Читать книгу "Тенеграф - Кшиштоф Пискорский"

И’Барратора открыл рот, словно желая что-то добавить, но решил, что пока что лучше никому не говорить о своих подозрениях.

Тем временем Родриха тяжело сглотнула. Смолоду она изрядно развлекалась со всякими опасными парнями, были у нее любовники среди наемных рубак и сыновей из лучших родов Серивы. Однажды она затянула в постель даже настоящего гранда. Но теперь, на старости лет, она отвыкла от опасности. Пугала ее мысль, что может она оказаться частью какого-то зловещего заговора.

– Так я пойду себе, сынок, – проворчала она.

– Нет, тетушка. Это мы пойдем, едва только я соберу вещи. Потом пусть тетушка выбросит все, что останется, и приберет комнату, – И’Барратора вынул из-за пояса серебряный реал и кинул его вдове. – Если кто спросит – комната сдается. Но прошу не отдавать ее первому встречному пьянчуге, поскольку едва все успокоится, я вернусь.

Родриха кивнула и спрятала монету, а Камина проворчал:

– Чудесно. Значит, теперь нас трое бездомных.

– И что… что мы будем делать? – Хольбранверу передалось дурное настроение печатника. Мысль о жизни на серивской улице пугала его так же сильно, как мысль о наемных убийцах, которые могли бы заколоть его во сне.

И’Барратора помрачнел. Он хорошо знал, что есть лишь один дом, где они будут в безопасности. Не было у него выбора, если хотел дать себе, Камине и Хольбранверу хотя бы тень шанса. Однако чувствовал, что придется ему об этом еще пожалеть.

– Идем на Альхера Маар, – сказал сухо. – На улицу Дехиньо подле Треснувшего Купола. По дороге проведаем Д’Ларно, потому как понадобится он нам завтра.

В несколько минут они собрали все ценное и вышли во тьму ночи. Несли две сумки, полные вещей, которые И’Барратора вытащил из-под половиц.

Сошли осторожно по треснувшим ступеням, провожаемые вдовой Родрихой. Когда они стояли уже в самом конце двора, возле низкой калитки, ведущей на улицу, фехтовальщик снова обернулся и быстро осмотрел деревянную лестницу, приоткрытые двери и двор, на котором ежедневно тренировался он последние два года.

Почувствовал укол печали, потери. Совершенно как если бы каким-то образом предчувствовал, что при жизни никогда он сюда уже не вернется.

ХІІІ

В ту ночь тени пожрали Ключника Треснувшего Купола.

Весь квартал хорошо его знал, поскольку двадцать три года, с момента когда от умирающего отца он получил ключи от стрельчатых кованых ворот, всякий день обходил он храм, ночью же свет от его фонаря троекратно оживлял окна строения.

Этот старый, седой, слегка хромающий анатозиец, у которого от рождения одна нога была на палец короче, чем другая, стал семнадцатым Ключником немногочисленного, но древнего рода Абурадимов. За триста лет, после пары случающихся раз в несколько поколений скандальных женитьб на вастилийках, кровь их разбавилась, и нынче они не слишком-то отличались оттенком кожи от обычных обитателей Серивы. Попадались меж ними даже такие, у кого росли светлые волосы. Но до сих пор оставались неизменными привилегии, предоставленные Абурадимам еще до реконкисты. Людвик Покоритель не отважился оные отобрать, поскольку никто в его победной армии не желал принимать на себя задание, которое возложено было на Ключников.

Абурадимы охраняли Ребро Севера.

Конечно же, были они не единственными стражниками. Ребро имело столь важное значение, что все время охрану его обеспечивали королевские тенемастера. Они, однако, работали в тенепространстве, где проявлялась сама его структура, а Абурадимы ограничивались светлым миром. В нем же Ребро символизировал гранитный обелиск, стоящий в самом центре Треснувшего Купола.

Над этим отполированным дождями, обгаженным птицами камнем виднелось отверстие в своде диаметром около пятидесяти футов. Свод этот приводил в неистовство новые и новые поколения серивских архитекторов, которые так и не сумели разгадать секрет неполных куполов анатозийцев.

Ключника (никто не помнил их имен, для обитателей города они всегда были просто Ключниками) часто видали на рынке, который с течением времени вырос перед Куполом. Мелкие торговцы и перекупщики позанимали беседки и посыпанные белым гравием тропки, превратили зеленые лужайки в утоптанную пустошь, а в емкостях с водою, в которых анатозийцы омывались некогда перед молитвой, держали теперь рыб для продажи. В столь бедном квартале, полном плотно стоящих друг подле друга домов, каждый клочок свободного пространства был в большой цене.

Что с того, что тени здесь дичали? Это был риск, с которым приходилось считаться. Порой, скажем, чья-то тень начинала двигаться сама по себе или обретала совершенно небывалую, странную форму. Порой в тени какой-нибудь лавки случалось мимолетное единение с человеком, что стоял в тени другой лавки на противоположном конце рынка. Ключник тогда всегда оказывался поблизости, а инциденты скрупулезно записывал в книге; на покрытых мелким почерком листах он увековечивал водовороты и течения тенепространства.

На всем рынке Ключник чуть ли не единственный не боялся тени. Может потому, что учил его отец, а того – его отец, вышколенный отцом своим, и так далее, до самого Селуха Абурадима, который наверняка оттого и получил от султана ключи к воротам, что не боялся тени. И получая те ключи на бархатной подушке, в другие времена и в другом месте, мог ли думать Селух, что это отсутствие страха, переданное следующим поколениям, сделается причиной погибели последнего Ключника?

Но именно так оно и случилось. Семнадцатого Ключника пожрали тени.

Утром жена его поняла, что нет его в постели. Понятное дело, этой ночью он ее покидал, это было совершенно нормально. Женщина за долгие годы привыкла, что Ключник вставал за ночь трижды, и выходы его не прерывали ее сна. Как и то, что спали они вместе с железным сундучком, передаваемым в их роду из поколения в поколение. В этот сундучок Ключник вкладывал свою правую ступню, ранее поместив между пальцами ноги короткую свечку. Должна была она пробудить его через пару часов болезненным жаром, хотя на самом деле он мог бы ее даже не поджигать. Как и всякий Ключник, за много лет он настолько привык к ритму ночи, разделенной на три части, что просыпался, прежде чем огонь приближался к коже. Затем, вернувшись из обхода, он всовывал между пальцами очередную свечку и запирал хитрый сундучок, чтобы не сгореть случайно в собственной постели, как оно случилось с двенадцатым и четырнадцатым Ключниками. После третьего обхода, уже перед самым рассветом, он залезал под одеяло в последний раз и спал уже до полудня, на этот раз без свечи.

В тот день, однако, жена его проснулась в пустой кровати. Ее встревожило, что Ключник еще не вернулся с последнего обхода, хотя солнце окрашивало уже рубеж ночи холодною серостью. И тогда на табурете подле кровати она увидала две свечи. Почувствовала мурашки на спине. Ключник встал лишь раз – значит, его не было подле нее всю ночь!

Она поспешно схватила накидку из верблюжьей шерсти и выбежала из спальни. Больше всего она боялась, что на Ключника напали бандиты или фанатики, вдохновленные словами эклезиарха, который давно уже призывал разрушить Ребро и утверждал, что ни один верующий вастилиец не должен появляться на прихрамовом рынке. В одичавшие сады ночью забредали порой и люди слишком пьяные, чтобы понимать, куда они попали. И часто при них было оружие, которым они охотно размахивали.