Читать книгу "Лазурный берег - Андрей Кивинов"

Хотя если бы Рогову пришло в голову клясться какой-нибудь горой… Даже непонятно какой. Разве что Пулковской возвышенностью.

— Что ж тогда русские так мало живут? — иронично улыбнулся продавец. — Сожалею, месье…

— Василий! Этот человек нам клянется — нет такого корня.

— Брешет! — Василий посмотрел на продавца исподлобья. — Чую: брешет. Секрет выдавать не хочет… Или цену набивает.

О том, что русские мало живут, Вазген Рогову переводить не стал.

Чтобы не огорчать хорошего человека.

К Белову Егоров решил пойти во фраке. Чтобы как солидный мужчина к солидному мужчине. Без всяких понтов — просто для пущего взаимопонимания.

Специально зашел домой, переоделся. Напяливая громоздкий наряд, подумал, что соскучился по своему милицейскому мундиру. Сергей Аркадьевич любил форму. Как-то на душе спокойнее становилось, когда облачался в мундир. Форма делает человека самим собой. Определяет четко его место в жизни. Особенно если на форме подполковничьи погоны.

Но тут фестиваль. Свои правила…

Егоров деликатно постучал в номер. Час был поздний, Белов решил в этот вечер лечь спать пораньше. Дверь он открыл в халате.

— Здравствуйте, Олег Иванович! Я к вам, — вкрадчиво сообщил Егоров.

— Здравствуйте, — вздрогнул актер. — Вы кто?

— Подполковник Егоров. Начальник штаба ГУВД Петербурга. — Егоров не стал уточнять ту мелочь, что он замначальника штаба. — В настоящий момент специальный представитель МВД России.

— Еще один… — вздохнул Белов. — А в Питере кто-нибудь остался?

— Можно зайти? — Егоров решил не обращать внимания на иронию актера.

Белов молча посторонился. Егоров вошел, оценил номер. Неплохой номер. На журнальном столике бросался в глаза пригласительный билет на фестиваль.

— Хочу вам, Олег Иванович, извинения принести, — качал Егоров. — За своих подчиненных.

— Их поведение просто возмутительно, — пафосно воскликнул Белов, взмахивая незажженной сигарой.

— Согласен. Превратно понятый служебный долг вымащивает собою дорогу в ад, — Егоров и сам не до конца понял, что сказал.

— Во избежание скандала я забрал из полиции заявление, — хмуро сообщил Белов. — По просьбе оргкомитета. Но по совести следовало их наказать. Это ведь, извините за выражение, просто «оборотни в погонах»!.. Хорошо, я человек добрый и снисходительный, и у жены характер легкий…

Актер покосился в сторону душа, где как раз была жена. Надо бы избавиться от этого ментовского борова, пока Лариса не вышла.

— Оба строго наказаны и отправлены домой! — отчитался Егоров.

Это сообщение Белову понравилось. «Добрый и снисходительный» актер, конечно, выполнил просьбу оргкомитета и не стал раздувать скандал, но в глубине души он Рогова с Плаховым разорвал бы…

Как в фильме: пойманный негодяй умоляет «Троицкого» не убивать его, а отнестись «по-человечески», а тот отвечает: «По-человечески, любезный, я только к людям относиться могу».

Очень эффектно удалось произнести Белову эту фразу. Один из лучших фрагментов.

— Поймите, я не против милиции, — признался актер. — Сам в студенческие годы дружинником был. Но ведь есть нравственные барьеры… Заповеди, наконец.

— Большое спасибо, — вдруг поклонился Егоров.

— За что?.. — опешил Белов.

— За помощь в охране общественного порядка.

— Ах это… Пустяки! Одно дело делаем. Мы же все заинтересованы в величии Родины. Я ведь тоже здесь представляю…

Благодарность подполковника несколько выбила его из колеи. Он и впрямь был дружинником, но один раз и коротко. Дежурство состояло в том, что трое парней в повязках трижды обошли глухим вечером небольшой сквер. Было так холодно, что, во-первых, потенциальные правонарушители (да и жертвы) все попрятались по домам, а во-вторых — очень хотелось горячительных напитков. Жажду утолили в близлежащей общаге, после чего с Беловым случился на черной лестнице не слишком невиданный, но довольно-таки неприятный желудочный конфуз.

— Вы мой самый любимый артист, — проникновенно произнес Егоров. — Гений экрана!

— Спасибо. Приятно слышать, — смутился Белов.

Егоров подумал, приступать ли к главной цели визита или еще продолжить светский разговор. Рассказать, может быть, актеру какую-либо забавную фестивальную историю. Например, как в 1990 году молодой российский режиссер Каневский подрался с каннскими бомжами-клошарами, попал в кутузку и пришел на вручение себе «Золотой камеры» в рваной тельняшке и с фингалами.

Не стал рассказывать. Решил, что почва подготовлена:

— Олег Иванович, — умильно произнес Егоров, — не откажите в просьбе!..

— Все что в моих силах, — откликнулся тот.

— Проведите во Дворец, — почти умоляюще сказал Егоров. — Это моя розовая мечта…

И тут с «гением экрана» случилась изрядная метаморфоза. Волосы его встали дыбом, физиономия искривилась, а глаза резко забегали по комнате. Оттолкнув Егорова, Белов метнулся к столику, крепко схватил пригласительный билет и спрятал в карман:

— Ну уж хватит…

Выходя из гостиницы, Сергей Аркадьевич думал о Белове примерно в ключе своих подчиненных: надо было настучать ему по кумполу, запереть в сортире, а самому преспокойненько идти на просмотр. Тем более что в тот день — хотя Егоров об этом и не знал — показывали фильм одного его знакомого…

Фильму Абеля Шмабеля фестивальный Дворец аплодировал стоя. Для изощренной и избалованной каннской публики — случай редчайший. Но вот — проняла мужчин во фраках и дам в бриллиантах история про двух братьев, один из которых увел у другого девушку.

Не то что по особой любви, а чисто из куража: решил старший продемонстрировать младшему, что такое настоящий мужчина. Кто, типа, сильнее. И у брата, который девушку как раз любил, посыпалась вся жизнь. Умер кот. Накрылся бизнес. Сгорел дом. Старший сто раз раскаялся, извинился, но младший старшего не простил. И сам тоже умер, вслед за любимым котом. Заболел, лег и через месяц умер. И болезнь была какая-то несерьезная. Вроде легкого гриппа. А на самом деле: просто воля к жизни исчезла.

В последнюю ночь, поняв, что смерть совсем близко, герой вышел в сад, лег навзничь и долго смотрел в небо. Последние пять минут фильма был крупный план неба: пульсирующего, переливающегося, меняющего цвета, угасающего… Продюсер сомневался в этих кадрах, а Абелю, наоборот, они казались лучшими.

За десять коротких минут между финальными титрами и пресс-конференцией, пока Абель шел по коридору Дворца, пять человек успело ему шепнуть, что члены жюри в восторге. Какой-нибудь приз обеспечен, а может зайти речь — тьфу-тьфу! — даже о «Золотой пальмовой ветви».

Зал для пресс-конференций был переполнен. Два телеоператора почти подрались за место ближе к столику героя.