Читать книгу "Времеубежище - Георги Господинов"

в другой район — опять же от стыда. И что ты предлагаешь взамен ракии? Телевизор. Ракия или телевизор — вот вопрос. Мера за меру, смысл за смысл. Телевизор — это трансценденция, разумеется фальшивая, но все-таки мечта о другом. У бабки твоей была икона, у матери — портретик Ленина, а у тебя телевизор. Но зачем тебе телевизор, если нет ракии? Телевизор всего лишь разбавляет жизнь, все равно что в ракию налить воды… Вот и электронные сигареты уже появились, завтра вы мне предложите и электронную ракию, мать вашу электронную… Телевизор, электронная ракия… Не нужен он мне, возьмите его обратно… Тридцать два дюйма экрана за тридцать литров ракии, по литру за дюйм, куда уж дешевле… Тридцать литров ракии — это еще месяц жизни, да даже и полтора месяца, если экономить.

Только ракия тебя не обманет. Она не врет, как телевизор, не пускает пыль в глаза, не болтает глупости, черт подери. Ударяет в нос, прогревает горло, а потом и все остальное, что давно уже остыло. Ракия — это болгарский сюблим, возвышенное, в конце концов — телевизор!

Интересно, что сталось с этим человеком? Долго думаю, в уме одни нецензурные выражения. Может, стоит позвонить, узнать, как дела? Ведь это не просто объявление, это зов о помощи. Сейчас конец апреля. Ни один из отрезков с телефоном не оторван…

В тот же день после обеда я возвращаюсь в Софию.

6

Звонить некому, и я слоняюсь по улицам Софии, продуваемым ветром вдоль и поперек. Мое внимание привлекает витрина зоомагазина.

На первом курсе университета друг предложил мне купить в подарок на день рождения нашей однокурснице пару попугаев. «Но они целыми днями будут верещать», — пытался возражать я. «Да какая тебе разница, — уговаривал меня друг. — Тебя же рядом не будет». День рождения выдался ужасный: вспыхнул скандал, потом кто-то с кем-то подрался, бывший парень нашей однокурсницы колотил в дверь… В общем, 1990-й… Отлично помню, что, уходя, я подумал: «Никогда бы не стал жить с такой». Всего год спустя я в этой комнате менял воду попугайчикам, которые ужасно орали. По утрам мы накидывали на клетку старое полотенце, чтобы они подумали, что еще ночь, и дали нам еще хоть часок поспать. Самку мы назвали Эмма Бовари (как раз в это время в университете проходили Флобера), а самца окрестили непонятно почему Печориным. Самка вечно нападала на бедного Печорина, и он, покоривший саму княжну Мэри (!), сидел заклеванный и грустный, вжимаясь изо всех сил в железные прутья клетки.

Сейчас я прихожу к выводу, что у меня никогда не было столько друзей, сколько тогда. Дверь однокомнатной квартиры практически не закрывалась. Помню, как однажды ночью, где-то часам к четырем, когда уже всё выпили и съели, к тому же и сигареты закончились, на нас напал зверский голод. Холодильник стоял пустой — это были самые голодные девяностые. Мы с двумя друзьями пошли добывать еду (как будто в пустом городе можно застрелить зайца или косулю!). Было темно, пустынно и неуютно, только стаи собак носились по улицам. И вдруг — о чудо! Рядом с ближайшим магазинчиком остановился «ниссан», шофер быстро выгрузил три ящика простокваши и умчался. Вообще мое поколение с детства терпеть не могло простоквашу, потому что нас ею кормили каждое утро. Воровато оглядевшись по сторонам, мы схватили по две баночки, оставили мелочь, сколько было в карманах, и рванули домой. Там нас уже ждали умирающие с голоду. Никогда не забуду этой картины: на столе пустые бутылки и стаканы, перед нами одинаковые металлические мисочки, нам по двадцать, а кому-то даже больше, но мы с блаженной, ангельской улыбкой шумно хлебаем простоквашу. Я не знаю, пьют ли ангелы простоквашу, но нас я запомнил именно такими: невинными и счастливыми, с белыми молочными усами…

Вскоре после этого мы расстанемся, охладеем друг к другу, забудем друг о друге, бунтари успокоятся и займут ассистентские места в университете, заклятые холостяки и отчаянные гуляки пойдут толкать детские коляски и усядутся перед телевизором, а длинноволосые хиппи станут постоянными клиентами местной парикмахерской. Попугай Печорин однажды утром чуть не умер, отчего Эмма Бовари принялась истошно вопить и неистово метаться по клетке. Она не смогла бы прожить без него и недели. Со своей девушкой Эммой (да, ее тоже так звали!) я расстался спустя несколько месяцев. Никто из нас и не подумал умереть с горя. Я начал писать первый роман, чтобы было куда возвращаться, когда становилось тошно. Роман о бездомных.

В сущности, уже никому из тех ангелов нельзя было позвонить, даже Эмме. Особенно ей. Увы, я никак не мог их забыть и (в чем никогда бы им не признался!) мне их очень не хватало. Я как-то выпал из того общего с ними времени…

7

На последнюю неделю перед референдумом запланированы два больших митинга представителей главных сил. Движений, которые борются за разные десятилетия, полно. Требования выдвигаются всякие: от бесплатной медицинской помощи до вкуса помидоров и бабушкиного жаркого в то время. Сомневаюсь, что референдум может вернуть вкус жаркого. Но все равно некоторые свято верят, что, вернув ближайшее прошлое, автоматически обретут возраст того времени. Зажигается красная лампочка — и тебе снова пятнадцать или двадцать семь.

Конечно, все дело в агитации. Большинство социологических исследований указывало на то, что два основных движения значительно опережают остальные. Первое из них — Движение за социализм (ДС), больше известное как Соцдвижение, — ратует за возвращение во времена зрелого социализма, конкретно в шестидесятые и семидесятые годы. Возглавляет его Социалистическая партия, хотя членов в нем намного больше, чем в самой партии, чьи ряды редеют с невиданной скоростью. В этом смысле партия скорее пытается влить в свои вены свежую кровь.

Другое движение, почти не уступающее первому по результатам исследований, официально называется «Болгарские молодцы», а фамильярно неофициально — просто «Молодцы». Им трудно указать, в какое конкретно время или десятилетие должна вернуться нация — мифу не подходит наше распределение по годам. Согласно их речам, Великая Болгария — несбыточная мечта и вместе с тем реальность. По условиям референдума самый ранний период — начало XX века, но они пренебрегли этим ограничением и выбрали идеальное позднее Болгарское возрождение, вершиной которого было Апрельское восстание в конце XIX века. Что, если провалившееся восстание таким образом станет великим и знаковым? А какое еще может быть великим, если не провалившееся? Ведь только то, что имеет реальный шанс случиться, можно