Читать книгу "Остров. Тайна Софии - Виктория Хислоп"

Для вынесения решений по делам лиц, принимавших участие в убийствах наших солдат, не требуется созыв военных трибуналов».

– Истребление всего мужского населения! – повторил кто-то.

Повисла гнетущая тишина, слышалось только тяжелое дыхание собравшихся. «Интересно, а дышать нам немцы не запретят?» – подумали многие.

Молчание нарушил молодой англичанин:

– До этого немцы никогда не сталкивались с таким отпором, как на Крите, а потому не ожидали ничего подобного. Оружие берут в руки не только мужчины, но и женщины, и даже дети и священники. Немцы же ожидали, что Крит покорится им без сопротивления – и греки, и войска союзников. Поэтому мы должны предупредить вас, что в нескольких деревнях, расположенных к западу отсюда, германские войска устроили настоящие расправы. Они попросту стерли эти деревни с лица земли – в том числе церкви и школы…

Он не договорил, в помещении поднялся ропот.

– Так мы будем драться с ними? – перекрыл шум громкий голос Павлоса Ангелопулоса.

– Да! – в один голос воскликнули четыре десятка мужчин в баре.

– До последней капли крови! – проревел Ангелопулос.

– До последней капли крови! – эхом повторили за ним односельчане.

Несмотря на то что немцы старались не выходить наружу после наступления темноты, мужчины деревни выставили у дверей бара часовых. Они проговорили до поздней ночи – вскоре воздух в баре стал сизым от табачного дыма, а столы были уставлены рядами пустых бутылок из-под раки. Английские солдаты знали, что показаться в деревне при свете дня было бы смертельной ошибкой, а потому незадолго до рассвета поднялись и ушли в горы. Чтобы остаться в живых и не попасть в немецкий плен, им приходилось скрываться. За несколько дней до этого с Крита были эвакуированы в Александрию несколько тысяч союзников, а остальные пробирались на восток через горы. Эти четверо англичан шли в Ситию, где некоторое время назад высадились итальянские части.

По мнению англичан, для такого непродолжительного знакомства прощание и объятия были чересчур пылкими, но критяне никогда не стеснялись выражать свои чувства. Пока мужчины выпивали и беседовали, женщины деревни принесли солдатам неподъемные сумки с продуктами, которых должно было хватить недели на две. Англичане долго благодарили гостеприимных хозяев.

– Эфхаристо, эфхаристо, – постоянно повторял один из них единственное греческое слово, которое знал.

– Не стоит благодарности, – отвечали жители Плаки. – Это мы должны вас благодарить, ведь вы защищаете нас.

Антонис Ангелопулос, старший из братьев Фотини, незаметно для других выскользнул из бара, пробрался к себе в дом и быстро собрал кое-какие вещи: наточенный нож, шерстяное одеяло, запасную рубаху и небольшой пистолет, подаренный ему отцом на восемнадцатый день рождения. В последнюю секунду он схватил с полки деревянную трубку, лежавшую на полке рядом с драгоценной, богато украшенной лирой отца. Это была тиаболи, деревянная флейта, на которой Антонис играл с раннего детства, и поскольку юноша не знал, когда вернется домой и вернется ли вообще, он решил забрать ее с собой.

Когда он уже повесил кожаную сумку на плечо, на пороге появилась Савина. В последние дни жители Плаки спали очень чутко: нередко их будили по ночам вспышки в небе, означавшие, что на их родную землю падают немецкие бомбы и снаряды. Да и как спать спокойно, зная, что в твой дом может угодить снаряд, или ожидая, что в любую минуту под дверью прозвучит отрывистая немецкая речь? Савина тоже спала беспокойно, и ее разбудил звук шагов по утоптанному земляному полу и шорох собираемых вещей. Больше всего на свете Антонис не хотел, чтобы его увидела мать: Савина могла попытаться удержать его.

– Что ты делаешь? – спросила женщина.

– Я помогу солдатам. Без проводника, который хорошо знал бы местность, они недолго продержатся в горах, – принялся объяснять Антонис с видом человека, который ожидает, что его будут отговаривать.

К его удивлению, мать лишь согласно кивнула. Ее инстинктивное желание защищать детей было таким же сильным, как всегда, но она понимала, что сын выполняет свой долг.

– Ты прав, – произнесла Савина. – Мы должны помогать солдатам всем, чем можем.

Она прижала сына к груди, но сразу отпустила: Антонис опасался, что четверо солдат уйдут без него.

– Будь осторожен, – сказала она вслед сыну, когда тот уже исчез в темноте.

Антонис поспешил к бару. Солдаты вышли наружу и сейчас стояли на площади, выслушивая последние напутствия.

– Я провожу вас, – сообщил юноша. – В здешних горах полно пещер, провалов и ущелий, и без меня вы не найдете дороги. А еще я научу вас искать в горах пищу – птичьи яйца, съедобные ягоды и воду.

Англичане закивали в знак согласия, а тот, что знал греческий, сказал:

– Да, мы уже поняли, что горы не любят чужаков, поэтому будем рады твоей помощи.

Павлос подошел к сыну. Как и его жена, он боялся за своего первенца, вызвавшегося на столь опасное дело, но одновременно его сердце переполняла гордость. Он выучил своих сыновей всему, что знал сам, и не сомневался, что Антонис поможет солдатам безопасно пройти через горы: покажет им, чего следует избегать, а что будет им полезно. Тронутый мужественным поступком сына, Павлос обнял его и, не дожидаясь, пока пятеро мужчин уйдут в темноту, повернулся и пошел домой. Он знал, что Савина ждет его на пороге.

Приплыв на следующий день на Спиналонгу, Гиоргис рассказал Элени новости.

– Бедная Савина! – хрипло произнесла женщина. – Представляю, как она волнуется.

– Кто-то должен был проводить солдат, а Антонису эта задача по плечу, – бодро ответил Гиоргис.

– А когда он вернется?

– Кто знает? Это все равно что спросить, когда закончится война.

Они стали всматриваться в очертания Плаки за проливом. На том берегу занимались повседневными делами какие-то люди – издали казалось, что все идет как обычно, и никаких признаков того, что Крит захвачен врагом, не было заметно.

– Что немцы? – поинтересовалась Элени.

– Знаешь, иногда мне кажется, что их нет в деревне, – ответил Гиоргис. – Днем они обходят дозором улицы, но по ночам их совсем не видно. Но мы-то знаем, что за нами постоянно наблюдают.

Гиоргис не стал рассказывать жене об атмосфере зла, которую принесли с собой в деревню немецкие солдаты. Вместо этого он сменил тему:

– Ну ладно, расскажи, как ты себя чувствуешь.

Здоровье Элени быстро ухудшалось: на ее лице уже появились пятна болезни, а голос казался скрипучим.

– У меня постоянно болит горло, – призналась она, – но я уверена, что это всего лишь простуда. Как девочки?

Гиоргис почувствовал, что Элени не хочет говорить о своем здоровье, и не стал настаивать.

– Анна как-то повеселела. Она стала лучше учиться, но по дому по-прежнему не хочет помогать. Пожалуй, она стала даже ленивее, чем раньше. Свою тарелку она еще моет, но убирать за Марией и не думает. Я уже устал заставлять ее…