Читать книгу "Особые поручения: Декоратор - Борис Акунин"

Так про Божедомку. Приехал туда на извозчике вдесятом часу вечера, уже темно было. В флигеле, где квартирует доктор, в одномокне горел свет, и я обрадовался, что Захаров не сбежал. Вокруг ни души, заоградой могилы, и ни одного фонаря. Залаяла собака, там цепной кобель учасовни, но я быстро перебежал через двор и прижался к стене. Пес полаял-полаяли перестал. Я поставил ящик – окно было высокое – и осторожно заглянул внутрь.Где освещенное окно, у Захарова кабинет. Выглядываю, вижу: на столе бумаги, илампа горит. А сам он сидел ко мне спиной, что-то писал, рвал и бросал клочкина пол. Я долго там ждал, не меньше часа, а он все писал и рвал, писал и рвал.Я еще думал, как бы посмотреть, что он там пишет. Думал, может, арестовать его?Но ордера нет, и вдруг он там ерунду пишет, какие-нибудь счета подводит. Всемнадцать минут одиннадцатого (я заметил по часам) он встал и вышел изкомнаты. Его долго не было. Чем-то он там загромыхал в коридоре, потом тихостало. Я заколебался, не залезть ли – взглянуть на бумаги, взволновался иоттого утратил бдительность. Меня сзади в спину ударило горячим, и я еще лбомткнулся в подоконник. А потом, когда оборачивался, еще обожгло в бок и в руку.Я прежде того на свет смотрел, поэтому мне не видно было, кто там, в темноте,но я ударил левой рукой, как меня господин Маса учил, и еще коленом. Попал вмягкое. Но я плохо у господина Масы учился, отлынивал. Вот он куда изкабинета-то вышел, Захаров. Видно, заметил меня. Как он от меня теньюшарахнулся, от моих ударов-то, я хотел его догнать, но пробежал совсем немножкои упал. Встал, снова упал. Достал «бульдог», выстрелил в воздух три раза –думал, может, прибежит кто из кладбищенских. Зря стрелял, они, поди, тольконапугались. Свистеть надо было. Я не сообразил, не в себе был. Потом плохопомню. Полз на четвереньках, падал. За оградой лег отдохнуть и, кажется,заснул. Проснулся, холодно. Очень холодно. Хотя я во всем теплом был, нарочнопод шинель вязанку надел. Часы достал. Смотрю – уж заполночь. Всё, думаю, ушелзлодей. Только тут про свисток вспомнил. Стал свистеть. Скоро пришли, не разглядел,кто. Повезли. Мне пока доктор укол не сделал, я как в тумане был. А сейчас вотлучше. Только стыдно – упустил Потрошителя. Если б господина Масу большеслушал. Я, Эраст Петрович, хотел как лучше. Если бы Масу слушал. Если бы…

ПРИПИСКА:

На сем стенографическую запись донесенияпришлось закончить, ибо раненый, поначалу говоривший очень живо и правильно,стал заговариваться и вскоре впал в забытье, из коего более не выходил. Г-ндоктор К.И.Мебиус и то удивился, что г-н Тюльпанов с такими ранениями и с такойкровопотерей столько времени продержался. Смерть наступила около 6 часов утра,о чем г-ном Мебиусом составлена соответствующая запись.

Жандармского корпуса подполковник Сверчинский

Стенографировал и делал расшифровку коллежскийрегистратор Ариетти

* * *

Ужасная ночь.

А вечер начинался так славно. Идиотка в смертивышла чудо как хороша – просто заглядение. После этого шедевра декораторскогоискусства тратить время и вдохновение на горничную было бессмысленно, и яоставил ее как есть. Грех, конечно, но все равно столь разительного контрастамежду внешним уродством и внутренней Красотой не получилось бы.

Более всего согревало душу сознаниеисполненного доброго дела: я не только являю доброму юноше истинный ликКрасоты, но и избавляю его от тяжкой обузы, которая мешает ему обустроитьсобственную жизнь.

И вот какой бедой все закончилось.

Доброго юношу погубило его некрасивое ремесло– вынюхивать, выслеживать. Он сам явился за собственной смертью. Моей виныздесь нет.

Жалко было мальчика, и из-за этого вышланеаккуратность. Дрогнула рука. Раны смертельны, в этом сомнения нет: я слышал,как выходит воздух из пробитого легкого, а второй удар не мог не рассечь левуюпочку и нисходящую ободочную кишку. Но он наверняка сильно мучился передсмертью. Эта мысль не дает мне покоя.

Стыдно. Некрасиво.

Хлопотный день

8 апреля, великая суббота

У ворот убогого Божедомского кладбища, подветром и мелким, противным дождиком, топталась группа дознания: старший агентЛялин, трое младших агентов, фотограф с переносным американским «Кодаком»,помощник фотографа и полицейский собаковод со знаменитой на всю Москву легавойМусей на поводке. Группа была вызвана на место ночного происшествия потелефону, получила строжайшее указание ничего не предпринимать до приезда еговысокоблагородия господина коллежского советника, и теперь неукоснительновыполняла инструкцию – ничего не предпринимала и ежилась в постылых объятьяхнепогожего апрельского утра. Даже Муся, от сырости ставшая похожей на рыжуюшвабру, приуныла. Легла длинной мордой на раскисшую землю, скорбно двигалабелесыми бровями и разок-другой даже тихонько повыла, уловив всеобщеенастроение.

Лялин, опытный сыскник и вообще человекбывалый, по складу натуры к капризам природы относился с презрением изатянувшимся ожиданием не тяготился. Он знал, что чиновник особых порученийсейчас в Мариинской больнице, где обмывают и обряжают бедное, израненное телораба Божия Анисия, в недавнем прошлом губернского секретаря Тюльпанова.Попрощается господин Фандорин с любимым ассистентом, сотворит крестное знамениеи враз домчит до Божедомки. Тут езды-то пять минут, а у коллежского советника,надо полагать, кони не чета полицейским клячам.

Только Лялин про это подумал, и подлетели к чугуннымкладбищенским воротам красавцы-рысаки с белыми султанами. Кучер – словногенерал, весь в золотых позументах, а коляска сияет мокрым черным лаком идолгоруковскими гербами на дверцах.

Спрыгнул господин Фандорин на землю, качнулисьмягкие рессоры, и экипаж отъехал в сторонку. Видно, будет дожидаться.

Лицо у прибывшего начальника было бледным,глаза горели ярче обычного, но иных признаков перенесенных потрясений ибессонных ночей цепкий лялинский взор не приметил. Напротив, ему дажепоказалось, что чиновник особых поручений двигается не в пример бодрее иэнергичнее обычного. Хотел Лялин сунуться с соболезнованиями, но взглянулповнимательней на плотно сжатые губы его высокоблагородия и передумал. Изрядныйжизненный опыт подсказал, что лучше не нюнить, а сразу перейти к делу.

– Без вас в квартиру Захарова несовались, согласно полученных инструкций. Служителей опросили, но никто из нихсо вчерашнего вечера доктора не видел. Вон они, ждут.

Фандорин мельком взглянул туда, где подлездания морга переминались с ноги на ногу несколько человек.

– Я, кажется, ясно сказал: ничего непредпринимать. Ладно, идем.

Не в духе, определил Лялин. Что инеудивительно при столь печальных обстоятельствах. На обрыве карьеры человек,да и с Тюльпановым расстройство.