Читать книгу "In Nomine - Гектор Шульц"

на части, отправил обратно.

– Так в чем проблема-то? Ты говорил, что вас невозможно убить.

– Убить невозможно, но превратить жизнь в муку – вполне. Владыка разозлился и отнял у неё все чувства. Включая любовь. Она не узнавала меня, не реагировала на слова и прикосновения. Она испытывала жуткую боль, когда восстанавливалась, а по восстановлении все начиналось сначала.

– Жестоко. Что такого сделали проклятые, если вынуждены раз за разом испытывать боль без права на прощение?

Демон слабо улыбнулся и, кашлянув, ответил:

– Им почти удалось нарушить равновесие.

– Тем более странно, Малит, – нахмурилась Оливия. – Ты должен был возненавидеть редитумов и ордена.

– Они выполняли свою работу, поддерживая равновесие, – огненные глаза демона на миг стали тусклыми, но потом вновь загорелись ярким пламенем. – Не они виновны в том, что случилось. А проклятые, которые смутили мою любовь и отняли её у меня. Я отомстил. Всем.

– Трагичная история. Сожалею, что все так вышло, – буркнула Оливия и, нахмурившись, оглядела центральную площадь, на которой, к ее удивлению, было как-то подозрительно мало народу. – Мы на месте, кстати. И тут как-то пусто.

– Действие таблеток заканчивается, – подтвердил Малит и слабо улыбнулся, когда к ним подошел изможденный человек с лихорадочно горящими глазами и протянул черный конверт с печатью Чернильных святых.

– Послание. Вам, – коротко сказал он, и не успели монахини даже удивиться, как незнакомец растворился в воздухе.

– Эфир, – вновь подтвердил Малит. – Они пока не рискуют показываться и используют проекции.

– Вообще плевать, черноглазый. Пора уже делом заняться, – буркнула Оливия, ломая печать и вытаскивая из конверта черный лист. – Пафос никуда не делся. Стабильность – признак мастерства.

«Первое испытание всегда оказывается легким. Не так ли? Но теперь очередь второго, и оно будет сложнее, чем первое. В одном мы похожи. Вы любите делать больно проклятым, а мы живым. Тем, кто эту боль заслуживает».

– Бредятина какая-то, – вздохнула Оливия и, потерев виски, передала письмо Малиту. Демон, внимательно изучив послание, нахмурил брови и закусил губу. – Есть мысли, черноглазый?

– Они хотят, чтобы мы нашли место, где подвергнемся второму испытанию.

– Это понятно. Как и с клубом. Мы нашли площадь и того утырка зефирного, который письмо передал. Но тут весь Город любит другим больно делать. Достаточно еще разок через толпу Недовольных пройти.

– Погоди, – встряла Регина, наморщив длинный нос. – А если они сравнивают себя с нами. Мы же являемся, образно говоря, служителями закона. Не даем проклятым безобразничать. А кто не давал безобразничать живым?

– Дом Праведной Боли, – ответила Оливия и распахнула глаза. – Во имя расписных ягодиц лже-пророков!

– Просветите меня, – тактично кашлянул Малит и рассмеялся, когда монахини рассеянно посмотрели на него. – Я не ведаю, что такое дом Праведной Боли.

– Оглянись, – посоветовала ему Оливия и, когда демон повернулся, продолжила: – Видишь высокое серое здание прямо перед глазами? Это и есть дом Праведной Боли. Так, по глазам вижу, что ты нихуяшеньки не понял.

– Совсем, – честно ответил Малит.

– Короче. Примерно десять лет назад старый Сенат решил поэкспериментировать и создал это… ведомство. Иными словами, это место, где над разными ублюдками творили суд. Судилище, черноглазый. Но сюда сплавляли только самых жутких и отмороженных типов, потому что в доме Праведной Боли было лишь одно наказание. Дикая боль за то, что ты совершил. Конечно, нашлись извращенцы, которым это не понравилось. Они назвали судилище бесчеловечным и примерно полгода осаждали его, как те коричневые кучи говна, которых ты уже видел. Как итог, дом Боли просуществовал до конца срока Сената, а когда выбрали новый Сенат, его шустренько прикрыли. Недовольные хотели, чтобы Сенат выдал им документы из судилища, но все документы таинственным, блядь, образом сгорели в одну ночь, вместе с подвалом. После этого дом заколотили, и даже бродяги не рискуют в нем ночевать. Говорят, что там гневные призраки ублюдков по ночам шляются. Когда кто-то из Чернильных святых баллотировался в Сенат, то одним из обещаний был перезапуск судилища. Мол, на улицах полно говна и мы его вычистим. Как видишь, пока не срослось. Так и стоит эта громадина уже восемь лет без признаков жизни. Сносить – деньги нужны, да и толпы хранителей культурного наследия на говно изведутся, если хоть один кирпич из стены вытащишь.

– Понятно, – хмыкнул демон. – Теперь мне более ясен смысл послания.

– Раз ясен, то нам пора, – ответила Оливия, взглянув на часы. – Времени все меньше.

В холле дома было тихо, мрачно и пахло плесенью. Слабо поскрипывал рассохшийся пол под ногами, мерзко шуршали в стенах невидимые жуки, а каждый шаг поднимал в воздух плотные клубы пыли, моментально оседающей на черных платьях монахинь.

В этот раз вооружился даже Малит, правда, в качестве оружия демон выбрал широкий клинок, чуть не дотягивающий до полноценного звания палаша. Малит, как и в первый раз, шел впереди, следом за ним кралась Оливия, а замыкала процессию Регина, держа в руках любимую штурмовую винтовку.

Они спокойно прошли к лестнице, не встретив ни единой души и не почуяв даже слабого запаха серы. Спокойно поднялись на второй этаж и молча осмотрели длинный темный коридор, уходящий вглубь комплекса Праведной Боли. Когда-то по этим коридорам водили заключенных – жестоких и опасных психов, которые содержались в жутких камерах, расположенных в подвале. Их водили в кабинеты, в каждом из которых когда-то работал специалист по боли. Кабинеты были максимально звукоизолированы, и крики могли слышаться только в одном случае. Если кто-то по рассеянности забывал закрыть дверь. Но сейчас здесь было тихо.

Оливия безрезультатно пощелкала выключателем и, подняв голову к потолку, увидела, что исчезли не только лампочки, но и стальные люстры, наводившие своим видом ужас на преступников. Бродяги знатно поработали здесь и растащили все ценное, пока их собратья не начали пропадать без следа. Тогда-то здание запустело, и по темным коридорам давно никто не бродил.

Все было спокойно до одного момента, пока Малит вдруг странно не зарычал и не посмотрел в коридор. В конце коридора виднелась чья-то фигура. В этом сомнений не было. А когда послышался голос, стало понятно, что это фигура ребенка. Маленького и напуганного.

– Ненавижу, блядь, детей, – буркнула Оливия, направив ствол дробовика в темноту. – Кто знает, проклятый там прячется или настоящий ребенок.

– Помогите! – плача, воскликнул ребенок. – Они держат нас тут. Издеваются!

– Да вот так я тебе поверила! – рявкнула в ответ монахиня. – Подойди-ка, блядь, и я тебе успокоительное выпишу в виде пары килограммов дроби.

– Пожалуйста! Вы должны нам помочь!

– Малит, ты что-нибудь чуешь? – спросила Регина, держа силуэт ребенка на прицеле. Демон отрицательно покачал головой и нахмурился.

– Нет. И меня это печалит. Такое