Читать книгу "Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны - Дэниел Эллсберг"

В 1958 г., однако, Закон о реорганизации ввел министра обороны непосредственно в цепочку управления и поставил его на второе место после президента в качестве связующего звена с командующими объединенными и специальными силами и их подчиненными. (Командующие объединенными силами – это главным образом командующие войсками на театрах военных действий, например в тихоокеанском регионе или в Европе, в подчинении которых находились подразделения различных родов войск. К разряду командующих специальными силами относился лишь начальник Стратегического авиационного командования, которому подчинялся один род войск.) Закон исключил Объединенный комитет начальников штабов из цепочки управления. Это было сделано под нажимом президента Эйзенхауэра. Он скептически относился к Объединенному комитету начальников штабов как к органу управления, исходя из опыта взаимодействия с ним в свою бытность начальником штаба сухопутных войск, а позднее верховным главнокомандующим войск в Европе. Особенно негативно Эйзенхауэр оценивал послевоенную деятельность комитета и даже хотел полностью упразднить его. Однако этому воспротивился Конгресс, который внес в Закон о реорганизации положение о том, что Объединенный комитет начальников штабов, хотя и исключается из цепочки управления, становится «главным военным советником» президента.

Пост министра обороны в момент принятия закона 1958 г. занимал Нил Макэлрой, который до этого был генеральным директором компании Procter & Gamble. Говорят, он был очень умным человеком, но мало что понимал в военных делах. Макэлрой к тому же установил необычно короткий рабочий день, поскольку хотел проводить больше времени с больной женой. В результате, как мне впоследствии рассказывали офицеры из штаба ВВС, Объединенный комитет начальников штабов мог манипулировать им без особых проблем. С подачи комитета Макэлрой подписал директиву Министерства обороны, которая давала иную трактовку закона: «Команды передаются по цепочке от президента, как главнокомандующего, министру обороны, а затем командующим объединенными и специальными силами через Объединенный комитет начальников штабов» (курсив автора). Из этого следовало, что Объединенный комитет становился каналом передачи распоряжений президента. Помимо прочего Объединенный комитет добился передачи управления оперативной деятельностью в его полное ведение. Фактически смысл закона и намерений президента Эйзенхауэра был изменен. Хотя закон никто не отменял, в 1958 и 1959 гг. никаких реальных изменений в управлении оперативной деятельностью не произошло.

Томас Гейтс, сменивший Макэлроя на посту министра обороны при Эйзенхауэре, был значительно более склонен прибрать бразды правления к своим рукам. Так или иначе, для аппарата министра обороны – в составе самого министра и его штаба, а также всех заместителей и помощников – Объединенный план использования стратегических сил и средств был и остается тем, что один из последующих министров обороны Дональд Рамсфелд называл «неизвестными неизвестными»: чем-то таким, о чем аппарат не знает, что не знает.

Фактически, как я узнал позднее, Объединенный комитет начальников штабов официально установил порядок, исключавший появление вопросов со стороны министра обороны о плане всеобщей войны. Прежде всего ежегодно обновляемый план войны назвали Объединенным планом использования стратегических сил и средств с тем, чтобы у непосвященного он не ассоциировался с текущими операциями или, точнее, с текущим набором целей для нанесения удара в случае ядерной войны. При ссылках план обычно обозначали аббревиатурой JSCP, но у Объединенного комитета начальников штабов существовала письменная директива, которая требовала (я видел это собственными глазами), чтобы слова «Объединенный план использования стратегических сил и средств, или аббревиатура JSCP, никогда не применялись при переписке между Объединенным комитетом и аппаратом министра обороны».

Все документы Объединенного комитета начальников штабов, которые передавались министру обороны или его аппарату, перепечатывались, а все ссылки на JSCP вымарывались. Когда без упоминания таких планов невозможно было обойтись, директива требовала использовать фразу «планирование боевых возможностей» (без прописных букв) с тем, чтобы избежать даже намека на существование конкретного плана и такой разновидности военных планов в целом.

Эта фраза – равно как и официальное название «Объединенный план использования стратегических сил и средств» – была эвфемизмом, прикрытием. Она предназначалась для того, чтобы скрыть от министра – а главное, от его заместителей, помощников и их гражданского персонала – существование глобального ежегодно обновляемого плана ведения всеобщей или ограниченной войны, обязательного руководства для разработки всех оперативных планов более низкого уровня.

Все это вместе взятое должно было предотвратить реализацию кошмарного сна членов Объединенного комитета начальников штабов: обнаружение незнакомой аббревиатуры министром или его гражданским служащим, возникновение вопросов и, наконец, требование показать план. В результате гражданские лица, работающие на президента, могли проанализировать план и потребовать внести изменения. Туманная ссылка в директиве на «проблемы, возникающие при планировании боевых вопросов», не давала им возможности запросить конкретный документ и даже не намекала на существование особо важного документа, который требует изучения.

В итоге практически никому из гражданских, включая министра обороны, не было известно о существовании документа такого характера, как JSCP. Это, конечно, относилось и к критически важному «Приложению C» – плану действий SAC, который определял некоторые детали характера наших операций во время всеобщей (ядерной) войны. В JSCP значилось, что «в случае всеобщей войны “Приложение C” подлежит обязательной реализации»{55}.

Увидев название JSCP и зная содержание «Приложения C», можно решить, что положения плана относятся в целом ко «всеобщей войне» с оперативной точки зрения. Ведь только после приказа президента могло начаться осуществление прилагаемого плана SAC, плана нанесения ядерного удара по нашему главному врагу, Советскому Союзу. Но в каком случае он может отдать такой приказ?

Понятно, что подобное судьбоносное решение зависит от многих обстоятельств и от суждения президента, точно определить которое невозможно. В то же время вполне естественно, опираясь на здравый смысл, описать предполагаемые обстоятельства. Очевидно, что нападение или однозначная неизбежность неожиданного ядерного удара Советов по Соединенным Штатам или их вооруженным силам является одним из таких обстоятельств. Именно на этом сценарии практически полностью сосредоточились специалисты RAND по анализу стратегических проблем.

Тем, кто знаком с системой планирования НАТО и обязательствами союзников (т. е. практически всем разработчикам планов в Пентагоне), должно быть известно, что массированная неядерная атака Советов, грозящая разгромом сил НАТО и оккупацией Западной Европы, является убедительным основанием для президента отдать приказ об осуществлении плана SAC. (Опросы общественного мнения во времена холодной войны показывали, как это ни удивительно, что большинство американцев, в отличие от большинства граждан Западной Европы, не знали о наличии у Соединенных Штатов такого официального обязательства перед союзниками по НАТО.) Существовали ли другие обстоятельства, оправдывавшие использование сил SAC и других тактических ядерных сил?