Читать книгу "Поэтому птица в неволе поет - Майя Анджелу"

люди продолжают протискиваться в Лавку вдоль стеночек. Дядя Вилли до упора вывернул рычажок громкости на радиоприемнике, чтобы даже молодежь на крыльце расслышала каждое слово. Женщины сидят на табуретках, стульях из столовой, скамейках и перевернутых ящиках. Малышей и младенцев разместили на всех доступных коленях, мужчины привалились к прилавкам или друг к другу.

Во мглу опасений вторгаются лучи веселья – так черное небо прорезает молния.

– Да не переживаю я за этот бой. Джо этому белому хлюпику накостыляет – мало не покажется.

– Вот именно, накостыляет так, что белый пацан его мамкой звать станет.

Наконец разговоры стихли, вставные рекламные песенки про бритвенные лезвия дозвучали, бой начался.

– Прямой короткий в голову. – Толпа в Лавке одобрительно крякнула. – Хук слева в голову, потом справа, еще раз слева.

Один из слушателей закудахтал курицей, на него шикнули.

– Клинч, Льюис пытается вырваться.

Какой-то язвительный комик на крыльце заметил:

– А белому, глядь, теперь не западло с черным-то обниматься.

– Рефери подходит, чтобы развести соперников, но Льюис отбросил противника, следует апперкот в челюсть. Соперник держится, а теперь отступает. Льюис нагоняет его коротким левым в челюсть.

Гул одобрительного бормотания выплескивается из дверей во двор.

– Левый и снова левый. Льюис приберегает свой мощный правый… – Бормотание в Лавке переходит в младенческий рев, в него вторгается дребезг колокольчика и слова комментатора: – Третий раунд завершился, дамы и господа.

Проталкиваясь внутрь Лавки, я гадаю, ведомо ли комментатору, что со словами «дамы и господа» он обращается к чернокожим по всему миру, которые сидят, обливаясь потом и бормоча молитвы, и впивают «голос хозяина».

Всего несколько человек просят эрси-колу, «Доктора Пеппера» и рутбир. Настоящее празднование начнется после поединка. Тогда даже пожилые глубоко верующие дамы, которые и детей своих учили подставлять другую щеку, и сами занимались тем же, накупят напитков, а если победа Коричневого Бомбардировщика окажется особо кровопролитной, закажут еще и печенья с арахисовым маслом и шоколадных батончиков.

Мы с Бейли складываем монетки на кассовый аппарат. Дядя Вилли не разрешает пробивать товар во время поединка. Лишний шум может разрушить атмосферу. Когда гонг возвещает начало следующего раунда, мы проталкиваемся сквозь почти священнодейственную тишину к стайке детей, дожидающихся снаружи.

– …Он бросает Льюиса на канаты, левый по корпусу, правый в ребра. Еще один правый по корпусу; похоже, слишком низко… Да, дамы и господа, рефери подает знак, однако соперник продолжает осыпать Льюиса ударами. Еще один по корпусу; похоже, Льюис не устоит на ногах.

Стон всей моей расы. На ногах не устоял наш народ. Еще одно линчевание, еще один чернокожий болтается на дереве. Еще одну женщину подловили и изнасиловали. Избили кнутом, искалечили чернокожего мальчика. Ищейки взяли след человека, бегущего по болотной жиже. Белая женщина дает пощечину служанке за ее забывчивость.

Мужчины в Лавке отделились от стен, вытянулись. Женщины жадно обхватили младенцев на коленях, а на крыльце прекратили переминаться с ноги на ногу, ухмыляться, флиртовать и щипаться, чем только что занимались. Возможно, сейчас миру настанет конец. Если Джо проиграет, мы вернемся в рабство, и уже никто нас не спасет. И все обвинения в том, что мы – низшая раса, окажутся правдой. Чуть-чуть получше обезьян. Окажется правдой, что мы тупые, уродливые, ленивые, грязные, бессчастные, а хуже всего – что Сам Господь нас презирает и предназначил нам быть дровосеками и водоносами, от сотворения мира и во веки веков, пока стоит этот мир.

Никто не дышал. Никто не надеялся. Мы ждали.

– Он поднялся с канатов, дамы и господа. Смещается к центру ринга.

Еще не время для облегчения. Может, худшее еще впереди.

– Кажется, Джо обезумел. Карнера неожиданно получил левый хук в голову и правый в голову. Левый короткий по корпусу, еще один левый в голову. Левый кросс, правый в голову. Правый глаз соперника разбит в кровь, похоже, ставить блоки он уже не может. Льюис их все пробивает. Рефери вмешивается, но Льюис проводит левый по корпусу, теперь апперкот в челюсть, соперник падает. Он лежит на ковре, дамы и господа.

Младенцы соскальзывают на пол – женщины вскакивают, мужчины всем телом подаются к радиоприемнику.

– Вот и рефери. Ведет отсчет. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Сможет ли соперник подняться?

Все мужчины в Лавке хором выкрикивают:

– НЕТ!

– …восемь, девять, десять.

Несколько звуков со стороны зрителей – похоже, они едва сдерживаются, сейчас прорвет.

– Поединок завершен, дамы и господа. Передаю микрофон рефери… Вот он. Берет Коричневого Бомбардировщика за руку, поднимает ее… Вот он…

А потом голос – глуховатый, знакомый, волной прокатывается над нами:

– Победитель, сохранивший титул чемпиона мира в тяжелом весе… Джо Льюис.

Чемпион мира. Чернокожий парень. Сын чернокожей матери. Самый сильный человек на свете. Болельщики пьют кока-колу, точно амброзию, едят шоколадки, точно сейчас Рождество. Некоторые мужчины зашли за Лавку, плеснули белой молнии в свои бутылки с газировкой, за ними увязались несколько мальчишек постарше. Те, кого не отогнали, вернулись, шумно выдувая воздух, будто гордые курильщики.

Пройдет час или больше, прежде чем люди разойдутся из Лавки и направятся по домам. Те, что живут совсем далеко, договорились о ночлеге в городе. Скверно будет, если чернокожего с семьей застанут на пустынном сельском проселке в ночь того дня, когда Джо Льюис доказал, что он – самый сильный человек на свете.

20

Экер-бекер, сладкий крекер,

Экер-бекер-лю,

Экер-бекер, сладкий крекер.

Я тебя люблю.

Голоса игроков в пятнашки разносятся среди деревьев, верхние ветки машут в контрапунктном ритме. Я лежу на островке зеленой травы и навожу мысленный бинокль на детскую забаву. Девчонки снуют туда-сюда, тут меня нет, нет и не было, разлетаются, как брызги из лопнувшего яйца. При этом их объединяет общее, хотя и невысказанное знание, что все движения подогнаны, подстроены под некий общий план. Я возвожу кафедру для своего мысленного взгляда и любуюсь, глядя сверху вниз на исход «экер-бекера». Яркие летние платьишки мельтешат, застывают, вспархивают, точно изумительные стрекозы над темным прудом. Мальчики – черные хлысты в свете солнца – заглядывают за деревья, за которыми спрятались их девочки, полускрытые, мерцающие среди теней.

Ежегодный летний пикник на лужайке возле пруда, с рыбой на костре, был главным мероприятием на свежем воздухе. Сюда сходились все. Представители церквей и общественных организаций («Лоси», «Звезда востока», масоны, «Рыцари Колумба», «Дочери пифии»), элитных профессий (чернокожие учителя из округа Лафайет) и взбудораженные дети.

Музыканты приносили самодельные гитары, губные гармошки, варганы, завернутые в бумажку расчески и даже лохани, переделанные в барабаны.