Читать книгу "Завет, или Странник из Галилеи - Нино Риччи"

Никогда раньше мне не доводилось видеть такую казнь, и я была поражена ее жестокостью. Старейшины же уверяли, что они не отдавали приказа начать избиение, но они всецело на стороне Закона, говорили они, а Закон разрешает такое наказание, тем более что женщина была застигнута на месте преступления. Ведь ее взяли как раз в тот момент, когда она призывала демонов. Иешуа был страшно возмущен, узнав обо всем происшедшем, и тут же осудил жестокость и лицемерие старейшин.

— Они хотят казаться милосердными и справедливыми, на самом же деле они далеки и от того, и от другого.

Иешуа отправился в город и стал расспрашивать жителей. Так как почти весь город принимал участие в этом избиении, то многие избегали встречи с Иешуа или отказывались говорить с ним. Однако несколько человек признались, что осужденная женщина не делала никому ничего дурного. Стоя у городских ворот, Иешуа обратился к старейшинам, расспрашивая, как все произошло. Наконец он во всеуслышанье заявил, что на старейшинах лежит вина за то, что они не предотвратили расправы, и пролитая кровь на их совести. Старейшины подослали своих верных приспешников, и те, как могли, осмеяли и извратили слова Иешуа, но когда это не помогло, перешли от слов к делу — стали бросать в него камни, думая заставить его замолчать. Так, расправа, учиненная лишь несколько дней назад, чуть не повторилась снова теми же людьми.

Прошло еще несколько недель, и правда стала выходить наружу. Выяснилось, что женщина была сирийкой и давным-давно не ладила со старейшинами, те в свою очередь пытались лишить ее имущества, которое ее семья передавала из поколения в поколение. Для осуществления своих целей старейшины натравливали местных жителей на нее и ее семью, используя вражду, испокон веков существующую между сирийцами и евреями. Все выяснилось только благодаря Иешуа — кто бы еще в Цефее осмелился выступить против городских старейшин, не говоря уже о том, чтобы допрашивать их. Слух о расправе разнесся далеко по округе и вызвал большие споры: правильно ли было осуществлено правосудие. Иешуа же при этом обвинили в разжигании вражды, как будто не старейшины, а он стравливал людей. То, что Иешуа открыто выступил в защиту сирийцев и они увидели, что вовсе не каждый еврей ненавидит их, предотвратило дальнейшее кровопролитие.

Сторонники Иешуа тем временем недоумевали, как так может быть, чтобы их учитель оправдывал колдовство, считавшееся по Закону страшным грехом. Он не стал оправдываться или возражать, но вместо этого спросил: кто из них не нарушал субботнего покоя хотя бы по ничтожному поводу. А кто до сих пор прячет где-нибудь амулет или божка-идола? Кто божится по поводу и без повода, призывая всуе имя Господа? Он напомнил историю, известную всем по Писанию, как одного человека казнили по Закону лишь за то, что он собирал хворост в субботу. И глядя на лица слушателей, можно было не сомневаться, что за каждым водятся подобные, если не большие, грехи и грешки. Иешуа заставлял взглянуть по-новому на известные всем вещи, и люди начинали думать о том, что раньше никогда не пришло бы им в голову. Например, о том, что в Законе должно обязательно быть место для милосердия, иначе никто не сможет спастись. У меня перед глазами все стояло лицо той женщины, особенно выражение ее глаз, когда она упала, и мне становилось легче лишь от того, что Иешуа нашел слова, чтобы защитить ее. Я думала о своей матери, которая вопреки всем стараниям отца, старавшегося отвратить ее от идолопоклонства, до сих пор хранила у себя изображения богов своих предков. Я спрашивала себя: попадись она в руки старейшин, сколько бы смертных приговоров вынесли ей они?

Случившееся прибавило врагов Иешуа, в основном среди людей, имеющих власть, большую или малую. Все они безумно страшились, что Иешуа нанесет урон их авторитету или вздумает призвать их к ответу. Те, в свою очередь, издали указ, который запрещал Иешуа проповедовать и даже вообще находиться в этом городе. Но Божья воля была такова, что все козни обернулись против Иешуа в его же пользу. Многие люди, не знавшие до того об Иешуа или не особо обращавшие на него внимание, вдруг стали проявлять к нему самый живой интерес. Теперь, где бы он ни появлялся, его встречала многолюдная толпа, а ведь совсем недавно послушать его собиралась лишь небольшая кучка учеников. Дом Шимона, и даже наш дом, уже не вмещали всех желающих присоединиться к нам, и приходилось собираться на берегу озера или у благосклонного к нам учителя в молельном доме Киннерета.

После того как Иешуа чуть не побили камнями в Цефее, Шимон предложил его людям впредь путешествовать вместе с учителем. Сам Шимон и раньше частенько сопровождал Иешуа, к ним, бывало, присоединялись и Якоб с Иоананом, которых Иешуа в шутку называл «сынами грозы». Спустя еще некоторое время вместе с Иешуа стали путешествовать Филипп из Бет Зейды, Фома и Арам из Киннерета, Калеб, Тадейос и Салман из Капер Наума. Иешуа смеялся, что его, наверное, примут за предводителя банды, если случайно встретят на большой дороге в окружении столь большой компании. Но потом ему даже стало нравиться, что он путешествует не в одиночестве, и он даже просил женщин тоже присоединиться к сопровождающим. Женщины — это были я, Рибка, сестра Иоанана и Якоба по имени Сим, а также Шелома из Киннерета — охотно согласились, и я, когда отец позволял мне отлучаться от семейных дел, с радостью принимала участие в таких паломничествах. Женское окружение, надо сказать, не вызывало особых кривотолков, так как с нами было много мужчин, и мы всегда держались несколько поодаль. Никто не чинил препятствий нашему передвижению, мы бывали везде от Синабрия до Канны. Когда мы приходили в какой-нибудь город, Иешуа указывал нам дом, который он выбрал, как когда-то он выбрал и наш дом в Мигдале. Мы отправлялись туда и делили там и кров, и стол и встречались с людьми, которые поддерживали и почитали Иешуа.

Я с удивлением открывала для себя новые места; иные города я не видела никогда в жизни, об иных знала очень мало. Но более всего поражало меня то, как разнится жизнь людей в зависимости от того, где они живут. В горах, например, самой распространенной пищей была чечевица с мясом, что для нас, жителей прибрежной полосы, было большой редкостью. Очаги разжигались душистыми сосновыми поленьями, а не тополем, так что аромат смолы заполнял весь двор. Очень часто дома, на которые падал выбор Иешуа, были самыми простыми лачугами. Богат ли хозяин или нет — это не имело для него никакого значения. Он приходил так, как когда-то пришел в наш дом, пришел к тому, кто душой откликнулся на его проповеди. Он выбирал тех, кто, случайно услышав о нем или примкнув к толпе собравшихся у городских ворот, почувствовал, что обязательно должен позвать его к себе в дом. И хотя он никому не навязывал свое общество, это был его выбор, и он редко обманывался. А какая теплая атмосфера складывалась в тех домах за общими трапезами! Неспешные, степенные беседы мужчин, рассказы бабушек о былых временах, дети, глазеющие из всех углов на Иешуа, которого они начинали обожать с первой минуты. Я часто задавала себе вопрос: за что мне выпала такая удача повстречать этих людей? Позже народу стало стекаться все больше и больше, пришлось отказаться от встреч в домах. Я стала скучать по тем дням, когда из протопленных кухонь доносились запахи очага, а мы длинными вечерами засиживались под навесами во дворах, как будто хотели открыть друг другу какую-то очень важную тайну.