Читать книгу "Битвы третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - Бэзил Генри Лиддел Гарт"

Это была последняя попытка прорвать сеть, которую немцы растянули в тылу находящихся в Бельгии армий союзников. Очень скоро сеть стала еще плотнее. В результате Гитлер оказался, в сущности, прав, развязав военную кампанию вопреки мнению всех своих генералов. Тем не менее их сомнения также являлись совершенно справедливыми, поскольку основывались на экспертной оценке вероятности успеха. Однако ни один нормальный человек, рассматривающий возможные варианты развития событий, не стал бы рассчитывать на то, что французский главнокомандующий генерал Гамелен совершит грубейшую ошибку, оставив ось своего наступления практически без прикрытия, направив все армии, располагавшиеся на левом крыле, в центральные области Бельгии, чтобы встретить угрозу там. Если бы не эта невероятная оплошность, задуманное Гитлером наступление наверняка имело бы лишь ограниченный успех. Если бы немцы были остановлены пусть на территории Франции, но вблизи ее границы, весь ход войны, да и мир сегодня стали бы другими.

Блюментрит признался (другие генералы придерживались того же мнения): «Тот факт, что Гитлеру удалось доказать генералам свою правоту, абсолютно вскружил ему голову. С ним стало невозможно спорить и пытаться что-то доказать». Поэтому в итоге день 13 мая оказался для генералов и для всей Германии даже более несчастливым, чем для Франции.

Счастье начало изменять немцам всего лишь неделей позже. И началось все со странной сдержанности, проявленной на этот раз Гитлером, а не его осторожными генералами.

Приказы «Стой!», отданные фюрером

Двигаясь на север, танковый корпус генерала Гудериана направлялся к Кале, а войска Рейнгардта следовали к западу от Арраса по направлению к Сент-Омеру и Дюнкерку. 22-го войска Гудериана окружили Булонь, а на следующий день – Кале. В тот же день части Рейнгардта вышли на линию Эр – канал Сент-Омер, то есть оказались менее чем в 20 милях от Дюнкерка, единственного порта, куда могли устремиться англичане в попытке вырваться из Франции. Но только немцы находились к нему намного ближе, чем британцы.

«Как раз в это время, – рассказывал Рундштедт, – последовал неожиданный телефонный звонок от полковника фон Гриффенберга из командования сухопутных сил. Он сказал, что войска Клейста должны остановиться у канала. Это был прямой приказ фюрера, в корне противоречивший позиции генерала Гальдера. Я немедленно отправил возмущенный запрос, но получил короткий ответ, гласивший: «Танковые дивизии должны оставаться на расстоянии дальности действия средней артиллерии от Дюнкерка (примерно 8–9 миль). Разрешены только разведывательные и защитные мероприятия».

Клейст признался, что, получив приказ, счел его полной бессмыслицей. «Я решил проигнорировать его и продолжать выполнять поставленную передо мной задачу. Мои бронеавтомобили уже вошли в Хэзербрук, отрезав британцам пути к отступлению. Позже я слышал, что британский главнокомандующий лорд Горт в то время находился в Хэзербруке. Но потом пришел другой, еще более категоричный приказ – мне следовало отойти за канал. Мои танки простояли трое суток».

Тома – главный танкист Генерального штаба – рассказал мне, что находился среди головных танков, остановившихся неподалеку от Бергеса. Оттуда до Дюнкерка было рукой подать. Он отправил радиограмму в штаб командования сухопутных сил, в которой просил разрешения ввести танки в город, но получил отказ. Вспоминая о более чем странных приказах Гитлера, Тома горько заметил: «Что пользы вести беседы с дураком! Гитлер отнял у нас даже надежду на победу».

А тем временем британские экспедиционные силы начали стекаться в Дюнкерк. Первым делом англичане позаботились о крепкой обороне, чтобы прикрыть свое бегство. Немецкие танкисты были вынуждены наблюдать, как противники ускользают прямо из-под носа.

«Спустя три дня, – сказал Клейст, – запрет отменили и наступление продолжилось, но противник получил достаточно времени, чтобы организовать оборону. Но только мы двинулись вперед, как поступил новый приказ фюрера, предписывающий мне выводить свои войска на юг для атаки на остатки французской армии, организовавшей линию обороны в районе Соммы. Занять Дюнкерк предстояло пехотным частям, подошедшим из Бельгии. Но, увы, уже после отплытия англичан».

Аргументы Гитлера

Спустя несколько дней Клейст встретился с Гитлером на аэродроме Камбре и осмелился заметить, что была упущена отличная возможность занять Дюнкерк еще до появления англичан. Гитлер спокойно ответил: «Возможно, но я не хотел рисковать танками, отправляя их в болота Фландрии, а англичане в течение этой войны сюда больше не вернутся».

Для других у Гитлера были несколько иные объяснения. Он говорил, что из-за механических поломок слишком много танков вышло из строя, и он хотел восстановить боевую мощь и произвести разведку, прежде чем бросать их в бой. Еще он объяснял, что хотел быть уверен, что в его распоряжении достаточно танков для последующего наступления против остатков французской армии.

Насколько я понял, большинство генералов, включая Клейста, принимали эти объяснения без лишних вопросов, хотя, как все военные, и сожалели о решении, лишившем их возможности полной победы. Они понимали, что беспокойство Гитлера относительно болотистой местности преувеличено, и были уверены, что могли легко избежать возможной опасности с этой стороны. Они также знали, что на замену выбывшим из строя ежедневно прибывает много новых танков. Тем не менее, решение Гитлера сочли обычной ошибкой, вызванной неверной оценкой ситуации или же излишней осторожностью.

Однако некоторые члены штаба Рундштедта считали эти объяснения тонкими и дальновидными, верили, что, остановив наступление, фюрер руководствовался высшими мотивами, быть может понятными не всем. Они связывали это со странным визитом фюрера 24 мая в штаб в Шарлевиле. Это было на следующий день после остановки наступления.

Гитлер прибыл в сопровождении только одного офицера штаба и имел продолжительную беседу с Рундштедтом и двумя его штабными офицерами – Зоденштерном и Блюментритом. Вот что он мне позднее рассказал: «Гитлер находился в приподнятом настроении, заявил, что весь ход кампании – это просто чудо и что, по его мнению, война будет закончена в течение шести недель». После этого он желал заключить разумный мир с Францией, после чего откроется прекрасная возможность для урегулирования отношений с Великобританией.

«Затем он вверг нас в состояние шока, с восторгом заговорив о великой Британской империи, о целесообразности ее существования и о цивилизации, которую именно она дала миру. Пожав плечами, он заметил, что методы, которыми создавалась империя, нередко были грубоватыми, но ведь известно, что, «когда лес рубят, обязательно летят щепки». Он даже сравнил Британскую империю с католической церковью, заявив, что они обе – необходимые элементы стабильности в современном мире. Он сказал, что хочет от Британии только одного – ее признания положения Германии на континенте. Возвращение потерянных немецких колоний, конечно, желательно, но вовсе не обязательно. Он даже был готов предложить Британии военную помощь, если у нее появятся какие-нибудь трудности. Он заметил, что колонии были прежде всего вопросом престижа, но не были удержаны во время войны, и, кроме того, кое-что Германия может создать в тропиках.