Читать книгу "Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают - Ольга Савельева"

Ох, Наташа. Ты миллион раз права. Я думаю о том, что не каждая родная мама дает своему чаду столько любви, сколько ты своему Пете. Но и Алексея я не могу осудить. Потому что мне кажется, что талант виртуозно и безусловно любить, как и любой другой талант, дан не каждому. И если его нет, то он и не появится. Нельзя же осудить человека за то, что он, скажем, не умеет петь или рисовать?

А Наташа – определенно – виртуоз любви. И в этом ее счастье. Я про сына. И в этом ее горе. Я про Лешу.

К нам подлетает раскрасневшийся Петр с длинной желтой лопатой и в развязанном шарфе.

– Шаф вязался…

– Замерз? – Наташа утепляет сыну горло и ласково трогает нос.

– Мез! – подтверждает сын.

Мы как-то быстро и скомканно прощаемся, Наташа уверенно берет сына за руку и ведет к дому. По пути они шуточно маршируют и до меня доносится их сплетенный в единое смех. Наташа выросла в семье военных, она любит строгость решений и четкость линий судьбы.

Я смотрю, как мой сын качается на качелях, и думаю, что приемная семья – это не своя комната, игрушки и школа, это прежде всего мама. Нет ничего щедрее, нежнее и главнее материнского инстинкта.

Наташа однозначно вырастит Петю счастливым, ее любви хватит, чтобы компенсировать Лешино отсутствие. И себя она, конечно, найдет в счастье материнства.

Но вот только… Сейчас они придут домой, войдут в прихожую, и никто не выйдет их встречать, не возьмет из ее рук сумку, не поцелует в замерзшие ладони, а потом не утащит хохочущего Петьку в комнату, не усадит его смотреть мультики, а сам не вернется и не обнимет жену, не удочерит ее на пять минут в своих объятьях…

Я подхожу к сыну, который только что спрыгнул с раскачивающихся качелей и, поддавшись порыву, страстно обнимаю его.

– Ты че, мам? – спрашивает Даня. Он у меня не фанат телячьих нежностей.

– Ничего, просто люблю тебя, – пожимаю я плечами. – Перчатки надень. Холодно…

Внутри каждого из нас независимо от возраста живет маленький ребенок, отчаянно нуждающийся в защите и любви. И в перчатках, своевременно протянутых кем-то рядом, кому не безразлично, замерзли ли твои руки…

Сандалики

Юля мне нравится. Она выглядит на двадцать с небольшим, хотя по паспорту ей сильно за тридцать. Она полная, но полнота ее не портит. Даже наоборот: делает лицо более добрым и нежным. Хотя глаза выдают в ней такую… волчицу. Ну, или кошку, которая сама по себе. Не знаю, как объяснить. Я, натыкаясь на ее взгляд, отвожу глаза.

Весной я сидела на скамейке на детской площадке и катала по солнышку коляску со спящей дочерью. Юля села рядом и спросила как ни в чем не бывало:

– На маникюр времени нет?

Это вместо «здравствуйте». Чужая тетя. Я опешила. Я хожу в салон, у меня есть свой мастер, просто в тот момент она как раз была в отпуске, и я ходила без маникюра, в чем не видела большой проблемы, поскольку сварить кашу, сгонять в магазин и выгулять коляску с ребенком можно и без красного лака на ногтях. Но в целом это был совсем не характерный для меня момент.

Я слегка заносчиво ответила:

– Это случайность. Мастер в отпуске.

– Да я не против, просто помочь хотела. Пилю девочкам ногти на дому. Волосы деру на ногах. И не только. Усики могу, если есть проблема. Просто имей в виду.

– Какой навязчивый у вас маркетинг, – смеюсь я.

– Можно на «ты». Я Юля. Просто двое детей, времена непростые. Одна тяну. А я вон в тех домах живу. Ко мне можно в любое время, даже ночью. Все ж занятые. И я беру дешево. Шеллак тебе за пятьсот рублей забабахаем. Хочешь?

Юля, конечно, вела себя недопустимо фамильярно, напористо и невоспитанно, но почему-то вызвала у меня вполне приятные чувства, уважение и что-то еще неопознанное, похожее на восхищение отсутствием барьеров в общении, а история про двоих детей, которых она тянет одна, окончательно расположила меня к Юле: в конце концов, она не ворует, не просит милостыню, а честно ищет клиентов как может. А может вот так, подсаживаясь на скамейку. Ну и молодец.

Я записала ее телефон на всякий случай. Я не собиралась изменять своему мастеру, но в жизни все бывает… Буквально через пару недель поздним вечером мне срочно потребовался маникюр. Утром внезапно образовалась важная встреча, на которой нужно выглядеть безупречно, а ногти – швах. На часах 23:00.

Я вспомнила про Юлю. Набрала на свой страх и риск. Неприлично звонить так поздно, но иногда выхода нет.

– Какая Ольга? – не узнала меня Юля. – Хотя неважно. Адрес запиши. Жду!

Уже через 20 минут я сидела на узенькой шестиметровой кухне между батареей, на которой спал лохматый кот, и баррикадами трехлитровых банок с соленьями.

Юля встретила меня словами «а, это ты», и я порадовалась, что меня опознали.

– Мы прямо на кухне будем маникюр делать? – удивилась я.

Я старалась говорить шепотом, ведь у Юли двое детей, и, вероятней всего, они уже спят.

– Кухня – это мое рабочее место. Мне здесь удобней и уютней всего. Я здесь почти живу. Давай сюда руки, что там у нас… Я прилежно протянула руку, чуть не задев банку с огурцами.

– Зачем тебе столько заготовок? Это ж не съесть за год самой большой семье.

– Это не мне, это на заказ. Я вкусно делаю. Руки откуда надо. А многие цацы не хотят заморачиваться, а домашнего пожрать хотят. Вот и тащат мне овощи, а я их закатываю. Я недорого делаю, хочешь, тебе закатаю? Я огурчики делаю – закачаешься. Хрустящие, вкусные.

– Спасибо, – растерялась я.

Я как раз та самая цаца: не умею консервировать, нет времени, поэтому все обычно покупаю.

– Я могу огурцы, помидоры, икру, компоты. Ты подумай.

Я подумала, что надо обязательно заказать у Юли каких-нибудь компотов и солений. Вот ведь какая молодец! Я и не знала про такой вид бизнеса.

– Здорово ты придумала монетизировать свои таланты, – восхищенно говорю я, пока Юля пилит мне ногти.

– Да уж, когда тянешь детей одна, вертишься как можешь. Я закурю, ты не против?

Вообще-то против, но я на ее территории, плюс явилась за полночь с обкусанными ногтями – не та ситуация, при которой еще и права качать можно.

– Кури, конечно. – Я пожимаю плечами.

Вспоминаю детство. Я 13 лет росла в приморском городке без родителей. Дышала морем. Потом родители вспомнили про мое существование и забрали. Они оба курили. Слегка приоткрывали форточку и делали вид, что курят в щель. Но на самом деле запах нашей квартиры ощущался еще с лестничной клетки.

В народе говорят «топор можно вешать». Вот на кухне можно было вешать топоры и сковородки. Первый год я жила в сигаретном смоге и не могла научиться им дышать, не задыхаясь кашлем. После морского бриза – сигаретная вата. Но быстро привыкла, перестала ощущать. Вещи, волосы, я сама – все пропахло сигаретным смогом.