Читать книгу "Жила-была девочка - Виктория Трелина"

Лёлька послушно идёт на место, и начинает внимательно изучать пустую доску, хлопая недосмытыми кукольными ресницами. Ирочка кричит, что Гаранина – хамка и выставляет её из класса. Все мечтают оказаться на Лёлькином месте – в коридоре, но вести себя так дерзко никто не решается. Королёва бы решилась, но у неё не тот имидж. Слово «имидж» я услышала вчера в рекламе, и сразу поняла его смысл. Заодно сообразив – моя проблема в том, что у меня этого самого имиджа нет. Я обычная. А это неинтересно. Вот Лёлька – хамка, Неманихина – юмористка, Королёва – вечно влюблённая красавица. Это всё имидж, который привлекает. Поэтому, именно эти девчонки пользуются в классе наибольшей популярностью. С этого года у Чернова, Чистякова и Сащина появилось новое увлечение – зажимание девчонок по углам. «Зажимают» именно эту троицу: Лёльку и двух Маринок. Больше никого не трогают. Конечно, я не очень-то хочу, чтобы какой-нибудь Сащин навалился на меня своим животом и пытался ухватить за те самые места, но в том, что меня не зажимают, есть что-то обидное.

– Девочки сами дают повод, – рассуждает Ирочка, – почему не трогают Виту, Аню, Юлю? Потому что мальчики их уважают.

Мальчики давятся смехом, то ли от смущения, то ли Ирочкины слова их так веселят.

Я не хочу, чтобы меня уважали. Я хочу нравиться парням. Что я говорю? Слышал бы меня сейчас дедушка…

Твои зелёные лосины…

Сегодня воскресенье. Мы с дедушкой едем в Прохоровку – отвозить маму, и заодно купить мне пушок. Я не могу поверить, что завтра пойду в школу с такой красотой на голове. Пушок есть у всех, даже Муртазаева носит на заколке чёрный мохнатый шарик с золотистыми ниточками.

– Вижу, вижу твой пушок, через драный лопушок, – шипит на уроках Неманихина, разглядывая причёску соседки через дырявый исписанный листок. Звучит это очень двусмысленно, поэтому все гогочут, но пушки всё равно носят. Его можно надеть и не на заколку, а просто спрятать в него все волосы, будет пучок, как у балерины. Это не очень красиво. Хорошо, когда из под пушка сзади висит хвост из волос, а впереди залакированным трамплинчиком стоит чёлка. Лак для волос мне вчера привезла мама вместе с тенями в красной коробочке. Тени внутри синие, розовые и зелёные, блестящие и пахучие. Хорошо, что мама догадалась привезти мне косметику, потому, что просить об этом дедушку, как-то неловко. Всё-таки он мужчина. А мужчина не должен знать, как создаётся женская красота. Так говорит Ирочка. Правда краситься я пока боюсь, да мне и некуда. Может быть, сделаю это на «Осенний бал», чтобы очаровать Чернова. Думаю тогда, Ирочка не будет ругать нас за макияж. Всё-таки, это наш первый «Осенний бал», с настоящей дискотекой. Это на «День урожая» в прошлом году мы все тайно красили губы Неманихинской помадой, и так и не решились выйти из класса в таком виде. А теперь мы уже совсем взрослые, почему бы и не накраситься в такой день? Королёва вон даже уши собралась прокалывать, и жатый спортивный костюм ей уже купили к празднику. У меня тоже лежат в шкафу новые джинсы «Мальвины», которые даже на моих длинных ногах нужно подворачивать. Мне это очень льстит, значит, я не совсем «дылда», и двойной подворот подчёркивает это. А вот наверх мне надевать нечего. Конечно, есть широкий синий свитер – летучая мышь, с надписью «Бадминтон», но я его уже два раза надевала в школу под юбку-плиссировку. Ещё есть олимпийка от спортивного костюма «Адидас», с тремя разноцветными полосами, которые так не нравятся Няньке. «Залатанная кохта» – называет она эту модную вещь. Но на свой первый бал мне хочется надеть что-то более романтичное, что-ли. Например, чёрные блестящие лосины с длинной полосатой футболкой под пояс-резинку с бабочкой вместо застёжки. Но дедушка никогда не позволит мне выйти из дома в таком виде. Ведь ему кажется, что лосины – это что-то типа колготок, и сверху обязательно должна быть юбка до колена. Даже мама, которая вроде всегда придерживалась моды, выдала на прошлой неделе, что лосины – это безвкусица, и привезла мне юбку-варёнку на кнопках. Даже не «Мальвину», а какую-то непонятную и необычную. Такой, нет ни у кого. И на рынке её не купишь. Как я её надену? Буду выделяться, как дура. Мама сказала, что одеваться нужно не в китайское шмотьё, а в хорошее и редкое, которого ни у кого нет. Такой теории я от неё такого не ожидала. Я в корне с этим не согласна. Мало того, что на меня итак не обращают внимания парни, а если я буду одеваться не как все, меня и девчонки засмеют. Даже малявка-Нинка приезжала в начале осени в бейсболке «USA» и в юбке резинке на худых ножках, которую она потом надевала и как топик без плечей. Тогда я почувствовала себя полным колхозом в своём синем «Бадминтоне».

Мы с дедушкой заходим на Прохоровский рынок. Прилавки, за которыми в моём детстве бабульки торговали луком и квашеной капустой, пестрят всеми цветами радуги: блоки жвачек в жёлтых и красных упаковках, сникерсы и марсы, вафли Кукуруку с наклейками внутри, МилкиВэй, который не тонет в молоке (интересно было бы попробовать), печенье с клубничной начинкой в круглых пачках (наша Ирочка говорит, что если кусочек такого печенья поджечь, он горит синим пламенем). Тут же продаются книжечки для наклеек, яркие махровые резинки для волос, заколки, в форме прямоугольников, овалов и бабочек, и чёрная газировка в больших бутылках.

– Бабушка хотела такую бутылку под молоко, – напоминаю я дедушке, – давай, может, купим этого лимонада?

Дедушка долго вертит бутылку в руках, разглядывая этикету и подозрительное содержимое.

– Давай лучше вон ту апельсиновую купим, – показывает он на такую же бутылку, только ярко-оранжевого цвета, – а то, это непонятно из чего сделано, и написано здесь только по-английски.

На апельсиновом лимонаде тоже всё по-английски, но круглый аппетитный апельсинчик на этикетке внушает дедушке доверие.

Мы покупаем два лимонада: апельсиновый и клубничный, Кукуруку, Баунти и две жвачки «Барби» и «На-на». Эти жвачки твёрдые и невкусные, но зато внутри есть наклейки, которые нужно собрать все. Нанайцев я клею на трюмо в зале, а «Барби» в специальную жёлтую книжечку.

Чуть дальше, тепло укутанные, женщины разложили на раскладушках одежду: мужские свитера с орлами и байковые рубашки в клетку. Блестящие спортивные костюмы, с яркими вставками, толстые пуховики то ли горчичного, то ли гамнистого цвета, из которых торчат настоящие перья, фиолетовые ветровки с вышивкой на груди. На другой стороне рынка – обувь: разноцветные мокасины с зонтиками и чёрные тапочки в белый горох, к которым прямо здесь можно купить такую же повязку на голову. Рядом раскладушка с ангорскими вещами – капоры, длиннющие пушистые шарфы. Здесь же кофты с люрексом и тёплые вязаные лосины с узором. В палатках расположились узкоглазые нерусские дядьки с джинсами. Дядьки сильно шумят и пристают ко всем покупателям. Одна тётка даже не заметила, что у «Мальвин», которые она меряет, штанины разные по ширине. По рынку ходит грязный и пьяный мужик с шапкой, просит денег на хлеб. Какой кошмар! Как ему не стыдно? Хотя, может быть, и правда, человеку нечего есть?

– Дадим ему? – я трогаю дедушку за рукав.

– Это бизнесмен, – говорит дедушка, произнося мягко все согласные, – я в газете читал, что люди теперь так зарабатывают, а на самом деле они богаче нас и всех этих спекулянтов.