Читать книгу "Герман, или Божий человек - Владимир Колганов"

Одна из причин того, почему Алексей Герман не стал экранизировать трилогию своего отца, в том, что, судя по всему, его не устроила ее идейная направленность. Там люди гибнут, защищая Родину. Там люди все свои силы отдают на благо страны. Даже находясь в застенке, даже после издевательств следователей и тюремщиков Аглая Петровна Устименко сохраняет веру в те светлые идеалы, борьбе за торжество которых посвятила жизнь, при этом не ставит знак равенства между своими мучителями и подлинными коммунистами. Прошу прощения за пафос этих слов, но именно об этом Юрий Герман и писал в своей трилогии.

Так вот, для сорокалетнего Алексея Германа все это стало чужим. Возможно, в юности он и верил в эти идеалы, особенно не задумываясь о том, что происходит за стенами его квартиры. Возможно, оправдывая вторжение советских войск в Чехословакию, он еще какую-то долю веры сохранял. Но через несколько лет все изменилось под влиянием событий. Во-первых, Алексей Юрьевич женился, но я уже писал, что ему досталась жена, весьма недовольная некоторыми действиями советской власти. В сущности, тут не на кого пенять, он же сам такую выбрал, поскольку решил, что главное в супружеских отношениях – любовь. Кто-то может сказать: «Какие пустяки! Да мало ли антагонистов можно встретить под одной семейной крышей». Однако я уже приводил красноречивый пример в книге «Дом Маргариты»: известный в свое время диссидент Валерий Тарсис не выдержал «общежития» с прокоммунистически настроенной женой и драпанул от нее прямо за границу. Вот даже до чего доходит! Еще вспоминается Елена Боннэр, преданная супруга и надежная советчица для Андрея Сахарова. Нет, не могу себе представить, как могут жить под одной крышей, проводя многие часы в бесконечных спорах, два близких человека.

И все же я готов согласиться, что это в какой-то мере пустяки, только в сравнении с более важным обстоятельством. На мой взгляд, основная причина в том, что у Алексея Германа при советской власти одну за другой закрывали все его картины, не считая ранних, где он работал сорежиссером и не имел возможности самостоятельно творить. Исключение составил только фильм «Двадцать дней без войны», да и то благодаря вмешательству Константина Симонова. А сколько пришлось услышать обидных слов, сколько перенес Герман унижений! Так можно ли было после этого в своих кинокартинах славить честных коммунистов? Да и где их взять? Ну разве что вспомнить все о том же Симонове.

А вот и еще один существенный момент:

«Вообще меня увольняли три раза и не брали на работу обратно. Сообщили, что я уволен, и все. А потом запускали с чем-то другим, потому что каждый раз находились какие-то люди, которые за меня заступались. А третий раз после «Лапшина» уже не было никаких людей, которые бы за меня заступились, все исчезли. Только один человек позвонил в мой день рождения, а у меня всегда собиралось по 30–40 человек. Вот это было тяжело».

Можно понять общительного человека, которого осмелились лишить общения. Любой бы на его месте не только бы загрустил, а запил горькую, если бы здоровье позволяло. И все же версия, что всему виной обида, не совсем верна, поскольку не имеет отношения к первому фильму Германа. Никто не мог в то время знать, какая этому фильму предстоит судьба. Тогда единственное объяснение – обиды и унижения, пережитые в детстве. Отсюда и такое сострадание к тем мученикам войны, которые попали в фашистский плен, а позже отбывали срок в ГУЛАГе. Все для Алексея Германа стало меняться к лучшему только после смерти Брежнева. Многие тогда рассчитывали на перемены, хотя до реальных изменений было еще далеко.

«Первый, к кому я обратился, – когда мне уже нечего было терять, меня уже отовсюду турнули, – был Андропов. Мы со Светкой написали письмо и, не имея никаких верховных связей, просто сунули в окошечко ЦК КПСС. Каким образом это письмо прошло – вот фокус! Потому что, очевидно, подбирают те письма, которые нужны тирану в данный момент… Мы, правда, не писали только о «Лапшине», мы писали о положении в искусстве. Считается, что я дитя перестройки. Так нет, «Лапшина» выпустил Андропов».

Кстати, некоторые исследователи сомневаются: а было ли письмо Андропову и неужели оно дошло до адресата, вроде бы такого не бывает? Как бы в доказательство правоты своего рассказа Алексей Герман вспоминал о том, что письмо в Москву привез Александр Червинский, передал его отчиму Светланы Кармалиты, Александру Борщаговскому, и уже тот опустил письмо в почтовый ящик в КГБ. Читал ли это послание Андропов, боюсь, никто не сможет подтвердить.

Тут поневоле напрашивается аналогия с Булгаковым. Тот тоже посылал письма и Сталину, и в правительство – писем было не менее пяти. Но только один раз повезло – это когда по указанию вождя возобновили спектакль «Дни Турбиных» и помогли устроиться в театр режиссером. Вот и Алексею Герману удача наконец-то улыбнулась. Все дело в том, что время было сложное, переломное, и даже «тиран», бывший председатель КГБ, хотел выглядеть в глазах народа благодетелем. Сняли Филиппа Тимофеевича Ермаша, бессменного начальника советского кино, посадили на его место Армена Николаевича Медведева, и вагончик потихоньку сдвинулся. Было дано указание сделать несколько десятков копий «Лапшина». Тридцать из них были изготовлены по заказу КГБ и только остальные семь предназначены для широкого показа. Однако и это уже было хорошо. Фильм имел бешеный успех у тех зрителей, которым удавалось проникнуть в Дом кино или иные аналогичные заведения для избранных. Поклонников Германа можно тут понять – запретный плод, он очень сладок.

С началом перестройки многое изменилось и в жизни Алексея Юрьевича. Худо ли бедно, но фильмы его в кинотеатрах шли, им даже присудили премии. А началось все как-то днем в одном из кабинетов здания на Старой площади:

«Меня вдруг вызвал Яковлев и говорит: «Вы можете объяснить, за что были положены на полку «Лапшин» и «Проверка на дорогах»?» Я зарыдал.

Сказал: «Ну как вам не стыдно? Вы испортили мне полжизни, меня выгоняли, на меня орали, у меня мама была вся в экземе, когда сказали, что прокуратура должна мной заниматься, а теперь вы меня спрашиваете».

Реакция режиссера была настолько впечатляющая, что идеолог перестройки враз понял бестактность своего вопроса, а потому больше не настаивал на объяснениях. Да и кому они нужны? Нужно было снять трубку и дать указание достать с полки эти фильмы, что и было сделано. А дальше «процесс пошел» словно бы сам собой. На Руси и прежде почитали мучеников – естественно, после смены власти.

«Меня-то стали выпускать, как подсадную утку перестройки. В те времена все картины как раз и выпустили, дали Государственную премию. И я был у них рупором перестройки».

Рупор не рупор, однако после этого хотя бы появились робкие надежды на то, что жизнь может измениться к лучшему. Замечу, что премий было три – две Герману, а еще одну дали Светлане Кармалите как соавтору сценария одного из фильмов.

Все эти реверансы власти, вроде бы перемены к лучшему были вполне объяснимы – новые руководители страны старались обеспечить себе поддержку в среде интеллигенции. К слову сказать, и Кире Муратовой тогда же повезло:

«Для меня государственная опека была смертельна, когда мне не давали снимать. Потом она стала для меня очень приятна, когда случилась перестройка, и я вошла в моду. Госкино давало мне деньги на кино, все разрешало и посылало на все фестивали».