Читать книгу "Разум VS Мозг. Разговор на разных языках - Роберт Бертон"

Глава 8

Разговор на разных языках

Оригинал не соответствует переводу.

Хорхе Луис Борхес

Недавняя волна общественного интереса к нейробиологии была в большой степени вызвана надеждой, что она поможет нам лучше понять человеческую природу, чем прежние, основанные на психологии, теории. Но язык современной нейробиологии не может обеспечить такого понимания. Нам ничего не дает знание о том – как это было описано в недавней журнальной статье, – что наблюдается «повышенная активация в дорсальной части передней поясной коры, вторичной моторной коре, передней островковой доле большого мозга, задней островковой доле/соматосенсорной коре и периакведуктальном сером веществе, дополнительно задействуются височно-теменной узел, области около поясной коры, участки медиальной орбитофронтальной коры и миндалина, а также повышается взаимодействие с лобно-теменной сетью» [139].

Такой профессиональный жаргон по сути своей непостижим и бессмысленен для всех, кроме кучки посвященных. Точно так же, как нам необходим переводчик, который расскажет, что написано на санскрите в древнем свитке, нейробиологи должны переводить свои сакральные тексты в доступный пониманию язык. Они должны рассказать нам, что эти области формируют болевую матрицу, а эти нейронные структуры задействованы в нашем персональном переживании боли. Как следствие, нейробиологи должны играть две различные роли: исследователя и переводчика. Они занимаются тем ремеслом, к которому их готовили, а затем берут на себя роль переводчика и толкователя собственных данных. К несчастью, это заставляет нас ходить по замкнутому кругу, потому что нейробиологи оказываются перед необходимостью переводить свои открытия на язык популярной психологии.

Сложность этой двоякой роли экспериментатора и переводчика невозможно переоценить. Фундаментальная нейробиология – очень сложная дисциплина, большинство нейробиологов имеют относительно узкую специализацию. Когда 10 000 когнитивных специалистов пекут, как пирожки, новые данные, оставаться в курсе всех последних новостей становится непосильной задачей. Для представителей фундаментальной науки быть хорошо информированными еще и в области психологии – чрезмерный труд. Не имея времени и зачастую необходимых знаний, подготовки или заинтересованности, они должны объяснять собственные открытия, полагаясь на популярные психологические теории, которые они часто не готовы адекватно оценить. Экспериментальная психология – самостоятельное поле исследований. Годы исследований необходимы для достижения хотя бы поверхностного понимания бесчисленных ловушек в ходе разработки и интерпретации психологических экспериментов.

Аналогично психологи, специалисты в когнитивной науке и философы все охотнее используют обобщения исследований нейробиологов как аргументы в пользу собственных идей, не имея достаточной подготовки в распознавании внутренних ограничений нейробиологических методов и интерпретаций. Таким образом, круг замыкается. Новые психологические теории превращаются в язык, используемый нейробиологами для перевода полученных ими результатов на понятный аудитории язык, которые, в свою очередь, цитируются психологами как свидетельства в пользу их теорий. Как только идея обрела точку опоры в коллективном разуме сообщества когнитивных ученых, она начинает жить своей жизнью независимо от того, насколько она валидна. Бездоказательные предположения трансформируются в общеизвестные факты.

Чтобы лучше понять ограничения перевода точных данных на популярное просторечие житейской психологии, я выбрал несколько весьма наглядных примеров для рассмотрения в последующих подглавах. Также я не собираюсь критиковать отдельные открытия или ученых, в большинстве своем действующих из самых лучших побуждений. Скорее, хотел бы предложить практичный способ оценки качества любого нейробиологического утверждения. Для этого я выбрал статьи, которые, весьма вероятно, окажут большое влияние на наше понимание различных аспектов поведения, от эмпатии и интеллекта до свободной воли и детерминации сознания. Моя цель – не столько опровергнуть полученные учеными результаты, сколько поставить под сомнение выводы, сделанные из них. Начнем с дискуссии о зеркальных нейронах.

Что отражают зеркальные нейроны

В конце 1980-х итальянский нейробиолог Джакомо Риццолатти со своими коллегами изучал премоторную кору лобной доли макаки. Используя внутриклеточные электроды, они записывали электрическую активность отдельных клеток, активизировавшихся, когда обезьянка брала кусочек пищи. По рассказам, однажды одна из изучаемых обезьянок с введенными электродами отдыхала между исследованиями и просто наблюдала за своими экспериментаторами. Когда один из исследователей протянул руку, чтобы взять орешек, у обезьянки активизировались те же клетки, что и тогда, когда она сама тянулась за едой. Риццолатти исследовал эту область мозга и обнаружил, что она содержит клетки, активизирующиеся, когда обезьянка выполняет рукой какое-либо определенное движение, например, тянет, толкает, дергает, хватает, подбирает и кладет в рот орешек, а также то, что те же самые клетки будут возбуждаться при наблюдении за кем-то другим, выполняющим те же действия. Кроме того, было замечено, что движение должно выглядеть намеренным, т. е. рука должна быть протянута с целью взять орех и съесть его, а не быть просто похожим жестом, не направленным на орех. С учетом совокупной способности этих клеток инициировать действие и регистрировать его при наблюдении за аналогичным движением, эти клетки вскоре стали известны как «зеркальные нейроны», а совокупность таких клеток – как «зеркально-нейронная система».

Давайте разберемся, как происходит заучивание движений. Представьте, что вы увлеклись новым хобби, в котором у вас не было прежде опыта, – игрой на виолончели. Вы не представляете, как держать инструмент, где он должен располагаться между ваших ног, как вызывать звук смычком. Вы старательно изучаете это, наблюдая и пытаясь имитировать то, что вы видите. (То же самое верно для любого другого движения, от ползания, ходьбы и произношения слов до набора эсэмэс.) Этот процесс обучения – наблюдения и имитирования – сопровождается созданием нейронной сети, т. е. репрезентативной карты, предназначенной специально для игры на виолончели. Всякий раз, когда вы смотрите на игру своего учителя, связи в этой сети укрепляются. Если б в вашей виолончельной нейронной сети были электроды, вы смогли бы увидеть повышенную активность в обоих состояниях. Обучаться игре на инструменте – значит попытаться синхронизировать то, что вы наблюдаете, с тем, что вы реально делаете.

Добавим еще несколько деталей. У вашего учителя старая виолончель, и у нее прекрасный запах. Когда преподаватель вынимает виолончель из футляра, вы живо вспоминаете школьную экскурсию в старших классах, когда вы услышали свой первый концерт. После этого вас повели за сцену и показали различные струнные инструменты. Вы помните, как держали в своих руках несколько очень старых скрипок, даже нюхали их и пытались представить, каково было играть на них, когда они были новыми. Ваш преподаватель быстро выводит вас из этого краткого забытья, сыграв виртуозный пассаж из прелюдии Баха. К вашему удивлению и совершенно вопреки вашей натуре, у вас из глаз брызнули слезы. Вы высказали ей свое восхищение, но вместо благодарности она строго указала вам на то, что в вашем возрасте упражнялась по 8 часов в день. Ваши слезы испарились, как только изменилось настроение, и вам пришла в голову мысль, как человек может посвятить свою жизнь тому, чтобы тереть высохшими лошадиными волосами по нескольким струнам из кишок, если можно выйти на улицу и поиграть в мяч или потвиттиться с подругами.