Читать книгу "Война роз. Право крови - Конн Иггульден"

В большом зале лондонского замка Бэйнардз, под шум омывающей его стены Темзы, Йорк заговорил снова, и в его голосе не было ни намека на слабость.

– По моему убеждению, ваша милость, престол Англии пустует, даже с сидящим на нем королем Генрихом. – По залу эхом разошлись смешки. – На трон я претендую, имея законное право – право крови, моего меча, и право мести против дома Ланкастеров. Ныне же я заявляю, что этой ночью буду коронован в Вестминстере, как и столь многие до меня. К рассвету, джентльмены, я присоединюсь к братству королей. Кто из вас поедет со мною туда, в те священные стены, и увидит, как я всхожу на трон? Здесь, в Лондоне, я болтаться не буду. У меня много дел, и церемония коронации будет скромной. Так кто из вас будет моими свидетелями? Повторять это дважды я не буду.

Уорик перекрестился, попутно заметив, что он не единственный, кто это сделал. Слова Йорка граничили с богохульством и изменой, однако Эдуард в самом деле имел право на престол, если только не пропускать эту процедуру через сети крючкотворства. Он был наследником и имел поддержку армии за стенами этого города. Пожалуй, даже у Вильгельма Завоевателя прав на трон было не больше, однако он ничтоже сумняшеся короновался под сводами Вестминстерского аббатства в светлый день Рождества, в год одна тысяча шестьдесят шестой от Рождества Христова. Так что лик Всевышнего видел и такое. И вот теперь увидит снова. А почему бы нет? Если надобность достаточно велика, все законы могут пересматриваться силой оружия. А людская толпа под силой порыва гнется, подобно степной траве. Если кто-то и ощущал в себе неуверенность или неверие в бросании вызова богоизбранному королю, то виду не показывал. Вместо этого все замахали кружками и стали швырять их в пламенеющие дрова и угли. Чернели и лопались кубки, просверкивая сквозь швы яркими жалами огня.

Кто-то нараспев читал псалмы, другие вразнобой твердили присягу на верность, третьи выкрикивали что-то патетическое. И когда Эдуард тронулся с места, все они двинулись за ним.

Из-за инея, устлавшего все вокруг своим серебристым покровом, ночь была заколдованно-светлой. Остро и ярко сияли чистые ледяные звезды. Толпа с Эдуардом по центру выкатилась во двор с бравурными возгласами и гомоном, которые, впрочем, длились не дольше минуты. Кусачий мороз и вид пустых улиц быстро протрезвил захмелевшие головы. Засуетились слуги, подводя лошадей, но настрой был уже не тот, к тому же до умов стал доходить подлинный охват того, на что они готовились решиться. Все те же слуги в тишине вынесли знамена Йорков – темные полотнища с изображениями белой розы, а также сокола и конских пут. Когда их разворачивали, в воздухе заплясала холодная радужная пыль, словно источая свой собственный свет. Эдуард оглянулся на десятки своих квелых тяжелых полотнищ. Это были символы благородства его дома, и он преклонил голову, шепотом молясь за душу своего отца, после чего снова возвысил голос.

– Некоторые из вас были со мной в Уэльсе, – сказал он. – Перед битвой при Мортимерс-Кросс мы видели, как солнце взошло сразу в трех местах, отбрасывая странные тени, каких я прежде не видывал. Три солнца, светящие на дом Йорков. Я до конца своих дней буду благословлять нашу белую розу, но на моем собственном щите пребудет солнце. Оно согревает тех, кого любит, но оно же и испепеляет. Жизнь и разрушение – смотря что из них я изберу.

Эдуард улыбнулся, наслаждаясь минутой своего триумфа, а Уорик невольно сглотнул от ощущения глубины гнева, тлеющего угольями в этом молодом человеке.

Двум королям в Англии не бывать. Стоит нынче одному провозгласить себя монархом в Вестминстере, и начнется война без пощады и отдыха, пока из двух королей не останется снова один. Как враждующие меж собой рои из разных ульев, сторонники двух разных монархов не потерпят друг друга на этом свете. Таков их курс, их компас. Таков путь, предложенный им, Уориком, которым решил последовать Йорк. При езде знамена с белыми розами и белыми соколами затрепетали, захлопали, наполнившись ветром. Колонна всадников держала путь из Бэйнардз к Вестминстерскому дворцу – вдоль реки, черной смолой текущей в ночном сумраке.

* * *

Маргарет благосклонно взирала из угла нарядной теплой залы, блаженствуя от запаха вощеного паркета и сухих цветов. Вокруг негромко жужжали голоса ее лордов, слегка сконфуженных присутствием короля Генриха. При взгляде на него в их глазах читалось что-то похожее на досадливую жалость: они ожидали от монарха какой-нибудь, пусть даже мимолетной, искры осмысленности, ума и жизни, а он лишь слабо и благодарно кивал с безжизненной улыбкой, лишний раз демонстрируя пустоту, которая привела их всех на край пропасти. Маргарет уж и не помнила, когда последний раз испытывала к своему мужу сострадание. Его слабость ставила в уязвимое положение их сына, принца Эдуарда. Ради этого милого мальчика ее материнское сердце горело любовью, но даже в эти пронзительные, взмывающие моменты чувства она лишь снова ощущала у себя в сердце шипы при виде пустых глаз и слабоумной улыбки Генриха.

Будь он каким-нибудь умалишенным плугарем, на это, вероятно, можно было не обращать внимания. Но когда отсутствие воли в нем грозило обернуться опасностью для его жены, сына и всех мужчин и женщин, верных его делу, это не вызывало ничего, кроме горького гнева.

Лорды Сомерсет и Перси переговаривались меж собой голосами, отчетливо слышными с того места, где сидела за вышивкой Маргарет. Работала она вполглаза, так что узор в итоге, скорее всего, придется распустить, но зато это позволяло ей неброско сидеть и слушать, улавливая все, что нужно было услышать. С возвращением мужа эта тонкость сделалась необходимой для того, чтобы лорды постоянно помнили о венценосной роли своей королевы.

Эта мысль вызывала улыбку. В юности Маргарет как-то не придавала значения тому, насколько мужчины озабочены своим положением в обществе. Им необходимо знать, кто стоит над ними, а кем из нижестоящих можно благополучно помыкать. Не думала будущая королева Англии и о том, сколько времени подобным вычислениям уделяют женщины. Губы ей тронула ухмылка. Женщины тоже хороши: теснят локтями своих сестер так, что будьте любезны! А все ради собственной безопасности. Потенциал угроз среди окружающих женщины чуют гораздо острее мужчин.

Стены Йоркской гильдии торговцев тканями были, понятное дело, увешаны великолепными гобеленами, каждый из которых, безусловно, являл собой кропотливый труд длиной в несколько лет. Оглядывая их, Маргарет сознавала стремление их создателей распланировать свою будущность, начать дело, которое не завершится с окончанием того или иного полотна. «В этом сама суть цивилизованного уклада и порядка», – подумала она с толикой самодовольства. Примерно то же можно сказать и о ее усилиях, размеренности и терпении. Благодаря им ее самые могущественные враги повержены. На это ушли годы, но зато сотканное ею полотно крепко и тонко выделано и сохранит свои цвета еще на сотни лет после того, как сами враги обратятся в прах.

Поначалу, когда Лондон отвернулся от ее мужа, Маргарет ярилась. На тот момент она не знала, как это событие посеет по всей стране драконьи зубы негодования. Ворота города Йорка открылись для ее лордов, гонцы оттуда выехали навстречу колонне аж за несколько часов до прибытия монаршей четы, чтобы дать знать: королю в приеме отказано не будет.