Читать книгу "Суд офицерской чести - Александр Кердан"

– Отчего же. Остались. Но власть – машина коллективная. Тут даже президент в одиночку ничего не решает. – Смолин обвёл глазами купе. – Слушает, что советники насоветуют…

– Короля делает свита, – поддакнул Долгов.

– Погляжу, вы тут спелись. – Бурмасов поднялся. – Пойду к связистам, посмотрю, как у них. Вы со мной, Александр Викторович?

Кравец отказался вежливо, но твёрдо:

– С вашего разрешения, товарищ полковник, останусь.

Бурмасов недовольно зыркнул на него бесцветными глазами и ушёл. Смолин чертыхнулся:

– Вот, ёкарный бабай, послал бес попутчика на нашу голову. Слышь, комиссар, мы ёще с ним горя хлебнём…

– Да ладно. Это ж только до Моздока, – утешил Кравец. – Я Бурмасова по политуправлению знаю. Дальше Моздока он ни ногой! О своей породистой шкуре слишком печётся. Генералом стать мечтает.

– Хорошая мечта.

– Ясный перец, хорошая. Только вот какой ценой? На наших костях!

– Россия-матушка вся на косточках стоит… Здесь если и победа, так одна на всех, мы за ценой не постоим… – задумчиво произнёс Смолин. – Эх, не видать нам с вами, мужики, генеральских лампасов…

– Это почему?

В глазах у Смолина промелькнула усмешка. На вопрос он так и не ответил. Заговорил, как будто бы о другом:

– Одна мечта у меня есть.

– Какая мечта? Колись, командир!

– Слушайте. Если меня там, куда мы… Ну, в общем, грохнут, пусть мне на гроб фуражку положат. Мою, шитую по спецзаказу.

Фуражку Смолину, с непомерно высокой тульей и вышитой, как у генералов, кокардой, два года назад привезли ему друзья из Москвы. Её сшил один армянин – известный среди военных франтов мастер-фуражечник. Фуражка служила поводом для вечной критики со стороны комдива на строевых смотрах и была предметом зависти у однополчан. Но сейчас упоминание о ней вызвало у Долгова и Кравца недоумение:

– Какая фуражка, командир, – зима на дворе! Или ты думаешь, что мы на границе до лета околачиваться будем? – спросил начштаба.

– Ты как будто ни разу на Кавказе не был. Там не зима, а слякоть одна, – сказал Смолин, но, подумав, согласился: – Хорошо. Не надо фуражки. Положите на гроб папаху.

– Так ведь отняли у полковников папахи, Серёжа… – напомнил Кравец, придав лицу серьёзное выраженье. Он уже догадался, что Смолин разыгрывает их, но решил ему подыграть: – Или ты свою ушанку по традиции папахой зовёшь? Так и она после беседы с генералом Лобовым потеряла товарный вид…

Смолин пропустил его слова мимо ушей и невозмутимо продолжал:

– Я настаиваю, товарищи офицеры, положите на гроб фуражку, папаху, ушанку – всё едино. Главное, чтобы головной убор о моей принадлежности к офицерскому корпусу свидетельствовал. А чтоб он не слетел, гвоздём к крышке приколотите. Ясно?

– Зачем тебе это? – изумился Долгов, всё ещё не улавливая в словах Смолина подвоха.

– Как это «зачем»? Покойницы из соседних могил знакомиться придут, сразу увидят: здесь полковник лежит, ёкарный бабай, а не замухрышка какой-нибудь! Ха-ха-ха! – наконец не выдержал и рассмеялся Смолин.

– Ну, ты придумал, командир. Тьфу, тьфу, тьфу! – суеверно сплюнул Долгов. – Едем воевать, а ты про гробы, про покойниц…

– А что, может быть, в загробном мире престиж офицера ещё не упал? Вот мой московский дядюшка, Василий Иваныч, тоже, кстати, полковник, на одном из кладбищ заранее откупил место под свою будущую могилу. Специально выбирал: с одной стороны балерина лежит, с другой – артистка драмтеатра. Они ему по фотографиям на памятниках приглянулись. Я сначала, грешным делом, над дядей посмеялся, а после задумался: совсем небезразлично, ёкарный бабай, с кем рядом лежать будешь. Потому о себе, убиенном, заранее и беспокоюсь. Не откладывай на потом то, что можно сделать сейчас!

Кравец покачал головой:

– Я бы сформулировал иначе, командир. Не откладывай на потом то, что можно не делать вообще!

3

Прибытия эшелона в Волгоград Кравец ждал с особым нетерпением. Ещё в Екатеринбурге он позвонил своему другу и однокашнику Юрию Ивановичу Захарову, который служил в Волгоградском гарнизонном Доме офицеров. Надеялся, что Захаров через местных восовцев – офицеров-железнодорожников – сможет разузнать, когда эшелон прибудет в Волгоград, и приедет повидаться. Сам Кравец в Волгограде не бывал со времени давнего выездного караула. То есть почти двадцать лет. Да и Захарова не видел уже лет пятнадцать. Правда, все эти годы они регулярно обменивались письмами и поздравительными открытками.

Под вечер состав остановился где-то на разъезде, не доезжая Волгограда. Дежурный по эшелону вызвал Кравца к выходу:

– Товарищ подполковник, вас лётчик какой-то спрашивает, старший лейтенант.

Кравец выпрыгнул из штабного вагона и нос к носу столкнулся с Захаровым. Юрий Иванович, в шинели старого образца с голубыми авиационными петлицами, крепко обнял его. Кравец успел заметить, что Захаров стал ещё шире в плечах, да и в талии тоже. Но лицом не изменился: такой же открытый взгляд, белозубая улыбка, как в юности.

Однако когда они зашли в купе, оказавшееся в этот миг пустым, Кравец понял, что первое впечатление было обманчивым. Виски у друга оказались совсем седыми, а лоб прорезали несколько глубоких морщин. Они уселись друг против друга и заговорили одновременно.

– Ну, вот и встретились.

– Как ты меня разыскал? Даже мы не знаем график движения…

– Это дело нехитрое… Ты не гляди, что я старлей. У меня в Волгограде всё схвачено. Ты же помнишь, что в армии есть «эй, офицер», есть «товарищ офицер» и есть «господин офицер».

– Слышал про такое…

– Так вот, напоминаю тебе, Санёк, «господин офицер» – это тот, у кого имеется служебная машина, собственный кабинет и собственный телефон, желательна ещё и секретарша. У меня как у заместителя начальника ГДО всё это в наличии. Ну, и уважение со стороны окружающих соответствующее. Мы, культпросветработники, всякому пригодиться можем. У того – свадьба, у этого – юбилей. А у нас в Доме офицеров ансамбль собственный имеется и кафе. И то, и другое, несмотря на всеобщий бардак, мы сохранили. Так вот, как только я твоим эшелоном заинтересовался, мне железнодорожный комендант полный расклад дал. В такое-то время будет остановка на разъезде Колоцком, а следующая – на разъезде Привольном… Вуаля! И вот я здесь. Надеюсь, не возражаешь? – Захаров потряс увесистым полиэтиленовым пакетом, в котором явно просматривались очертания бутылок.

Кравец покачал головой:

– Ты, Юрка, в своём репертуаре! Помнишь, как в выездном…

– Кто ж такое забудет! – Захаров начал выкладывать припасы на столик. С гордостью повертел бутылкой армянского коньяка. – Настоящий! Ещё с советских времён… Ну что, вздрогнем?

– А если отправку дадут? Не успеешь выскочить!