Читать книгу "Бои на Дону и Волге. Офицер вермахта на Восточном фронте. 1942-1943 - Клеменс Подевильс"

21 сентября

Вчера, много лет спустя, снова прочитал «Бездельника». Какой источник в период сильной засухи войны! Источник детской, простой радости. Им является Айхендорф[61].

У радости есть свой ужас,И все умирает.

22 сентября

Новый день нашего наступления в Сталинграде. Ясное, холодное осеннее утро, первый день, когда выпал иней. Вернулся мой автомобиль, я поехал с генералом на линию фронта. Опустошенность придает городу нечто провинциальное. Мы подъезжаем к Сталинграду, и нас прикрывает древний татарский вал. Сквозь темные облака дыма пробивается красноватое с золотым отблеском солнце. Деревянные предместья, вдребезги разбитая территория казарм летчиков – все это закрывает чудовищная стена дыма. Дым пожарищ создает странный полумрак. Однако в стене дыма, которая едва пробивается солнцем, поблескивают серебристые фюзеляжи пикирующих бомбардировщиков, похожих на чайки. Воют сирены, как будто самолеты отдают честь солнцу, а не сеют разрушения. Авиация сосредоточила свои силы и средства на ударах по узкой полосе городской территории, отделяющей фронт дивизии от Волги (здесь укрепились советские войска). Ежедневно увеличиваются используемые силы и средства.

Наш автомобиль въехал во двор большой больницы, стоящей на холме на западной окраине города. Из окна второго этажа с видом на восток открывается панорама города и реки. Везде возникают дымовые завесы от взрывов тяжелых снарядов. В воздух вздымается черный дым, разлетается светлый песок, белый мел. Там, где стояло кирпичное здание, возникает красноватое облако.

Сброшена последняя бомба, внезапно умолкает артиллерия. Несколько минут стоит мертвая тишина. Но потом на разных участках открывается ответный огонь, издалека он кажется невинным после оглушительного гула предшествующей четверти часа. Русские пулеметы строчат неторопливо, как будто барабанят по дереву. Наши войска ведут наступление и встречают сопротивление. Высоко в облаке темного дыма светятся сигнальные ракеты.

В больницу попало несколько крупных снарядов, на многих местах ее белого фасада трещины, зияют дыры, совсем не осталось оконных стекол. В больнице размещались различные наблюдательные посты и командные пункты. Однако при свете утреннего солнца белый фасад больницы виден издалека. По нему ведут огонь, и вести наблюдение, не пригибаясь, нельзя. Из оконных проемов показываются только объективы стереотруб.

Панорама: на переднем плане разрушенные деревянные избы, посеченные осколками сады. Город пересекает, параллельно реке, железная дорога. Перед Волгой, в которой отражаются солнечные лучи, очертания развалин высоких домов. Этот рубеж, словно начерченный сейсмографом, начинается на правом фланге и на севере – на развалинах фабрики по производству иголок. Затем он опускается у рыночной площади, а затем снова поднимается башней: водонапорная станция. Рядом черный куб здания НКВД. Очередные развалины с пустыми оконными проемами, сквозь которые сверкает серебристая река, и с крышей, как будто украшенной зубцами, имитирует изящество готического контура. Еще дальше на юге возвышается элеватор, чем-то похожий на церковь. Теперь облака дыма закрывают солнце. В течение нескольких дней дым исходит от горящих нефтяных резервуаров. Однако все же виден длинный белый песчаный остров, который делит течение реки на две части. Рыбацкие лодки вытащены на берег. Над восточным берегом Волги, где находится противник и который до бесконечности простирается вдаль, стоит серая дымка.

Четырехкратно над нашими головами проносятся снаряды, издающие необычайно резкий свист. Опытные военные наблюдательного поста береговой артиллерии вопрошающе смотрят друг на друга. Еще две секунды тишины. Затем все здание больницы содрогается до основания, грохот слышен в комнатах и коридорах. А за двором, позади здания, деревянные дома вместе с землей, на которой они стояли, взлетели на воздух, превратившись в облако дыма и пыли. Это был первый залп из орудий самого крупного калибра, который противник нанес с другого берега Волги по белому фасаду здания. Генерал приказывает покинуть здание, находящееся под угрозой, всем, кроме артиллерийских наблюдателей, – никаких командных пунктов.

Нецелесообразно начинать выдвижение на передний край без знания данной местности и только по условным знакам на карте. Возможен промах в развалинах, многие участки простреливаются русскими снайперами… Поэтому я присоединяюсь к артиллерийским наблюдателям, приданным 7-й роте.

Нас ведет один из них. Мы идем втроем за город по опустевшей, покинутой жителями улице между деревянными домиками, разрушенными огнем, спускаемся по обрыву овражка и под его прикрытием приближаемся к железнодорожной насыпи. Многоколейная здесь железная дорога полностью заполнена сгоревшими, столкнувшимися друг с другом вагонами и паровозами. Расколотые деревянные части вагонов, деформированные в огне и взрывах стальные каркасы и корпуса. Этот хаос не является хорошей защитой. Мы пробираемся сквозь него и продолжаем свой путь по ту сторону улицы, укрываясь за каменным зданием, на восток к реке. На перекрестках улиц мы останавливаемся, переходя их по одному или перебежками. Противник все еще держится в зданиях в тылу наших позиций, из которых он просматривает и простреливает улицы. Гигантская воронка от бомбы, сброшенной пикирующим бомбардировщиком, рядом с ней убитая лошадь, от которой дурно пахнет. Далее двигаемся по широкой бетонной дороге, которая проходит как главная транспортная магистраль с северо-востока на юго-запад, параллельно железнодорожной линии и Волге, посередине между ними. По пешеходной дорожке, двигаясь на восток и немного севернее, мы доходим до дома, где располагается командный пункт командира роты и который образует по двум сторонам передний край наших позиций за бетонной дорогой. Перед восточной стороной фасада этого строения находится здание фабрики, расположенное на Волге и занятое противником. Река находится на удалении лишь 400 метров от нашего переднего края.

В комнате на первом этаже, в которую я вхожу, к оконному проему приставлена трофейная штабная стереотруба, особенно эффективная для уличных боев: тонкая, как трость, и покрытая маскировочной грязно-зеленой краской. Я проползаю по земле под окном и вижу находящийся в самом конце штаба, совсем близко, фасад разрушенного здания фабрики, расположенного в действительности в 200 метрах. Он не только мешает видимости, но и блокирует дорогу для наступления на береговой откос, где закрепились русские. Свет с востока пробивается сквозь оконные проемы и проломы в кирпичной стене фасада. Однако время от времени проломы заслоняют фигуры, которые мелькают за стенами и, пригибаясь, передвигаются из стороны в сторону. Там полным-полно русских. Человек, который находится рядом со мной у стереотрубы, объясняет: здание набито винтовками и пулеметами, поскольку после первого вклинения в Сталинград изо дня в день происходило усиление противника, и сейчас он сильно превосходил нас по численности. (Превосходство в силах было у немцев. 21 и 22 сентября в центре города в полосе обороны 13-й гвардейской стрелковой дивизии и 42-й и 92-й стрелковых бригад к Волге пытались прорваться четыре немецкие дивизии при поддержке 100 танков и авиации. Немцы продвинулись лишь на несколько десятков метров, потеряв 43 танка и 500 солдат, а 22 сентября на помощь 13-й дивизии пришли переправившиеся через Волгу два полка 284-й дивизии, а затем в ходе боев до 26 сентября – 193-я стрелковая дивизия. – Ред.) (Если подумать: мы ведем наступление и должны захватить эту каменную крепость! Я размышляю об этом про себя и ничего не говорю.) Каким бы малозаметным ни был наш наблюдательный прибор, все-таки русские заметили его. Об этом свидетельствуют многие выстрелы, которыми изрешечена задняя стенка комнаты, как мишень на стене.