Читать книгу "Шерлок Холмс и крест короля - Дональд Томас"

Наш гость снова замолчал.

— Прошу вас, продолжайте, — попросил Холмс.

Горевшее в его глазах нетерпение уже угасло.

— Подозреваю, что сестры Бордеро не держали в руках и половины документов, лежавших в их доме. Эти, простите за резкость, алчные гарпии не были большими ценительницами поэзии. После смерти Асперна они вели обывательскую жизнь, и я ни разу с ними не встречался. Что до моего отца, то он жил в Италии до тысяча восемьсот шестьдесят первого года и, безусловно, был с Асперном знаком. В последние годы отец часто и надолго приезжал к нам. В декабре он умер в нашем доме в Венеции.

— Вы не видели ни одной из бумаг, якобы хранящихся в секретере Асперна?

— До сих пор нет. Первым мне сообщил о них нотариус Анджело Фиори, одно время занимавшийся имуществом Асперна. По счастью, сестра этого человека — друг нашей семьи. Она ухаживала за моим отцом в последние дни его жизни, а позднее выступила посредником между мной и своим братом.

Холмс бросил взгляд на свою трубку, но воздержался от того, чтобы зажечь ее в присутствии гостьи.

— Прошу прощения, мистер Браунинг, но как столь внушительная коллекция частных писем вашего отца оказалась у Джеффри Асперна, если он сам не отдал их ему или же сестрам Бордеро? Едва ли горничная и ее поклонник могли так исхитриться, чтобы собрать этот архив. Да и Асперн умер прежде Роберта Браунинга, поэтому непонятно, каким образом переписка перекочевала к нему в дом.

— Именно, мистер Холмс. Может, кто-то попросту украл письма у владельцев и продал сестрам Бордеро? Вероятно, вполне невинное содержание этих посланий превратно истолковывается. Точно сказать не берусь, хотя после смерти Асперна сестры прославились своей склонностью к клевете и всяческим инсинуациям. «Насекомые в кудрях литературы» — именно так, словами Теннисона, отец назвал однажды этих женщин. Он всегда недолюбливал Хуаниту Бордеро и считал ее надоедливой. Говорил, что в молодости она нередко давала поводы для скандалов, а когда стала для этого слишком стара, начала проявлять интерес к пикантным обстоятельствам жизни других людей. Долгое время она коллекционировала письма и редкие публикации, кого-либо компрометирующие — например, Уильяма Бекфорда и ему подобных. Затем у нее вконец испортился вкус. Она стала посылать своих поверенных, если можно их так назвать, для ведения переговоров в аукционные залы или к владельцам интересующих ее вещей.

— Значит, ни к вам, ни к вашему отцу мисс Бордеро не обращалась?

— Она была не настолько глупа. Правда, после его смерти меня посещали двое сомнительных типов, которые интересовались, не желаю ли я выкупить кое-какие бумаги. Я указал им на дверь, но сейчас понимаю, что поступил, по всей вероятности, неосмотрительно. Теперь Хуанита Бордеро умерла. Тину ни бумаги, ни сам Асперн не занимают. Ей нужны лишь деньги. После кончины сестры она вверила все дела агентам, которые должны как можно выгоднее распродать коллекцию вне зависимости от того, как это скажется на чувствах живых и добром имени усопших.

— И разумеется, один из агентов мисс Бордеро — Огастес Хауэлл?

Пен Браунинг кивнул.

— Я приехал в Лондон для переговоров с ним, но в своем письме он намекнул, что я опоздал: слишком многие свидетельства частной жизни моих родителей уже оказались в руках аукционистов и коллекционеров. Тина Бордеро не уполномочила его забирать вещи у новых владельцев. Теперь я могу получить письма и книги отца и матушки лишь на публичных торгах.

— Так значит, Хауэлл не стал ничего обсуждать с вами?

— В конце концов он согласился сделать мне «уступку», предложив «специальную цену» за бумаги, которые я должен был купить до начала аукциона, не видя их и, по сути, не представляя себе их содержания. Но и это теперь невозможно, поскольку Хауэлл мертв.

— Или хочет убедить нас в этом.

— Таковы обстоятельства, приведшие меня к вам, мистер Холмс. Все нити сосредоточены в руках Тины Бордеро, которая находится неведомо где и которой нет дела ни до чего, кроме наживы. Скоро бумаги с молотка разойдутся по всему миру.

Мой друг подошел к окну и поглядел вниз на экипажи, следовавшие по залитой весенним солнцем Бейкер-стрит.

— Мистер Браунинг, — проговорил он, оборачиваясь, — чтобы не тратить ваших денег и времени понапрасну, давайте сразу условимся: вы вернетесь в Венецию при первом же удобном случае.

— Мы последуем вашему совету, — тихо произнесла Фанни Браунинг, — и отправимся домой в ближайший понедельник.

— Превосходно. Чем быстрее, тем лучше. Если пожелаете, мы с моим коллегой очень скоро последуем за вами. Думаю, не позднее чем в конце следующей недели. Но, повторяю, вы непременно должны прибыть в Италию раньше нас. При первой же возможности мы ознакомимся с документами.

— Но как? — воскликнула леди. — Ведь они разошлись по рукам стольких людей сомнительной порядочности!

— Мадам, — холодно произнес Холмс, — если вас обвивает ядовитая кобра, бессмысленно разжимать кольца ее тела, защищаться от ее зубов и колоть ее ножом куда придется. Отсеките голову, и хватка опасной твари вскоре ослабнет. Голова напавшей на вас змеи — Каза Асперн. Именно туда и следует нанести удар, пока не поздно.

— Я прошу вас, мистер Холмс… — порывисто заговорил Пен Браунинг, — станьте на защиту репутации моих отца и матери. По прибытии в Лондон я попытался навести справки об этом Хауэлле. Рассказывали, что он похвалялся, будто нырял за сокровищами затонувших галеонов и был шейхом арабского племени в Марокко. Хауэлл — хвастун и, очевидно, лжец. Я не желаю, чтобы доброе имя моих родителей оказалось в руках такого человека или тех, кто будет продолжать его дело.

— Ваши чувства, бесспорно, заслуживают уважения, — кивнул мой друг. — Полагаю, случай с Хауэллом — то редкое исключение, когда о мертвом извинительно отзываться дурно. Он был совершенно беззастенчивым негодяем, хотя и весьма неглупым.

— Тогда, прошу вас, мистер Холмс, поезжайте в Венецию, в особняк Асперна, и разрушьте это гнездо лжи и клеветы. В отличие от вас я не обладаю навыками сыска, а они здесь необходимы.

— Принять меры следует прежде, чем место Хауэлла займет кто-то ему под стать, — сказал детектив умиротворяющим тоном. — Кому выпала такая честь?

Пен Браунинг смешался.

— Сейчас в особняке междуцарствие. По распоряжению Тины Бордеро он временно перешел на попечение Фиори, венецианского нотариуса. Что до бумаг, то хозяйка интересуется лишь их коммерческой ценностью. В конце концов, возлюбленной Асперна была не она сама, а ее сестра. До тех пор пока в дело не вмешается кто-либо еще и аукционные дома не откроют торги, мы сможем, я полагаю, вести переговоры с моим знакомым notaio[25]. Вероятно, я сумею убедить его, чтобы он позволил вам в качестве моих доверенных лиц взглянуть на документы Роберта Браунинга, якобы хранящиеся в секретере Асперна.