Читать книгу "Отара уходит на ветер. Повесть - Алексей Леснянский"

Через весь Бейский район, — в котором можно было, не стеснив местное население, разместить полтора Люксембурга и четыре Ватикана, — пролегал маршрут пастухов. Когда у районного головы что-то не получалось, он так и говорил: «А попробуй-ка дать ума пятку с лишним государств с моим сельповским бюджетом».

По тернистому пути через холмы, лога, озёра и болота шагали, бежали, плыли ребята. Попадались им и деревеньки. В большинстве из них и живым не пахло. Мерзость и запустение, скажут одни. Идите уже к чёрту со своим нытьём, ответят им другие, и будут правы, так как самое страшное для села уже произошло. Хуже точно не будет. Деревня упала на самое дно и не разбилась, а стоит себе живёхонька, нищетой отсвечивает. Это вселяет уверенность. Теперь может быть только лучше или на крайняк — так же. При любом раскладе.

Во многих аалах, в которых мне доводилось бывать, деревенские покупают в магазинах мясо, молоко, сметану, картошку, лук, огурцы. Ядерная бомба в центре села произвела бы меньший разор, чем эти покупки. До такой степени деревня не опускалась даже во время ВОВ. Огород-то уж могли бы засадить…

Нечем вспахать, нет техники — лопатой взрой, крестьянин! И оформляй участки. Не сделаешь это — пеняй на себя сам. Придут городские, присвоят луга и пашни и правильно сделают. А на совхозы не рассчитывай — не спасут они ни тебя, ни деревню. В них соляра рекой льётся, ничему учёта нет. Пьянство, грабёж и разгильдяйство в твоих совхозах. Могу порадовать только одним — эти безумные, дряхлые старцы умрут своей смертью. Ни у кого не поднимется рука добить историю, ведь и в ней радовались и страдали, любили и ненавидели, жили и умирали.

Крестьянин (надеюсь, тебе покажут это место в рукописи)! Давно не видел барина — узришь! И барина не изнеженного столетьями барства. Если тебе не больше восьмидесяти, то ещё на своём веку захватишь помещика в первом поколении — поджарого, энергичного, сильного, смелого, цепкого, хищного. Будет он схож с древнерусскими князьями, кои не протирали штаны на тронах, а шли «на вы» и ничем, кроме титула, не отличались от дружинников. Как бледнолицые на землях краснокожих — напоят горожане своих коней из твоих колодцев-журавлей и выкупят, а то и попросту выбьют почву из-под ног твоих, и останется тебе только воздух. Придётся тебе учиться летать, потому что ходить по частным владениям тебе никто не позволит. Не переживай — всё у тебя с левитацией срастётся. В твою перелётную, без Родины и флага будущность очень верю, опыт не пропьёшь, ведь последние десятилетья ты только и делаешь, что витаешь в облаках. И попробуй только спуститься с небес на землю — напорешься на оброк. Да-да, ты и это подзабытое слово вспомнишь. А лет, эдак, через двадцать про то, как ты профукал землю, снимут первые остерны, и симпатии зрителей будут не на твоей стороне. Чай, не индеец. А твоих Сидящих Быков (появятся и такие) рассадят по тюрьмам, потому что закон (но даже чёрт с ним, он у нас что дышло), а главное правда будет на стороне пришлых. Едем тут как-то по весне со знакомым киргизом мимо пашни, и я говорю: «Глянь, вспахано как. Комок на комке». А он мне: «Мине бы эта земля — я бы каждая комок ротом пережувал». Ты слышишь — ротом, а я всё заигрываю с тобой, лопату предлагаю. Знай, что в каждой строчке о тебе — мат на мате и матом погоняет. Не у тебя нахватался — много чести. В степь я приехал уже с ним, — понял? А выкосил нецензурщину только потому, что среди девяти моих читателей ребёнок есть. Хоть и под сраку лет ему, а всё одно как дитя малое. До сих пор в тебя, дурака, верит и меня заставляет.

Крестьянин! Авангарды горожан уже орудуют у тебя под носом, а ты и не чешешься. Кстати, я у них певчим подвизаюсь. Давно хотел сказать, что не твой я трубадур. Ищи себе других Кобзонов. А я менестрель нарождающейся фермерской касты. Ты картошку в магазине покупаешь и в засуху, и в урожайный год. Кто ты после этого? Не доводи до греха — сам придумай себе названье. Ещё скажи спасибо, что не написал, на какие шиши покупается картошка. А, тихушник?.. Восемьдесят страниц крепился и не вынес — плеснул кипятком в зенки твои бесстыжие. И не жалею. Прости, но голос у меня низкий и грубый, лира варварская — для сечи. А ведь иной раз так охота спеть про любовь. Я ж не старик тебе, право!

И ведь масса возможностей тебе нынче предоставляется, черносошная твоя душа. Столыпинская аграрная выглядит ребячьей игрой в земельки по сравнению с путинской. Канолевые трактора ценой в миллион рублей даром по программе даются. Выделяются субсидии на содержание поголовья, на закупку кормов и т. д. Не с луны всё это беру — от нашего хозяйства отталкиваюсь. Не хватает мозгов на оформление бумаг и подбумаг — ищи толкового помощника, должен же быть хоть один такой в твоей семье, не все ж мозги пропили. И заводи железный сейф. Комод, шкаф или какое другое деревянное хранилище разлезется от бюрократии, проверено.

И напоследок, крестьянин. Говорю тебе напрямую — идёт передел земель сельхозназначения. Ты сейчас типа малька. Тебя поедает щука вроде нашего КФХ. А нас пожирает акула вроде угольного разреза. Вот такая пищевая цепочка нулевых и десятых. И запомни: никто из хищников не подавится, пасти у всех — дай Бог. На знамёнах щук и акул написано: «Земля — обрабатывающим её!». Знаешь, крестьянин, сейчас всё, как в 17-ом. Друг на друга пошёл. Не надо далеко ходить за примером. Я — «белый», мой одноклассник Серёга Исаев — «красный». «Белый» я не потому, что пушистый. А потому, что сто процентов проиграю другу детства, когда сшибёмся в суде за гектары. Серёга — юрист разреза «Аршановский», профи экстра-класса. Мы с ним договорились, что в прениях сторон не будет никаких истцов и ответчиков. А будет так: «Мой друг Серёга, у которого я сдирал по алгебре, ошибочно считает, что…» Или: «Мой друг Лёха, который является крестником моего первенца, имеет неверное представление о…». ТВшников соберём, нам скрывать нечего. Может, зритель хоть немного задумается, когда увидит, какая сучья свадьба идёт. По крайней мере, такой у нас с Исаем расчёт. Условились также, что никаких поддавков, война так война. Это значит, что Серёга, съевший в юриспруденции собаку, в конечном итоге разделает меня под орех. Но я всё равно пободаюсь. Поверхность по закону принадлежит нашему КФХ, недра (тоже по закону) — разрезу. Никакой трагедии в том, что скоро схватимся с другом, не вижу. Нам с Серёгой не привыкать. Это будет просто драка, как в 91-ом за жёлтый фломастер или в 99-ом за Наташку Старченко. Это нормально между пацанами. А в конце процесса мы с Исаем пожмём друг другу руки, как после случая с фломастером или той же Наташкой. Раздрая никто не дождётся. Поколение 80-ых всё контролирует — пришло наше время…

Пастухи стояли на маковке высокого древнего кургана тагарской эпохи. Степь лежала у их ног. Ветер, который служил ребятам компасом, предательски стих. Полный штиль. Не радовало пастухов и небо в такое-то пекло. Уже три дня оно было иссиня-голубым, как Борис Моисеев. Ни одной суровой тучи. Ни хоть облачка. Впрочем, небо всегда было среднего рода.

До рези в глазах всматривались Том Сойер и Гек Финн хакасского разлива в безбрежную даль родных пространств. Ничто не препятствовала обзору, ни малейшего преткновения для глаз. Степная поверхность была плоской, как земля по представлению древних. Даже площе. Как шутка Петросяна. Отары нигде не было видно. Одежда пастухов превратилась в грязные лохмотья, зато души их, очищенные в горниле испытаний, можно было смело выставлять на парад.