигель попытался что-то сказать, но она приложила палец к его губам.

— Нет. Помолчи. Повтори то, что ты только что сказал.

Он повторил, и она снова прижалась к нему.

— Мне так хорошо с тобой. — Ее губы легко касались его груди, напоминая прикосновение крыльев бабочки. — Я люблю маму, но она почти никогда не говорила добрых слов. Только ругала за что-то. А отец… Сколько я себя помню, он никогда не интересовался моими делами. Утром уходил, вечером приходил. Смотрел телевизор. Ложился спать. Он даже не целовал меня на ночь. Не спрашивал, как я учусь, кем хочу стать, когда вырасту. — Она вздохнула. — Я знала, что папа и мама любят нас с Малкольмом и делают для нас все, что могут, но никогда не получала от них совета, не слышала ласкового слова. Они не умели говорить о любви, не умели выражать ее.

Мигель кивнул, и Карина поняла, что он слушает и старается понять.

— Когда мы познакомились, когда я полюбила тебя, то сразу установила пределы, определила какие-то условия. Ты ничего не знал об этом и часто упирался в ту стену, которую я выстроила вокруг себя. Я не говорила тебе всей правды, потому что боялась. О таком мужчине, как ты, мечтает любая девушка. Ты шутил, когда сказал, что моя мать считает тебя богом, но для меня это не шутка. Разве могла я, живя в Гринвуде, мечтать о том, что встречу такого, как ты. Ты щедрый и добрый. Сексуальный. Надежный. Чудесный. Ты такой мужественный. Я просто не могла поверить, что мне так повезло. И, конечно, боялась потерять тебя.