Читать книгу "Цитадели - Евгений Шалашов"

— Так царь велел. Давай, грит, Аггешка — учись иноземным языкам. Пойдем Ливонский орден воевать — лазутчики потребуются. А ведь с Иваном Васильевичем-то как поспоришь? Поди-ка, не выучи… Вмиг шкуру спустит. Да и я не всегда рыбаком был…

— Как это ты с царем познакомился? — не удержал я в себе проснувшегося историка. Чтобы сказали коллеги по кафедре, узнай они о том, что встречаюсь уже со вторым современником Иоанна Васильевича?

Старый рыбак задумался, разлил, и мы выпили на «вторую ногу». Я взял на закуску кусок хлеба, откусил и, чуть не выплюнул. По вкусу напоминало гнилые орехи с рыбой.

Увидев мое перекошенное лицо, дядька засмеялся:

— А ты цто думал? Где я те настоящего хлеба найду? Желуди толку, с рыбой мешаю. У нас парень, настоящего хлеба года два не видели. Или — все двадцать два… Ясно-понятно, годы-то давно не меряны. Пахать и сеять кому? Мужиков — кого убили, кто на войну ушел, а кто прячется. Я тут, сцитай, рыбой всю волость кормлю. Так и то, рыбу-то мою еще вывезти нужно. А на озере-то и показываться боязно. Ляхов у нас немеряно. Вынюхивают, псы шелудивые, цем бы поживиться. Если увидят — могут и в полон взять. У них, сволоцей, целый лагерь пленников. Уж цто они с ними делать собираются, не знаю. Может, в турки продадут. А может — есть станут. Они же, ляхи-то эти, хуже зверей будут. Хорошо еще, что договорился я с местными, чтобы рыбу каждую ночь на тот берег отвозили, да по тропкам в деревню. С того старики да бабы, ясно-понятно, и кормятся.

Дед потянулся за новой порцией. Кажется, «зелье» ему понравилось. Степенно занюхал шпротинкой. Потом махнул рукой и налил снова. Вот ведь незадача. Не набрался бы старый…

Но я зря беспокоился. Дед был из тех, которые знают меру. А вот я уже слегка «поплыл». Уже перестал замечать и старческую шепелявость и новгородское «цоканье», распространенное от Господина Великого Новгорода до Белого озера.

— Местные… которые… — начал было объяснять дядька Аггей, но замялся. — Они, э-э, такие, ну, ясно-понятно, не совсем обычные. Щас Евдоха придет, увидишь. О, легка на помине!

Дверь заскрипела, и в землянку неспешно зашла женщина. Хотя огонь от лучины давал не очень много света, но кое-что разглядеть было можно. На вид — лет сорок, хотя на самом деле могло быть и тридцать, и двадцать пять… Простоволосая — значит, незамужняя. Волосы всколочены. Рубаха-понева, а сверху сарафан. Одежда драненькая, но не заношенная.

— Садись голубушка, — суетился дед, расчищая для гостьи место.

Дядька Аггей вел себя как старшеклассник, впервые пригласивший домой любимую девушку. Не знал куда усадить, чем угостить. А уж Евдоха… «Страшна, как финская война…» — говаривала покойная бабушка. Одно хорошо, рот не открывала, а скромно вытаскивала из чугунка рыбу и ела. От колбасы и консервов отказалась.

После очередной чарки она показалась привлекательнее. Ну водка еще и не то творит. Даже когда увидел, что из-под подола у «девушки» торчит копытце…

— Цто, не видал? — ехидно поинтересовался старик.

— Не видал, — честно признался я. — Русалок видел, леших, оборотней, а вот кикимор — ни разу.

— И где же ты их видел, русалок да оборотней? — заинтересовался дед.

Я решил повременить с откровениями и перевел разговор:

— Дядька Аггей, а ты так и не рассказал, где с Иваном Васильевичем познакомился…

— Тогда доставай скляницу, — насмешливо потребовал дед. — У тебя там не одна лежит, в котомке-то…

«Вот, зараза глазастая!» — подумал я, но пошел за новой бутылкой. Дед, выпил чарку, начал рассказ:

— Иван Васильия на богомолье в Кириллов монастырь царицей молодой, Анастасией Романовной и детенышем пришли. Опосля того, как царевич-то утонул, очень они убивались. На своей-то лодье, с которой робятёнок упал и утоп, обратно царица вертаться не хотели. Так архимандрит приказал им новую дать. А я в это время загребным на монастырской лодье служил. Сам-то не монастырский, вольный. Нанимался лодьи по Белому озеру водить и кормчим ходил по Шехони, — уточнил Аггей и выпил еще одну чарку. Крякнул, занюхал прядью Евдохи и продолжил: — Вот значит, вел я лодью от Кириллова монастыря до самого Углича, откуда сухой путь до Москвы идет. А там царь возьми, да и скажи: «Давай, мол, Аггей, переходи ко мне. Будешь кормщиком царским!» А я, возьми, да и согласись. Так и остался служить. С тех пор, ежели царь куда плыть надумает, то я — завсегда на лодье был. Так, до самой смерти Иван Васильича и служил.

— Стоп-стоп! — загорелся я. — Ну-ка, расскажи дедушка поподробнее.

Кажется, подвернулся случай раскрыть одну из загадок истории: почему же погиб наследник русского престола?

— А ты не «нукай», — обиделся дед. — Не запряг еще. Да и молод больно, чтобы «нукать».

— Ладно, дедушка, — примирительно произнес я. — Не сердись. Ну брякнул, не подумавши.

— Ничего, по молодости-то все дураки, — остыл старик.

— Мне, между прочим, сорок лет, — хмыкнул я.

— Младенец! — заржал дед. — Вот ежели бы, как мне, пятьсот…

— А ва-ааще, в натуре, — что такое твои пятьсот лет? Фигня! — сказала кикимора с интонацией старшеклассницы.

Того и гляди, заявит: «Забей!» Может, нынешние школьницы нахватываются словечек у кикимор?

— У нас года по-другому счисляют. Не по тому, сколько раз зима будет, а сколько — лето. У нас так — появился, пожил и исчез. Вот и все. А считать… — махнула рукой кикимора. — Я даже полюбовников своих не считала, сколько их было.

— Много, — горестно вздохнул возревновавший дед и обреченно взмахнул рукой. — Все вы, бабы, одной сажей мазаны.

Начиналась семейная разборка.

— А сам-то хорош, карась застоявшийся. Кто намедни Анфиску-утопленницу в кустах валял? — не осталась в долгу Евдоха. — Ладно, водяной не видел, а то бы вмиг тебя, сопляка, на дно спровадил.

Дед крякнул. Видимо, был грех…

— Да чего уж там. Пьяный я был. Подумаешь, с нее и не убыло, — примирительно сказал дядька Аггей.

— Это как так не убыло? — задохнулась кикимора от возмущения. — Она после тебя юбку найти не может. Кинул куда-то, а искать — дядя будет? Анфиска у всех баб требует — найдите мою юбку! Они и белье боятся идти полоскать! Пришлось с какого-то ляха портки снять. Теперь в них и ходит. Срамота!

— А лях-то, откуда взялся? — полюбопытствовал я.

— Да все оттуда же. Как напьются — так им уже и все равно. Что девка, что баба. А Анфиска-то совсем недавно потонула. Девка молодая, красивая. Водяной ее для себя берег. А она, потаскушка… Теперь вот развлечение выискала — ляхов подманивает. А потом топит.

— Ну ляхов топить — дело хорошее, — одобрительно отозвался я.

— Чего хорошего-то? — удивилась кикимора. — А нас, что, своих утопленников не хватает? Так нет же, заполонили и озеро и болота всякой дрянью. Ими и налимы брезгуют.