Читать книгу "Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова"

Далее события в Париже продолжали развиваться самым неблагоприятным образом. В конце сентября 1792 года Законодательное собрание сменил Национальный Конвент, избранный всеобщим голосованием. Одним из первых шагов Конвента был суд над Людовиком ХVI. Когда происходило голосование о судьбе короля, Александр де Богарне спешно прислал в Париж свой голос «смерть тирану» (вариантом была ссылка). Решение о казни Людовика было принято перевесом в один голос, но считается, что этот голос принадлежал двоюродному брату короля, бывшему герцогу Орлеанскому, принявшему революционное имя Филипп Эгалите[34]. Через год его постигла судьба обезглавленного кузена.

Тем временем Роза продолжала свою политику эксплуатации революционной репутации мужа, своего аристократического происхождения, умения приспособиться к новой обстановке и своего обаяния. Один из современников писал о ней так: «Она была в состоянии помочь целому ряду особ с помощью своей дружбы кое с кем из влиятельных персон того времени и нестрогих правил поведения мадам де Богарне, ее любовные похождения и природная доброта сделали ее популярной без какой-либо опасности для себя самой, по крайней мере, в настоящее время». Ничего точного о ее амурных связях неизвестно, ибо в то время для общества злобой дня была политика. Вполне возможно, что она вновь начала черпать деньги из кошельков поклонников. Ей приходилось несладко, ибо безденежье донимало все больше, и в январе 1793 года она даже попыталась наладить небольшую торговлю парижскими товарами с Бельгией, в чем ей оказала некоторую помощь родня ее мужа. Естественно, ничего путного из этого не вышло.

Конец карьеры генерала де Богарне

Тем временем в Конвенте витиеватые патриотические послания Александра де Богарне, уснащенные пространным описанием его личных добродетелей, стали возбуждать все меньше интереса и вызывать все больше подозрения, в особенности когда он отказался от предложенной ему должности военного министра. Подозрения только усилились после того, как на сторону неприятеля переметнулся генерал Дюмурье с группой офицеров. Для выяснения обстоятельств Конвент направил в действующие войска своих временных представителей, облеченных огромной властью, вплоть до отстранения генералов от командования. В июле 1793 года пал завоеванный ранее Майнц, потерянный, как предполагали, из-за нерешительности главнокомандующего Рейнской армией Александра де Богарне, имевшего в своем распоряжении 60 000 штыков. В своем отчете присланные комиссары кисло отмечали, что, хотя командующий и поддерживал тесные связи с местным якобинским клубом, но это никак не оправдывало его крайне порочащее облик революционера занятие «днем развлекаться с куртизанками, а по ночам устраивать балы». К тому же он занял конфискованный особняк принца Максимиллиана-Йозефа, где открыто сожительствовал с девицей Риваж, дочерью военного комиссара. После падения Майнца Александр отдал приказ к отступлению, разразившись гневной филиппикой по поводу «трусов, которые капитулировали». Впоследствии в своих воспоминаниях генерал Клебер и маршал Сульт писали о том, что поражение под Майнцем произошло исключительно из-за нерешительности генерала де Богарне, который не ввел свои силы в бой своевременно. После того, как австро-прусские союзники двинулись к границе Франции, он покинул армию и из Страсбурга известил Конвент, что из-за плохого состояния здоровья подает в отставку и просит назначить на его место другого офицера. Командующий не сознавал своей ответственности за поражение и принял позу жертвы клеветы. Александр жаловался, что якобинцы ставят ему в вину дворянское происхождение, отчего он ощущает себя «запятнанным первородным грехом». Его непонимание сложившейся ситуации кажется более чем странным: летом был отозван из армии, предан суду и казнен генерал де Кюстин за то, что допустил поражение своей армии. Представитель Конвента заявил: «Поскольку генерал Богарне, по его собственному признанию, не обладает ни силой, ни нравственной энергией, необходимой для генерала республиканской армии, приказываем принять его отставку, ему же надлежит в течение шести часов удалиться от линии фронта на расстояние двадцати лье». Александр столь быстро исполнил это распоряжение, что бросил в Страсбурге свой экипаж, лошадей и сына Евгения, которому пришлось самостоятельно добираться в Париж к матери.

Александр спокойно отправился в свое поместье Лаферте, ибо не верил, что его, звезду Учредительного собрания и бывшего командующего армией, могут постигнуть какие-то беды. Он продолжал слать в Комитет общественной безопасности записки с перечислением своих заслуг перед революцией.

«Несомненно, мысль внести вклад своей смертью в независимость моего отечества была чрезвычайно прельстительна для меня, но мне остается услада вносить вклад моими посланиями для распространения революционных принципов»

Роза, более осведомленная о реальном положении дел и очень встревоженная, принялась бомбардировать ответственные лица своими письмами в его защиту. В то время как упраздненные аристократы старались держаться тише воды и ниже травы, бывшие супруги как будто нарочно привлекали к себе внимание радикально настроенных революционеров. Александр безмятежно проживал в своем поместье и даже был избран по всем правилам мэром местной коммуны. Он не прекращал направлять в Комитет общественной безопасности послания, кичась своими заслугами перед революцией, а Роза, по воспоминаниям ее дочери, проводила целые дни, умоляя признать заслуги Александра тех же самых людей, которые проявили снисходительность, облегчив участь мадмуазель де Бетизи. Она все время настаивала, что не следует путать ее мужа с его старшим братом Франсуа, придерживавшимся более правых взглядов и своевременно эмигрировавшего.

Положение окончательно усложнилось, когда в силу вступил «Закон о подозрительных лицах», угрожавший смертной казнью бывшим дворянам и любым членам их семей, не доказывающим на постоянной основе свою верность революции или допускающим высказывания, направленные на подрыв республиканских институтов и их избранных членов. Надлежало обзавестись удостоверением о благонадежности, выдаваемым по месту жительства. Получить таковой в Париже было нелегко, и Роза сняла дом в Круасси, за шесть миль от Парижа. Для получения удостоверений детей отдали на обучение, Евгения к местному плотнику, а Гортензию — к модистке. Тем не менее, в списках коммуны подросток проходит как «вооруженный житель»: «Евгений Богарне, двенадцать лет, сабля и ружье».

Обзаведясь вожделенными удостоверениями о благонадежности, Роза весной 1794 года вернулась в Париж, где продолжила обивать пороги, безуспешно стремясь получить аудиенцию у всесильного председателя Комитета общественной безопасности Вадье. Ей было отказано, а 11 марта 1794 года Александр был арестован в своем поместье, перевезен в Париж и заключен в тюрьму Ле-Карм, старинное здание бывшего монастыря. Роза тщетно пыталась добиться хоть какого-то облегчения его участи, но все усилия пропали даром и привели только к тому, что 21 апреля арестовали и ее. Женщину провезли по нескольким тюрьмам, все оказались переполнены, и ее поместили в ту же каталажку Ле-Карм.