Читать книгу "Одинокому везде пустыня - Вацлав Михальский"

"Объединение русских врачей за границей" создало и обслуживало в Париже русский госпиталь на пятьсот человек; в Сорбонне работали десятки русских ученых как в точных, так и в гуманитарных науках, притом многие из них занимали весьма видное положение в своих профессиях; были русские газеты и издательства, действовал франко-русский университет, дипломы которого приравнивались к французским, устроители его смотрели далеко: он был создан "для подготовки молодых кадров для общественной деятельности на родине"; работали Православный богословский институт, Русский народный университет - что-то вроде вечернего отделения, Русский политехнический институт, Русский высший технический институт, Русская консерватория им. С.В.Рахманинова, которая, кстати, процветает до сегодняшнего дня. В надежде на лучшее генерал Российского Генерального штаба Н.Н.Головин создал даже высшие военные курсы, правда, французы не разрешили ему выдавать дипломы.

В 1861 году в Париже на улице Дарю был построен православный собор Александра Невского и с тех пор стоял одиноко во французской столице. После исхода русских в конце 1920-х годов в пятнадцатом, шестнадцатом и пятом районах Парижа, а также в его пригородах стали бурно строиться православные храмы. К 1930 году у возглавлявшего русскую церковь в изгнании митрополита Евлогия было в Европе уже сто приходов.

Более подробно о русских организациях в Париже можно прочитать во многих мемуарах и книгах о русской диаспоре, но хотелось бы особо отметить превосходный труд французского профессора Елены Менегальдо "Русские в Париже. 1919-1939".

Платье Мария и Уля придумали и сшили по моде: прямое, чуть ниже колен, без рукавов, но с достаточно широкими бретельками, чтобы они не впивались в обнаженные плечи. Туфли купили дорогие - светло-коричневые лодочки, с узкими, но не длинными носами, с прямым каблуком, с тонкими ремешками и маленькими никелированными пряжками: чулки подобрали телесного цвета, фильдеперсовые. Пояс сделали на заводе: взяли обыкновенную цепь из какого-то легкого дутого сплава, с довольно крупными звеньями, пошли в гальванический цех и попросили ребят отникелировать ее, там же они отникелировали огромную заколку для волос - сантиметров пятнадцать длины, хотя и довольно легкую на вес, но очень массивную на вид. В нескольких местах они незаметно прикрепили цепь к платью, а на первый взгляд она была лишь небрежно завязана на бедрах - наискосок, узлом и так, что концы ее болтались до самой кромки платья, - носить вместо пояса цепи тогда еще никому не приходило в голову, а вот Уле пришло. Не менее важным украшением туалета Марии были две роскошные жемчужные нитки, на одном замочке, одна короткая, вокруг шеи, а вторая длинная, чуть ниже талии, до касания с поясом.

Это жемчужное колье - отдельная история, заслуживающая если не подробного рассказа, то хотя бы беглого - пунктиром… Коротко говоря, дело было так: Уля искала жемчуг по всему Парижу и по всему русскому Бьянкуру, но ничего подходящего найти не могла - или жемчуг был тускловат за старостью лет, или цену называли такую, что говорить дальше было не о чем… А нужно заметить, что к тому времени, к осени 1927 года, своими стараниями и усилиями кузины Марии Уля уже выучилась на водителя автомобиля, получила права, и в ноябре ей даже доверили отогнать первый лимузин в марсельский порт… Вот там-то и надоумили ее добрые люди дождаться сухогруза из Коломбо, он приходил к вечеру; у моряка с этого судна она и купила чудный цейлонский жемчуг - живой, играющий, не жемчуг, а загляденье! Привезла в Париж россыпью, потом они пошли к ювелиру и за десяток крупных жемчужин заказали ему колье.

Когда ювелир выбирал из Улиного жемчуга свой гонорар, у него дрожали руки и он то и дело повторял: "O, opalescentia!*" Потом ювелир объяснил кузинам значение несколько раз произнесенного им слова. Волшебная текучесть, игра света и тени, мерцание блеска и матовости, мгновенная переливчатость из солнечной в лунную - вот что такое опалесценция! Ювелир сказал, что такой жемчуг бывает только на Цейлоне и это очень свежий, недавно добытый жемчуг.

* O p a l e s c e n t i a (от "опал" и латинского - escentia - суффикс, обозначающий слабое действие) - рассеяние света мутными средами, обусловленное их оптической неоднородностью.

- Да, - сказала Уля, не моргнув глазом, - я купила его в Коломбо.

Ювелир поинтересовался: за какую цену? И тут Мария назвала сумму в семь раз большую, чем заплатила Уля. Ювелир нашел, что это недорого, и сказал, что он мог бы брать партии такого жемчуга по цене в полтора раза больше той, которую назвала Мария.

- Мы подумаем, - сказала сметливая Уля. - А нельзя ли сделать для нас еще и серьги из этого жемчуга?

- Хорошо, я сделаю, - согласился ювелир, - но тогда вы немножко приплатите мне деньгами за серебряные замочки.

Они приплатили без сожаления, ведь в этот день родился их жемчужный бизнес…

На подготовку к выходу в свет Марии была потрачена уйма денег. К счастью, они с Улей к тому времени уже совсем неплохо зарабатывали на заводе. Деньги были потрачены, но на бал Марию не приглашали. Да и кто мог пригласить? Она жила и работала на заводе, как в стальном коконе, и фактически не знала русских парижан, а те французы, что работали с нею рядом, были люди совсем другого, инженерно-технического, совсем неинтересного для нее склада. Знакомств среди русской аристократии, среди людей искусства и предпринимателей у нее не было и не могло быть, поскольку загруженность заводской работой была так велика, что Мария нигде не бывала. Да, она стала зарабатывать приличные деньги, но ей хотелось не только и не столько денег, хотя она и осознавала, что деньги определяют некоторую степень свободы, - ей хотелось простора и в первую очередь знакомств в русской диаспоре; она была уверена, что там необыкновенно интересно и там ее ждут соотечественники с широкой русской душой и с распростертыми объятиями. Поскольку никто не собирался подносить Марии пригласительный билет на блюдечке, она купила его у французских устроителей бала, притом не только билет, но и право, чтобы ее выкликнули, - особо важных гостей по очереди выкликали французский и русский распорядители бала, билеты у этих людей были - для простоты их опознавания - с золотой полосой с угла на угол, с этакой золотой диагональю.

А еще оставалась накидка. А денег уже не было совсем. И тогда они изобрели накидку из Улиной цыганской шали и окантовали ее такой же никелированной цепью, как та, из которой был сделан пояс. Получилось непонятно, но очень убедительно - в смысле единства стиля. Волосы зачесали гладко-гладко, по моде, чтобы голова казалась маленькой, а в скрученный из волос узел на затылке вкололи большую никелированную заколку, торчавшую высоко вверх. Серьги ювелир сделал отменные и колье отменное, тут все было без очковтирательства, по первому классу. К тому же имела место еще одна подробность, которая перекрывала все: Уля подвезла Марию к парадному подъезду зала "Метрополь" на роскошном, сверкающем черным лаком новеньком лимузине Рено.

Еще утром Уля вывела автомобиль из ворот завода, чтобы гнать его в марсельский порт; наконец, они дождались вечера и поехали… Приехали раньше времени и потом ждали в переулке, из которого были хорошо видны ярко освещенные электрическим светом двери "Метрополя", ждали, пока не начали съезжаться гости. Русские подходили пешком или подъезжали на такси, французы - многие на своих автомобилях, некоторые на такси. Французов было значительно меньше, чем русских. Появились узнаваемые фигуры, те, которых знал Париж, Франция, а то и весь просвещенный мир: Коко Шанель, Сергей Дягилев и с ним Сергей Лифарь, русские прима-балерины, писатели, художники, бывшие русские нефтепромышленники, владельцы парижских кабаре и ресторанов, титулованные русские особы первого ряда: Шереметевы, Юсуповы, Трубецкие; певец Вертинский, пользовавшийся в те дни в Париже большой популярностью (обычно он пел в "Казбеке" или в "Большом Эрмитаже" в сопровождении оркестра со знаменитым еще со времен Империи Ницой Цодолбаном); подъехал на белом "ситроене" несравненный Шаляпин; одновременно вышли из такси Иван Алексеевич Бунин с женой Верой Николаевной и молодой писательницей Галиной Кузнецовой; из другого такси вылез грузный Александр Иванович Куприн.