Читать книгу "Три влечения Клавдии Шульженко - Глеб Скороходов"

Но, пожалуй, лучшей песней цикла стал лирический монолог «Где же вы теперь, друзья-однополчане?». Он как нельзя больше пришелся по душе актрисе. Настроение его, грустные воспоминания о солдатской дружбе, об однополчанах, которых судьба разбросала по стране, были близки и понятны Шульженко.

Актриса вела задушевный разговор. Он отличался от ее монологов-исповедей довоенного репертуара. Другая тема, другие краски. Сердечная и суровая нежность, почти мужская сдержанность, которая желание встретиться с фронтовым другом прикрывает чуть усмешливой ссылкой на девушек, что «у нас в районе уж больно хороши».

Первый куплет Шульженко пела, несколько замедляя темп песни. Это были мысли вслух:

Майскими короткими ночами,Отгремев, закончились бои,Где же вы теперь, друзья-однополчане,Боевые спутники мои?

Затем темп немного убыстрялся – герой песни начинал заочный разговор с другом, рассказывал о родных местах, но чувство ожидания, тоски по человеку, с которым столько прожито в то время, когда терялся «трудным верстам счет», не исчезает. Оно звучит в подтексте, вновь открыто проявляется в заключительных строфах песни. Разговор окончен, но остается неотвязным один и тот же вопрос, на этот раз преподнесенный актрисой подчеркнуто декламационно: «Где же вы теперь, друзья-однополчане?»

Часто потом приходилось слышать эту песню у других певцов, порой исполняемую даже хором, но никто, по-моему, не спел ее лучше.

Сюита «Возвращение солдата» завершалась «Величальной». Нет, речь в ней не шла о «самом родном и любимом», что было бы в духе времени. «Величальная», написанная композитором в стиле народной песни-пляски, и звучала у Шульженко как радостные припевки, прославляющие родной край и тех, кто принес ему победу.

Новая программа получила высокую оценку и прессы, в те годы (в те годы особенно!) весьма сдержанной на похвалы эстраде. «Ювелирное мастерство Шульженко – результат упорного, взыскательного труда, – писала газета «Советское искусство». – Артистка хорошо знает свои возможности – в одинаковой степени владеет речитативом, выразительной мелодекламацией и широкой, свободной кантиленой – и мастерски пользуется ими. Шульженко много поработала над вокальным циклом Соловьева-Седого и достигла существенных результатов – с большой убедительностью передает она эти песни о Родине, о простых советских людях».

С песнями Василия Павловича она никогда не расставалась. В середине 50-х годов композитор пригласил ее выступить в своем творческом вечере, что объявили в Колонном зале. Оркестром дирижировал прекрасный музыкант и блистательный аранжировщик Виктор Кнушевицкий. Накануне – репетиция. Шульженко приготовила три песни Соловьева-Седого, отрепетировала их, оговорив с Виктором Николаевичем все нюансы, паузы, замедления.

Концерт начался с «Веселого поезда», инструментованного Кнушевицким, – музыкальной картины из фильма «Первая перчатка». Затем – оттуда же песня «На лодке», «Вальс», но я жду Шульженко – она завершает первое отделение. Смущает только дирижер: он как-то нетвердо держится на ногах. И перед самым выходом Клавдии Ивановны, когда исполнялась инструментальная пьеса, Кнушевицкий качнулся и неожиданно свалился в партер. Рабочие сцены унесли его за кулисы – он оказался мертвецки пьян.

Публика, слава богу, не поняла это. После паузы за пульт встал пианист Михаил Гинзбург. Чтобы не срывать концерта, Шульженко отважилась петь с ним. И прошла с успехом. А Кнушевицкого с того же дня отстранили от руководства им же, еще в мае сорок пятого, созданным оркестром.

* * *

Раиса Брановская – выпускница Одесской консерватории, которую она закончила по двум факультетам – фортепианному и композиторскому, лауреат Всесоюзного конкурса пианистов. Она еще продолжала учиться в аспирантуре у профессора Г.Г. Нейгауза, когда ей предложили работать с Клавдией Ивановной.

«Я была мало знакома с творчеством Шульженко, – вспоминала пианистка. – Круг моих интересов замыкался классическими фортепианными произведениями, главным образом высшей сложности. И вдруг песня…

Шульженко открыла для меня новый мир. Она показала, что работа над песней ничуть не проще, а порой и сложнее овладения виртуозной пьесой. Певец, даже прекрасно управляющий своим голосовым аппаратом, на эстраде может оказаться «голым», если нет настоящего человеческого чувства, артистизма и тысячи других вещей, о которых знают только такие подлинные подвижники эстрадного искусства, каким является Шульженко.

Прекрасный мастер песни, Клавдия Шульженко поразила меня своим умением трудиться, но трудиться, будучи одухотворенной песней. Я поняла – она труженик в полном смысле этого слова, вдохновенный труженик. Оттого и ежедневные два-три часа репетиций с Клавдией Ивановной стали для меня любимыми часами творчества.

Шульженко заражает своим талантом тех, кто работает рядом с нею. Для нее нельзя играть холодно, без души. Для нее нельзя и писать плохо. Мне кажется, это чувствуют все композиторы, приносящие ей свои произведения».

Успех «Возвращения солдата» у слушателей вызвал естественное желание продолжить работу над сложными песенными произведениями.

В одной из бесед с поэтом Павлом Германом Шульженко высказала свою давнюю мечту спеть вальс Арама Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад».

– Я понимаю, – говорила Клавдия Ивановна, – мое желание может показаться необычным, но я давно влюблена в этот чудесный вальс. В нем есть и лермонтовская лиричность, и мятежность. Его хочется петь. Пусть это будет не просто песня, пусть это будет музыкальная новелла. О Нине и Арбенине, а может быть, о самом Лермонтове. Не знаю, но, по-моему, стоит попробовать.

Герман недоумевал, не поддержал идею Клавдии Ивановны, но вежливо обещал подумать.

Вскоре (шел декабрь 1947 года) Шульженко отправилась в большую гастрольную поездку. Месяца через два в Харькове ее нашло письмо Германа: «Закончил сюиту 23-го января. Работа оказалась очень трудной и интересной. Много времени ушло на изучение лермонтовской эпохи, анализ музыки и смысловое построение сюиты. Задача была, повторяю, нелегкой, но работал я с увлечением и, мне кажется, плодотворно.

Об окончании работы я поставил в известность Арама Хачатуряна и Ираклия Андронникова, который как лермонтовед очень помог мне своими ценными советами.

Ждем Вашего возвращения в Москву, чтобы в тесном дружеском кругу можно было бы послушать и обсудить сюиту и приступить к ее сценическому воплощению».

Произведение Хачатуряна, написанное в 1941 году, развивало традиции русского симфонического вальса, идущие от прославленного «Вальса-фантазии» Глинки. Несомненно, оно принадлежит к лучшим страницам хачатуряновского «Маскарада».

Главная трудность, стоящая перед Германом, заключалась в том, чтобы найти поэтический эквивалент вальса.

Возникла задача «на совместимость»: удастся ли срастись двум тканям – музыкальной и поэтической. У композитора претензий не возникло. «Текст мною одобрен, считаю желательным исполнение с музыкой моего вальса», – написал он на клавире. Решающее слово предстояло сказать певице.