Читать книгу "Время бесов - Сергей Шхиян"

— Так тебе и надо, гад! — опять сказал парнишка, — Жаль я тебе в пузо не попал!

— Ты можешь сказать, что произошло? — спросила бледная, растерянная Ордынцева. — Он говорит, что ты его убил.

— Правильно говорит, а если сам не подохнет, то добью. Этот гаденыш хотел попасть мне в живот и полюбоваться, как я буду умирать.

— Мальчик, это правда?! — взволнованно воскликнула Даша.

— Дай сюда рубашку! — заорал я, прерывая ее расследование. — Нашла время болтать!

— Тетенька, где мой тятя? — опять заныл парень. По-моему, только после этого вопроса до Ордынцевой дошло, кто такой раненый подросток, и что у них вообще за семейка. Она торопливо сняла куртку, свою солдатскую рубаху и оторвала от нее почти всю полу. Меня уже начало лихорадить. Наверное, просто от страха последствий ранения. Я как смог перевязал рану и только после этого перевел дух.

— Ты сможешь одна довести того человека? — спросил я, имея в виду раненого.

— Конечно, смогу, — решительно сказала она и, больше не отвечая на мольбы парнишки пожалеть его, пошла обратно в лес.

— Дяденька, ты почему меня застрелил? Мне ведь больно! — опять взялся за меня осиротевший ублюдок.

Я расслабился и попытался сосредоточиться на ране. На подростка старался не смотреть. Он лежал на земле и скулил.

— Зачем ты в меня стрелял? — спросил я его только для того, чтобы что-нибудь сказать.

— Просто так. Хотел посмотреть, что будет! — ответил он, глядя на меня плачущими глазами.

Меня такая любознательность просто взорвала:

— Посмотреть! Ты лучше заткнись, гаденыш, пока я тебя не пристрелил!

Моя неприцельная пуля попала ему в плечо, ближе к ключице и при минимальной помощи он вполне мог через неделю поправиться. Но помогать ему я не хотел, да и не мог.

Подросток посмотрел на меня затравленным зверьком и умолк. Мне показалось, что у него не появилось и тени сомнения в своей неправоте. Я перестал обращать на него внимание и занялся собой. Пока не вернулась Ордынцева, занимался самолечением и вскоре мне стало немного лучше. Во всяком случае, кровь перестала сочиться сквозь повязку.

Наконец показалась Даша вместе с раненым. Тот шел медленно, и было видно, как он с трудом переставляет негнущуюся ногу. Наконец, они добрались до экипажа.

— Ты сможешь править лошадьми? — спросил я, вставая с подножки, на которой сидел все это время.

— Наверное, — ответила она. — А это очень сложно? А, я знаю, как! Нужно тянуть вожжи и кричать: «Но»!

С ней было все ясно.

— Посади человека на сидение и помоги мне влезть на облучок, — попросил я. Кроме как на себя, рассчитывать мне было не на кого.

Раненый стоял, держась рукой за борт пролетки и смотрел на нас с нескрываемой теплотой.

— Меня зовут Опухтин, — представился он. — Илья Ильич.

— Дяденька, — опять заныл подросток, обращаясь теперь к новому участнику действия, — вон тот мужик меня ранил и еще грозился убить!

Опухтин посмотрел на него, выпрямился и ухватился сразу побелевшей от напряжения рукой за поручень пролетки. Разбитое лицо его стало бледным и страшным.

— Ты, ты, это ты! — заговорил он, путаясь в словах.

Мне показалось, что у него начинает сносить крышу. Ко всем злоключениям нам не хватало еще сумасшедшего.

— Это он их убил! — почти впадая в обморочное состояние, бормотал Опухтин, показывая пальцем на паренька.

— Кого их? — спросила Даша, не менее меня удивленная странным поведением раненого.

— Он моих товарищей заколол штыком! — закричал раненый. — На моих глазах! В живот, и в горло!

— Врет он, это не я, это тятя с Васькой, — закричал подросток, начиная отползать от пролетки. — Они сами виноваты, тятя велел…

Что велел «тятя», парнишка не сказал. Он довольно шустро для раненного вскочил на ноги и, согнувшись, побежал в лес.

— Это он убил тех людей? — деревянным голосом спросила Даша.

— Он, он! Пожалуйста, не дайте ему уйти!

— Никуда не денется, — пообещала Ордынцев а, вытаскивая из кобуры маузер. Потом крикнула: — Стой, стрелять буду!

Паренек никак не отреагировал на окрик. Тогда Даша выстрелила в воздух.

Беглец остановился и мельком глянул назад. У него были стеклянные, мертвые глаза и оскаленные мелкие зубы. Он напомнил мне загнанного хорька.

— Вам всем не жить! — крикнул он и побежал, пытаясь добраться до первых деревьев.

— Стой, стреляю! — опять крикнула Ордынцева, как мне показалось, не зная, что дальше делать со своим пистолетом…

— Можно я? — взмолился раненый.

— Извольте, — ответила революционерка и передала ему оружие. Паренек успел отбежать уже шагов на двадцать, когда, придерживая правую руку левой, спасенный нами человек по фамилии Опухтин прицелился и нажал на спусковой крючок

— Мама! — успел закричать подросток и замолчал, словно захлебнувшись в звуке своего голоса.

Мы молча стояли и смотрели, как он лежит, тщедушный и мертвый, палач и жертва, теперь в одном лице. Ордынцева опомнилась первой и вынула свой маузер из руки Опухтина.

— Господи, ведь он почти ребенок! — прошептала она. — Каким зверем его сделали!

— Нам нужно ехать, — сказал я и напомнил, — Даша, помоги мне сесть на облучок.

Бедной революционерке пришлось попотеть, пока она помогла нам устроиться в пролетке. Я как-то умостился на облучке и, в обоих смыслах, взял вожжи в руки. Кони, напуганные выстрелом и запахом крови, сразу же пошли рысью. Я сидел на узкой скамье боком, упираясь здоровой ногой в подножку облучка так, чтобы не сползать вперед. Даша придерживала совсем расклеившегося Опухтина.

У меня от потери крови кружилась голова, и, когда колеса прыгали на ухабах, болью отдавало во всем теле. Но выдержать было можно, и я терпел, стараясь не стонать. После получасовой езды, наконец, кончился лес, и показались первые дома Троицка.

— Куда ехать? — спросил я.

— В Уком, — ответил Опухтин.

— Где он находится? — уточнил я вопрос.

— В центре, недалеко от церкви, — пояснила Даша, — поезжай прямо по дороге, я скажу, когда будет нужно остановиться.

— А какой-нибудь больницы здесь нет? — спросил я, предпочитая обычное лечение партийным дебатам на ту же тему.

— Есть, земская, но доктора расстреляли как контрреволюционера. Там теперь остался один фельдшер, он большевик и в медицине плохо понимает, — сказал Опухтин вполне искренне, видимо, безо всякой задней мысли, но получилось у него очень двусмысленно.

— Все-таки лучше сначала заедем в больницу, нам нужно обработать раны.