Читать книгу "Каспар, Мельхиор и Бальтазар - Мишель Турнье"

Таор, вполуха слушавший эти рассказы, совершенно для него непонятные, начал терять терпение. Какое отношение все эти дикари, живущие в пустыне, имели к рахат-лукуму и его рецепту?

Самое прямое, отвечали посланцы, некоторые пророки утверждают, что скоро неминуемо появится пища высшего рода, столь прекрасная, что будет навечно утолять голод, столь вкусная, что тот, кто однажды ее отведал, до конца своих дней не захочет никакой другой. Может, они как раз и имеют в виду фисташковый рахат-лукум? Нет, вряд ли, ведь Божественному Кондитеру, который должен создать это изумительное кушанье, еще только предстоит родиться. Народ иудейский ждет его появления со дня на день, некоторые, основываясь на священных книгах, полагают, что родится он в Вифлееме, деревеньке, расположенной в двух днях пути на юг от столицы, где когда-то уже увидел свет царь Давид.

Таору казалось, что его посланцы увязли в зыбучих песках религиозных рассуждений. Много ли толку от посулов и предположений. Ему подавай вещественное доказательство, нечто предметное, что можно увидеть, потрогать, а еще лучше — съесть.

Тогда посланцы, переглянувшись, достали из мешка глиняный горшок, большое, хотя и грубоватое, изделие.

— Отшельники, похожие на медведей и называющие себя предтечами Божественного Кондитера, — объяснил один из посланцев, — питаются необычной и очень вкусной смесью. Может, она тоже как бы предвосхищает обещанную пищу, долгожданную и совершенную.

Таор схватил горшок, взвесил на руке, принюхался.

— Тяжелый, но пахнет плохо, — заключил он, протягивая горшок Сири. — Открой его.

Сири сковырнул острием меча грубый деревянный круг, закрывавший горловину сосуда.

— Принесите мне ложку, — приказал принц.

Он извлек ее из горшка, полную золотистой клейкой массы, в которой застряли угловатые насекомые.

— Мед, — констатировал Таор.

— Мед, — подтвердил один из приехавших, — дикий мед. Его находят в сердце пустыни, в расселинах скал и в высохших источниках. А собирают его пчелы в зарослях акаций, которые в короткую весеннюю пору одеты сплошной массой белых, очень душистых цветов.

— И креветки, — добавил Таор.

— Если угодно, — согласился путешественник. — Но только креветки песчаные. Это крупные насекомые, они летают густым роем, уничтожая все на своем пути. Для земледельцев они страшный бич, но кочевники питаются ими и радуются их появлению точно манне небесной. Их зовут саранчой, или акридами.

— Стало быть, это акриды, засахаренные в диком меду, — решил принц и поднес ложку ко рту.

Воцарилось безмолвие, сотканное из ожидания и смакования. Наконец принц вынес приговор:

— Кушанье не столько вкусное, сколько оригинальное, не столько приятное, сколько странное. Этот мед, как ни удивительно, сочетает природную сладость с горчинкой. Что до креветок — или акрид, — их хрусткость придает меду неожиданный солоноватый привкус.

Снова воцарилось молчание — принц зачерпнул вторую ложку.

— Я терпеть не могу соли, но вынужден признаться: как ни странно, соленая сладость слаще сладкой сладости. Чудеса, да и только! Я должен услышать эту фразу из чьих-то других уст. Прошу вас, повторите то, что я сказал.

Приближенные, знавшие маленькие слабости принца, исполнили его приказание. Они повторили дружным хором:

— Соленая сладость слаще сладкой сладости.

— Чудеса! — еще раз сказал Таор. — Такие диковинки встречаются только на Западе! Сири, что, если нам отправиться в эти далекие варварские страны, чтобы привезти оттуда разгадку тайны рахат-лукума, а заодно и некоторых других тайн?

— Принц, я ваш раб! — ответил Сири с иронией, какую он умел вкладывать в самые пылкие изъявления преданности.

Сири, однако, весьма удивился, когда спустя несколько дней узнал, что принц попросил свою мать принять его (он встречался с нею только во время таких аудиенций), чтобы поговорить о своих планах насчет путешествия, а когда сразу после свидания с матерью Таор сообщил Сири, что магарани Маморе одобрила затею и предоставила в распоряжение сына пять кораблей с командой, пять слонов с погонщиками и казначея по имени Драома с казной, полной талантов, сиклей, бек, мин и гер — то есть денег, имеющих хождение по всей Передней Азии, — Сири счел себя одураченным, преданным, погубленным. В одно мгновение рухнул мир Сири Акбара, пошли прахом десять лет терпеливых интриг. Разве Сири мог предвидеть, что фисташковый рахат-лукум, каким он угостил принца, желание магарани любой ценой избавиться от сына и непредвиденный порыв, который, как это бывает с людьми слабохарактерными, наивными и покорными, вдруг овладел Таором, — разве Сири мог предвидеть, что все эти разнородные обстоятельства, соединясь, приведут к таким катастрофическим последствиям? Именно катастрофическим, ибо было совершенно очевидно, что интриган, подобный Сири, может благоденствовать только поблизости от источника власти, но и магарани, и сам принц, конечно, не сомневались, что Сири Акбар должен сопровождать Таора в этом безрассудном предприятии. Последовавшие за этим недели были, безусловно, одними из самых горьких в жизни Сири Акбара.

По-другому обстояло дело с принцем Таором. Приготовления к отъезду, внезапно заставившие его отказаться от привычного безделья, совершенно его преобразили. Приближенные едва узнавали принца, когда со знанием дела и неожиданной решимостью он принялся составлять список тех, кто поедет с ним, перечень необходимого снаряжения и отбирать слонов, которых предстояло взять с собой. Зато он оказался верен себе, когда речь зашла о том, какие съестные припасы разместить в трюмах кораблей. Потому что корзины, мешки и тюки, набитые плодами псидиума, зизифуса, кунжутом, корицей, виноградом Голконды, флёрдоранжем, сорго, гвоздикой, не говоря уже, конечно, о сахаре, ванили, имбире и анисе, оповещали об истинном смысле путешествия. Один корабль был целиком отдан фруктам — сушеным и засахаренным· плодам манго, бананам, ананасам, мандаринам, зеленым лимонам, инжиру и гранатам, а также орехам — кокосовым и кешью. Было совершенно очевидно, что экспедиция ставит перед собой кондитерские задачи, и никаких других. Кстати, для этой цели были отобраны специалисты самой высокой квалификации, и в одуряющих ароматах карамели по палубам метались непальские кондитеры, сингалезские мастера приготовления нуги, бенгальские виртуозы варки варенья и даже специалисты по изготовлению молочных блюд, которые спустились с высот Кашмира с бурдюками, наполненными жидким казеином, ячменным отваром, миндальными эмульсиями и бальзамическими смолами.

Друзья узнали привычного Таора и тогда, когда вопреки здравому смыслу он стал настаивать, чтобы в число слонов, которых берут в дорогу, была включена Ясмина. Это и впрямь противоречило здравому смыслу, ибо кто-кто, но Ясмина, молоденькая белая слониха с голубыми глазами, ласковая, хрупкая и изнеженная, была совершенно не приспособлена для изнурительного и долгого плаванья, а потом для тяжелых переходов по пустыне. Но Таор любил Ясмину, которая отвечала ему взаимностью: когда принц угощал слониху пирожным с кокосовым кремом, юная толстокожая особа с томным взглядом так трогательно обвивала его шею хоботом, что трудно было сдержать слезы умиления. Таор решил, что Ясмина будет плыть на том же корабле, что и он сам, и ей будет отдан весь запас розовых лепестков.