Читать книгу "Сталин - Дмитрий Волкогонов"

Справедливости ради скажу: после Ленина Сталин был одним из тех немногих руководителей, который нередко сам работал над своими статьями, речами, книгами (за исключением последних). Сейчас я не касаюсь их содержания. Правда, есть подозрения, что в ряде случаев он заимствовал идеи, положения для «Основ ленинизма», «К вопросам ленинизма» у других лиц. Но, повторю, свои работы Сталин, как правило, писал сам. В дальнейшем эта традиция была утрачена: в какой-то мере Хрущев, но особенно Брежнев, Черненко, да и другие лишь «озвучивали» написанное другими. В Соединенных Штатах, например, известны фамилии спичрайтеров, готовящих речи президентам. В этом, видимо, нет ничего предосудительного. Но когда люди начинают издавать многочисленные тома своих сочинений, едва ли даже прочитав их?! Думаю, Брежнев, например, не только ничего не писал сам, но и никогда не читал своих трудов, заключенных в обложки величественных фолиантов. Он не понимал, что «его» многочисленные тома – письменные памятники его тщеславию и посредственности.

Попытка Сталина оживить в конце своей жизни закостеневшее обществоведение оказалась запоздалой. Судьба отвела ему для этого слишком мало времени. Что касается работы «Марксизм и вопросы языкознания», то вокруг нее пропагандистская машина еще успела организовать подобающий шум, появились многочисленные публикации, брошюры, циклы лекций, привлекающие внимание к неослабевающей «гениальности» Сталина. Пропагандистам, правда, было трудно вразумительно отвечать на вопрос, почему стареющий «вождь» на склоне лет занялся языкознанием, относительно узкой областью науки. Только специалисты, конечно, могли заметить, что «вождь» явно промахнулся, критикуя довольно одиозные взгляды академика Н.Я. Марра, которые и в среде языковедов не пользовались популярностью. К тому же очень многие знали, что брошюра в значительной степени написана академиком В.В. Виноградовым. Попытки Сталина попутно рассмотреть некоторые методологические вопросы (базис, надстройка, классовость, язык, мышление и др.) выглядят часто не просто примитивно, но и наивно. Вторжение Сталина в весьма специальную область науки не привело, как он ожидал, к заметному оживлению общественных наук, не дало желаемого импульса росту его славы «теоретика».

Более тщательно Сталин готовился к публикации своей экономической работы. И здесь «вождь», как и в предыдущей брошюре, остался верен катехизисному принципу: вопросы и ответы. Вопросы об экономических законах, товарном производстве, законе стоимости и многие другие. Формально труд подготовлен как замечания по экономическим вопросам в связи с ноябрьской дискуссией 1951 года и оценкой проекта учебника политэкономии, который, как я уже упоминал, писал Д.Т. Шепилов с небольшой группой ученых. Сталин был уже стар, и небольшая книжка объемом около 100 страниц, вышедшая в конце 1952 года, за несколько месяцев до его смерти, готовилась другими. Правда, больной «вождь», как всегда, основательно прошелся несколько раз по тексту, высказал устные пожелания авторам. Но многие положения брошюры несут отчетливую личную печать догматического мышления диктатора. Например, говоря о колхозном производстве, он по-прежнему упорно выдавал желаемое за действительность. В этом обнаженно проступала полная некомпетентность и абсолютное незнание Сталиным сельского хозяйства. Судите сами. По его настоянию в книжку включен такой фрагмент: «Государство может распоряжаться лишь продукцией государственных предприятий, тогда как колхозной продукцией, как своей собственностью, распоряжаются лишь колхозы. Но колхозы не хотят отчуждать своих продуктов иначе, как в виде товаров, в обмен на которые они хотят получить нужные им товары». Разве Сталин не знал, что колхозы по-прежнему ничем не распоряжаются, что положение этого подневольного сословия, в которое превратила крестьян сталинская аграрная политика, дошло до черты, за которой была лишь полная безысходность?

Как правило, в старом, традиционном ключе рассмотрены и многие другие вопросы политической экономии, исторического материализма. Вновь видна попытка реанимации давно высохших мумий, сопровождаемая лишь новыми ошибками или повторением давно сказанного. Правда, похоже, что настоящие авторы (вольно или невольно) сыграли со Сталиным злую шутку. Сформулированный ими «основной экономический закон социализма» почти дословно повторяет то, что более полутора десятилетий назад сказал Карл Каутский, которого Сталин презирал как реформиста… Каутский, как и Сталин, определял закон не через прибыль, а через максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей общества.

Я уже отмечал, что Сталин был исключительно плохим пророком. Большинство его предсказаний оказались неудачными. Его последняя работа вновь подтвердила эту оценку. Раскрывая вопрос о неизбежности войн между капиталистическими странами, Сталин, по существу, повторил тезисы, которые были актуальны и верны лишь в 30-е годы. Состарившийся «вождь» застыл в своем понимании мира на уровне тех лет. Он категорически заявил, что «неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе», высказав попутно еще более сомнительный и ошибочный тезис о том, что вероятность войны между капиталистическими странами ныне сильнее, нежели «между лагерем капитализма и лагерем социализма».

Сталин, размышляя «по-коминтерновски», явно не понял роль движения сторонников за сохранение мира: возможно, «при известном стечении обстоятельств борьба за мир разовьется кое-где в борьбу за социализм, но это будет уже не современное движение за мир, а движение за свержение капитализма». По существу, Сталин не почувствовал зарождения нового подхода к мировым делам. Возможно, ему (но ведь он «гений»!) было трудно говорить о том, что атомное оружие, которым обладал теперь и Советский Союз, скоро «перерастет» цели, во имя которых оно создавалось. Сталин не смог в дымке грядущего увидеть рубеж, предел, за которым война перестает быть разумным, рациональным средством политики. Наверное, я слишком многого требую от Сталина… Но, повторюсь, ведь все его считали гением! А он вновь вытащил на свет мумии антиистин, которые могли как-то помочь ответить на вопросы еще полтора десятилетия назад, например о том, что закон неизбежности войн остается в силе. Вывод, который он предлагал, мог сделать ветры «холодной войны» еще более ледяными: «Чтобы устранить неизбежность войн, нужно уничтожить империализм». Сталин остался верен себе: чтобы созидать, надо уничтожать.

Догматизм, склонный рассматривать мир и человеческое познание в статике, неизменности, а теоретические положения в вековой застылости, принес нашему обществу множество бед. В теории, социальной жизни, истории господствовал волюнтаризм. Нет, пожалуй, ни одной науки, формы общественного сознания, которые бы не подверглись догматическим деформациям.

История – особая область, в которой Сталин стремился насаждать стереотипы своего видения прошлого. Что касается истории партии, то это – «два вождя», а затем – он, преемник, «Ленин сегодня». В партийной истории особое место отводилось раскрытию роли Сталина в деле разгрома многочисленных «фракций» и «оппозиций», в индустриализации и коллективизации, построении социализма, победе над фашизмом. Постепенно в партийной истории, как об этом свидетельствуют «Краткий курс», «Краткая биография», другие апологетические работы, никому рядом с «вождем» места не осталось. Даже Ленин, с помощью «личных» историков, был отодвинут в сторону. История партии стала историей свершений одного Сталина. Фальсификации, умолчания, искажение истины стали рассматриваться как вполне допустимые во имя «высших интересов».