Читать книгу "Тайны Темплтона - Лорен Грофф"

На той неделе мы ничего не услышали от властей о нашем чудовище. Это был период затяжного интригующего молчания. Газеты, поначалу пестревшие скандальными заголовками на тему происхождения зверя — «Последний в мире динозавр», «Ученый говорит: исчезнувшее звено?», «Марсианская рыбина», — теперь переключились на другие проблемы. На войны в «горячих точках» планеты, на смертельный вирус, косящий человеческие жизни в океанских круизах. Писали о какой-то женщине, воспитанной чужими людьми и наконец нашедшей свою родную мать, с которой она так и не успела встретиться, потому что ту прямо на ее глазах сбила насмерть проезжавшая мимо парковки машина. Одним словом, писали об обычных в мире скорбных событиях. Читая все это, я ловила себя на том, что руки мои невольно тянулись к пока еще плоскому животу, как будто хотели оградить глазенки моего Комочка от этих страшных вещей. А по ночам, когда я ворочалась без сна рядом с моим нависшим туманной дымкой привидением, Комочек представлялся мне крохотным вращающимся ядром, распадающимся на множество еще более крохотных частиц, пока не начинал напоминать половинку разломанного гранатового плода. У меня даже возникла неприязнь к этому фрукту.

Каждый вечер я подбегала к автоответчику в надежде услышать там мягкие круглые нотки Праймусова акцента: пусть бы он просто сказал «Привет!» — и повесил трубку.

И каждый вечер слушала шелест пустой перематываемой пленки под звуки хора лягушек в пруду.

Дважды за ту неделю я увернулась от общения с Иезекилем Фельчером. Один раз в очереди в кафе Музея ремесел, куда я забрела пообедать и где он увлеченно болтал с кем-то из местных: а в другой — когда он, весело насвистывая, цеплял эвакуатором какой-то грузовой фургончик. Судя по игрушке на лобовом стекле, он был фаном «Питсбургских пиратов». А мне все сильнее нравился Питер Лейдер и немного смахивающая на козу вечно дремлющая старушка: большую часть времени я проводила в библиотеке в поисках нужных мне предков. Следующими, на кого я нацелилась, были мать и тетка Клаудии Старквезер. Правда, Руфь и Лия Пек в возрасте первая десяти, вторая восьми лет были отправлены к богатым родственникам в Нью-Йорк, откуда впоследствии вернулась лишь Руфь, но вернулась, когда ее дочери Клаудии — моей прабабке — уже исполнилось восемнадцать и она была девицей на выданье. Руфь к тому времени давным-давно овдовела и жила, целиком посвятив себя трауру. Руфь и Лия Пек были дочерьми Синнамон, второй дочери Губерната Эверелла, так сказать, результатами ее пятого — последнего — брака.

— Спрашиваю просто так, для проверки, — обратилась я к Ви. — Ведь Руфь и Лия Пек не могли быть причастны к рождению моего отца, правда же?

— Как знать, — туманно ответствовала она.

— Не думаю, — возразила я.

На одной возрастной ступени с Руфью и Лией, происходившими по ветви Эвереллов, по линии Темплов находился Генри Франклин Темпл, отец Сары. Но он с виду был человеком спокойным и здравомыслящим, и хоть никогда нельзя ничего утверждать с уверенностью, если речь идет о предках, я была почти убеждена: вряд ли он мог совершить супружескую измену. Впрочем, спустя несколько дней эта моя уверенность пошатнулась: я поверила в его грешок, узнав, что Генри основал в Темплтоне больницу «Финч хоспитал» для своей старинной подруги Изадоры X. Финч, первой женщины-доктора во всем северном штате Нью-Йорк. Правда, в ходе дальнейших поисков я выяснила, что Изадора жила в «бостонском браке» с одной женщиной — она познакомилась с ней в тринадцатилетнем возрасте, будучи ученицей школы для девочек мисс Портер. Женщину, с кем она сожительствовала, все называли не иначе как мужичкой. Мне попалось ее письмо к Изадоре, где она с нежностью называет ту своей женой. Тут все мои подозрения вмиг рассеялись.

Был жаркий день, когда я наконец перешла к следующему генеалогическому поколению по обеим ветвям. Матерью Руфи и Лии была Синнамон Эверелл Стоукс Старквезер Стерджис Грейвз Пек, внучка Хетти и пять раз вдова. А приемной матерью Генри была Шарлотта Франклин Темпл. Была она старой девой, собственных детей никогда не имела, зато имела семь сестер, которые все, как одна, в юном возрасте повыскакивали замуж и разъехались кто куда. Шарлотта единственная из них осталась в городе. Дочь Джейкоба Франклина Темпла, она послужила ему прообразом одного из второстепенных персонажей. Я несказанно оживилась, взявшись раскапывать грязь вокруг такой образцовой девственницы в надежде узнать о какой-нибудь тайной беременности, которую ей удалось скрыть благодаря деньгам и связям. Это она основала в Темплтоне сиротский приют «Помрой». Эта серенькая мышка с акварели в нашем холле на протяжении многих лет была в городе первой леди — с момента смерти ее отца и почти вплоть до наступления двадцатого столетия.

Ничего не замечая вокруг, я с головой зарылась в книги, рассеянно грызя кончик ручки. От чтения меня оторвал громкий хохот Питера Лейдера. Он подкатил ко мне со скрипучей тележкой. Недовольная, я нахмурилась. Адамово яблоко Питера выплясывало джигу над узелком галстука.

— Ой, ну и вид у тебя, Виллй Аптон! — выдавил он сквозь смех. — Ангел смерти, истребитель вампиров!

— Что?.. — не поняла я.

— А вот, полюбуйся! — И он протянул мне раскладное зеркальце. Сам факт, что у доходяжного Питера Лейдера имелось при себе карманное зеркальце, поразил меня больше, чем его шпилька. Но когда я заглянула в зеркальце, когда увидела, что, разгрызя, оказывается, ручку, вся перемазалась черными чернилами, когда увидела этот черный лоб и щеки, — вот тогда я поняла его шутку.

— Да уж, клинический случай, — сказала я. — Но тут уж ничего не поделаешь. Иногда наш гадкий мир поражает меня до такой степени, что энергию, которая из меня прыщет, уже не остановить. Так что извини.

— Да чего там, я ведь тоже страдаю переизбытком эмоций, — попытался утешить меня он.

— Правда? И как же ты с этим управляешься?

Он оглянулся на душный библиотечный зал, и я вместе с ним — увидела, как вращаются под потолком лопасти громадного вентилятора, раздувая пряди на голове сонной старушки, и двух мух, чьи пропащие души в панике выписывали параболы на оконном стекле. А за окном увидела озеро, темное и манящее прохладой.

Он повернулся ко мне и, изогнув дугой бровь, ответил:

— Да смываю это водой. Наше озеро действует на такие штуки просто благотворно.

Я посмотрела на него, прищурившись, и тоже изогнула дугой бровь.

Он пожал плечами. Я тоже.

Кивнув, он зашел за стеллажи, где старушка не могла его видеть, и пошел между полками к заднему выходу. Секунд через десять я увидела, как он, выпрыгнув из окна, припустил по зеленой лужайке к берегу. Бежал он как-то смешно — по-цыплячьи заплетая ногами одна за другую. Я не удержалась и рассмеялась, а потом сама выбежала вслед за ним, скинула туфли, и ноги понесли меня по траве так быстро, что я почти сразу обогнала Питера и уже мочила ступни в прохладной воде, когда он, задыхаясь, еще только сбегал по склону, на бегу развязывая галстук и пытаясь содрать с себя ботинки. Раздевшись до трусов — черных плавочек-боди, — он неуклюже плюхнулся в воду, сразу нырнул, вынырнул и немного проплыл.