Читать книгу "За гранью дозволенного - Митч Каллин"

И снова сон охватил его, совершенно вырубив, на время послав его куда-то ещё.

Вскоре после этого он пошевелился в кровати вместе с женой и детьми и обнаружил, что в лунном свете смотрит на их спящие лица. Прежде чем они проснулись, он попрощался с ними, сказал «до свидания» каждому: «Пока, Джулия, пока, Дэвид, пока, Моника!..»

Он шёл обнажённый к горам, покрытым снежными шапками, иноходью по сухому песку. Рядом была глинобитная деревня, расположенная в прибрежной зоне, чёрные собаки ходили, словно люди, и яростно лаяли на него, две мексиканки наматывали пряжу на спины обнажённых детей. Солнце исчезло в облаке сливочной пыли, ветер и песок поглотили мир.

Он сидел, медитируя, где-то у подножия покрытых снегом гор, под грушевым деревом, видел себя со стороны и замечал: его кожа становится коричневой и такой же грубой, как кожа ремня, его тело истощилось. Он последовал сам за собой в горы и осознал, что следует не за собой, а за кем-то ещё.

Покосился на окно, освещённое блестящим золотым светом, услышал, как кто-то негромко произнёс его имя.

Потеряв слух и зрение, паниковал в кухне собственной матери и в безумии выблевал блестяще-красную массу на её чёрно-белый линолеум.

Шип больно вонзился ему в шею, и он побежал по полю высокой зелёной травы, слушая гимны звенящие словно через мегафон. Затем его собственное тело стало телом мальчишки, он сказал себе, что надо глубоко вдохнуть, он сможет успокоить себя, обкусав зубами ноготь на пальце, до колеи, которая распухнет, словно мяч. Затем он оказался на дорожке, и он больше не был мальчиком, он намеренно оставил его, всё время оглядываясь и глядя, как рваная кожа складывается у ног мальчишки, неясно обнажая кости и сухожилия руки.

Он выбрался из кроватки и выпил стакан воды.

Добрался до дверной ручки, но каким-то образом не мог её коснуться.

— Здесь, — сказал Поло, наклонившись, чтобы завязать шнурки. — Я это сделаю. — Волосы Поло были рыжими, потом белыми. Поло стоял, глядя на него, и его тело стало тёмно-коричневым. — Видишь, это я. — Поло закрыл лицо руками. — Это всегда был я!

Позже Тобиас, приподняв его голову, кормил его водянистым рисом с пластиковой ложечки, вытирал его губы салфеткой. Тобиас выглядел как его отец, и он чувствовал себя в безопасности. Рис прочистит ему мозги, говорил Тобиас. Рис поможет восстановить силы. «Все люди должны есть», — утверждал старик.

Проснувшись ясным утром, он сел посреди кустарника.

Неуверенно оглядевшись, убедился, что он среди цереусов, они окружили его со всех сторон и словно сторожили его, пока он спал, их колючие длинные ветви тянулись к западу, укрывая его от солнца. Подтянул ноги к груди, безразлично вытащил из штанов пару колючек. Через некоторое время встал, почёсывая свежую ссадину на голове.

Всё вокруг него — креозотовые кусты и кактусы — сверкало жёлтым светом на фоне тёмных прогалин.

Поющие птицы скакали по мескитовым деревьям, взлетали на вершины цереусов, качались в небе, тогда как чернохвостые зайцы и земляные белки сновали вокруг, словно солдаты по минному полю, останавливались, чтобы понюхать землю, прежде чем двинуться дальше.

Неожиданно он вспомнил: снова случилось что-то ужасное.

Что-то непредвиденное и разрушительное — но не он это сделал, нет.

Он оглядел пустыню, сознавая, как далеко зашёл (вероятно, миль шесть, может быть, больше), он пришёл сюда без тропинки, по колючим кустам, ворсистой траве, растениям-щёткам и тысяче острых красных камней.

Перед ним спускались предгорья, прокладывая путь по плоской земле, кое-где возвышались цереусы.

Под ним, в долине, едва видной на фоне бледно-голубого горизонта, виднелись очертания города; ближе он увидел отдалённые пальмы Папаго-парка, затем блестящий утиный пруд — его вода была безжизненной и тёмной, мутной, даже тронутая таким ярким солнечным светом.

«Майкл А. Фицпатрик, — думал он. — Этот несчастный незнакомец, эти безжизненные глаза…»

Он яростно пытался оживить его, вернуть назад (руки впивались в плоть с настойчивым: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!») — но как было в случае с Банистером, Майкл А. Фицпатрик оказался мёртв до того, как Джон нашёл его в дальней кабинке.

Он продолжал изучать пустыню, чувствуя, как неизменный ветер веет с запада или с севера, приглушая всё собственным резонансом, резко шевеля стволы и ветви, поднимая тёмную землю, лежащую в сухих лужах, разбрасывая её в стороны и превращая в пыль.

«Как могло такое случиться?» — гадал он.

Как он мог споткнуться о другое тело, о следующую жертву этого монстра без лица, который убил Банистера, — и почему этот человек преследует его, вечно заманивает в ловушку? «Это ты, Росас? И только ли ты один? Неужели мои грехи настолько отвратительны, что я должен так платить?»

Он двинулся вперёд, ноги болели, он шагал, говоря себе, что Поло, несомненно, найдут. Поло один знает правду, Поло один из всех людей объяснит всем и каждому, что он не убивал Банистера и, таким образом, не убивал Майкла А. Фицпатрика (только его злосчастная судьба привела к тому, что он нашёл оба тела, совпадение, может быть подстроенное!). Он мягок по натуре, Поло это объяснит. Он деликатен, и мухи не обидит.

Он представил себе Поло с его тёмными волосами (или они были русыми?), его зелёные глаза (или голубые?), его тусклое лицо, видимое в темноте туалета парка Миссии — только слегка напоминающее Майкла А. Фицпатрика, они были похожи одеждой и выбором одеколона.

Тем временем день становился теплее. Солнце растопило ночной холод, согрело его лицо, сформировало миражи в пустынных просторах. Холод, который сбивал его с толку, ушёл, он почувствовал, как у него прояснилось в голове, и, желая, чтобы это было так, увидел Поло в нескольких ярдах от себя. Затем, быстро преобразившись, Поло превратился в большую ворону, летящую прямо над головой.

Он звал его, кричал ему, чтобы он вернулся.

Стоя без движения в тлеющем солнечном свете, смотрел в небо и видел, как Поло растаял в голубой вышине.

Вскоре Поло мимолётно мелькнул в зарослях мескитовых деревьев, но исчез прежде, чем Джон смог до них добраться.

Потом Поло шагал за ним, хрустя гравием, — только, когда он обернулся, как всегда, никого не было.

Через некоторое время он сел на землю, опустил голову, закрыл лицо руками. Он не мог заплакать, как бы сильно ему этого ни хотелось; не мог себе этого позволить, он просто не мог…

А может быть, это была дрожь земли, которая остановила его, удвоенная громким рёвом, раздающимся с неба набегающей волной. Подняв лицо вверх, он смотрел на два поисковых F-16, парящие над ним, над пустыней.

В этот момент он ощутил неизъяснимость мира, словно каким-то образом превратился в неотъемлемую часть пустыни, окружавшей его (успокоенный, бессильно согнувшийся, произрастающий в этих негостеприимных условиях, но всё же полный жизни). Он — маленькая вещь, заключил он. Он незначителен. В этой вселенной, на этой планете, — он просто маленькая вещица минимального значения, и то, что он сделал или не сделал, не имеет значения — он рождён маленькой вещью, бродячей пчелой, и не важно, что он мог сделать, мир будет всё равно считаться маленькой звёздочкой в маленькой галактике бесконечной вселенной.