Читать книгу "Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский"

— Это Гораций первым придумал подавать виноград вместе с яблоками. Яблоки выращены в одной из моих усадеб. Они тибуртинского сорта и, разумеется, уступают по вкусу пиценским. Но пиценские у нас не растут. Для них здесь слишком прохладно. А красные мои яблоки потому, что сняли их при ущербной луне… Виноград — примечательный: ломкий для зубов и нежный для языка. Я сам его вырастил, мне кажется, очень удачно скрестив альбанскую лозу с псифийской… И вино попробуй. Оно очень мягкое, весеннее. Много нужно выпить, пока почувствуешь опьянение, легкое, приятное.

X. «В одной из моих усадеб»… У Вардия их было две. Усадьбы, как говорили, были обширными и доходными. Но Эдий их редко посещал, всецело доверяя богатые хозяйства своим управляющим. На вилле же у стен Новиодуна не выращивались зерновые, не насаждались плодовые деревья, не устраивались огороды, не разводились животные и птицы. Почти не было здесь хозяйственных построек. Были лишь маленькая прачечная, небольшая пекарня, помещение для винного пресса, скромный амбар и уютная кладовая. Зато под триклиниями располагался поместительный погреб, заполненный пузатыми, похожими на тыквы, долиями; глиняными амфорами, кампанскими и сабинскими, с ручками и без ручек, врытыми в землю и прислоненными к стене; деревянными кадиями — бочками и бочонками. На каждом сосуде — аккуратные ярлыки с обозначением года и консулов, и всё это — в строгом хронологическом порядке. Так что, спустившись в погреб и двигаясь между рядов амфор и бочек, можно было повторять про себя римскую историю: эту амфору запечатали, когда в курии Помпея заговорщики убили божественного Юлия Цезаря; эту долию наполнили той самой осенью, когда в битве при Филиппах были разгромлены Брут и Кассий; этот вот бочонок ровесник первого свидания Марка Антония с Клеопатрой; эту амфору заткнули пробкой после битвы при Акции; эту залили смолой, когда по просьбе сената и под восторженные крики народа Гай Юлий Цезарь Октавиан принял короткое имя — Август…

Вилла Гнея Эдия Вардия была задумана, спланирована и выстроена для досуга, а не для работы.

И лишь одно дело было допущено и разрешено — виноградарство и виноделие.

XI. Всё, что происходило в его виноградниках, совершалось под его ежедневным, неусыпным и придирчивым руководством. Причем, как он сам мне признавался, виноградарствовал и винодельничал Гней Эдий, следуя советам Вергилия, вдумчиво изучая его «Георгики».

Перед новыми посадками велел выжигать траву, изрезать склоны канавами, отваливать глыбы и «Аквилону их подставлять».

Сажал либо «румяной весной», когда

Белая птица к нам прилетит, ненавистная змеям

… Либо в середине осени,

Как придут холода, но пока еще знойное солнце

Не донеслось на конях до зимы, а уж лето проходит.

В виноградниках его были только вязы и ни одного ореха или дикой маслины. Начинал посадки всегда на семнадцатый день месяца, будь то весной или осенью. Черенки погружали в борозды, как велено, неглубоко. Расстояния между посадками тщательно вымерялись.

Если ж на склоне горы у тебя расположен участок,

Можешь ряды выверять не так уже строго, но все же

Свой виноградник сперва поровнее разбей на квадраты.

Так на войне легион…

И точно! Если смотреть на его виноградник снизу, со стороны озера, то возникало ощущение, что над тобой выстроился и замер легион, четко разделенный на когорты, манипулы и центурии.

Сажал не только местные, галльские и ретийские сорта винограда, но также иллирийские и эпирские, а некоторые кампанские лозы скрещивал с македонскими и фракийскими. И это было его собственным открытием — Вергилий этой темы не затрагивал.

Колышки приказывал готовить только из вязов и в виде «рогаток-двурожек». Для подвязки работники нарезали лесной терновник, береговую очерету и вербу. Но самые ценные и капризные лозы Вардий подвязывал америйским лозняком, который ему специально доставляли из Умбрии.

Четыре раза в год заставлял разрыхлять и окучивать почву. Причем стоял над своими работниками и покрикивал нараспев: «Рыхлите комья мотыгой, зубьями кверху, дробите усердно!» Или: «Землю, давай, шевели, в порошок превращая!» (Это, как ты догадываешься, тоже из «Георгик», от Вергилия.)

Дважды в год подрезали листву. Весной — непременно «до кукушки». Сам, представь себе, карабкался на лестницу и часть листочков бережно обрывал рукой.

Нежной покамест листвой зеленеет младенческий возраст,

Юную надо щадить. Пока жизнерадостно к небу

Веточки тянет она и, свободная, в воздух стремится,

Листьев касаться серпом не следует острым, а нужно

Только рукой обрывать, — однако же часть оставляя.

А летом вручал своим работникам серпы, «зубы Сатурна», и, надзирая за ними, прикрикивал-распевал:

А как начнут обнимать, понемногу окрепнув корнями,

Вязы, срезай им излишек волос, укорачивай руки.

Раньше им боязен серп, теперь же властью суровой

Смело воздействуй на них и сдерживай рост их чрезмерный!

— Сам я не однажды наблюдал эти крестьянские идиллии.

Чуть ли не каждую неделю обходил виноградники и проверял ограждение.

И, разумеется, руководил сбором винограда, выжимкой его, заливом вина в амфоры и бочки, приготовлением вареных вин и нагревом виноградного сока для ускорения процесса брожения или для изготовления варенья, окуриванием старых и дорогих вин и другими винодельческими процедурами. Я уже упоминал, что у Гнея Эдия было несколько самых современных прессов для выжимания винограда. Но для себя он велел высыпать гроздья в корыто и, разувшись, быстро и ловко давил ногами, распевая:

Пеной сверкающий сок, выжатый быстрой ногой… — Это, кстати сказать, — не из Вергилия, а из ранних элегий Тибулла.

XII. Тончайший был знаток и прихотливый любитель вин. Лучшие вина, которые нам с тобой, Луций, известны, — все они хранились у Вардия в погребе.

Из кампанских выше остальных ставил, представь себе, не фалернское, а каленское. Фалернское, говорил, многие ценят, слишком многие для того, чтобы его можно было считать изысканным вином. Массикское пил в одиночестве и лишь тогда, когда пребывал в грустном настроении… Наполни чашу скорбь отгоняющим массикским — Это, кажется, из Горация… Цекубское подавал, когда кого-то из гостей начинало подташнивать. Когда гости просили фалернского, подавал и его, но сам пил либо с медом, либо смешивая с суррентинским.

Из греческих вин хранил самые ценные: из хиосских — ареусское, из белых косских — так называемое «эскулапово», из лесбосских — осеннее метимнское, из родосских — нежное линдское.

Рабам своим давал… Ты думаешь, вейское или вареное критское? Нет, представь себе! Он их считал настолько безобразными — его слово, — что даже названия их слышать не желал. А рабы его пили либо его собственное второсортное вино, либо, если кто-то из рабов плохо себя вел и был наказан, — иберийское, из нашей с тобой родной Испании.