Читать книгу "Планы на ночь - Наталья Потемина"

— И ты смог бы прожить без меня две недели? — совершенно искренне удивилась я.

— Ну, скажем, если очень захотеть, то можно и больше, — ответил он, накручивая на вилку расплавившийся в омлете сыр.

Счастье надуло губы и отвернулось к окну.

— А почему омлет сладкий? — спросил Никита.

— Тайская кухня. — Я неопределенно дернула плечом, продолжая наблюдать за крупными каплями дождя, которые торили длинные извилистые тропинки на немытом с осени стекле.

Как слезы, подумала я. Слезы счастья или слезы обиды?

— Очень вкусно. — Никита снова стоял за моей спиной и, обняв меня за талию, дышал мне куда-то в ухо.

— Не пропадай, пожалуйста, так надолго, — попросила его я.

— Да куда я от тебя денусь? — прошептал Никита, и я услышала, как его сердце переместилось в мою ушную раковину.

Если сейчас повторится все то, что было полчаса назад, то я уж точно опоздаю на работу. При одной только мысли о работе мое раздвоение личности резко закончилось. Я перестала быть счастьем, счастье перестало быть мной.

Я молча выкрутилась из Никитиных объятий и принялась собирать со стола.

— Оставь все, я сам, — сказал Никита, наблюдая за мелкой тряской моих пальцев.

Счастье кончилось, а желание еще нет. Я, покачиваясь, вышла из кухни и закрыла за собой дверь.

И все-таки дело не в работе. Счастье сдохло чуть раньше, тогда, когда Никита обмолвился, что сможет прожить без меня две недели.

А я сколько без него смогу прожить?

И день уже проживала без него, и два, и даже три. А хорошо ли тебе было, девица? Хорошо ли, красавица? Хреново, дедушка. Хреново, Морозушко.

Вся жизнь между полюсом и экватором, то холод, то жар.

Я качалась на одной ноге, пытаясь второй попасть в джинсы.

— Маша, я ушел, — послышался из прихожей Никитин голос.

— А поцеловать? — тихо напомнила я.

Ответом мне было молчанье.

Я вышла из комнаты и прошла на кухню.

Посуда была вымыта, со стола все убрано, и на фоне старой клетчатой клеенки красовалось сердце, пронзенное стрелой. Теперь понятно, почему этот подлец смылся, как следует не попрощавшись. Когда он трудился над этой композицией, составляя незамысловатый рисунок из кусочков сахара, мое пропавшее счастье уже не подавало признаков жизни.

Распотрошенная сахарница стояла в сторонке в полном недоумении, типа посмотрите, люди добрые, шо же это деется, средь бела дня на глазах у всех тырят самое дорогое. Но наполнить ее вновь и одновременно разрушить такую совершенную красоту у меня не поднялась рука. Так и буду до конца своих дней пить чай в прикуску с Никитиным сердцем.

Я подбежала к окну и стала ждать, когда он покажется из подъезда и сядет в свой «фольксваген». Никита вышел, постоял немного на крыльце, достал сигареты, закурил и направился к машине.

«Никита, посмотри на меня», — мысленно приказала я ему и спряталась за занавеску.

Он остановился, поднял голову вверх и уставился на мои окна.

Я люблю тебя, Никита!

22

Как хорошо, что я не опоздала. Или как плохо, что я не опоздала? Короче, меня никто не предупредил, и я попала на внеочередное совещание. Вернее, нарвалась. Волнующейся грудью на неглубоко закопанную мину.

Обычно совещания у нас бывают не чаще одного раза в месяц. Но порой на Савву Морозыча нисходит вдохновение, и он среди недели ни с того ни с сего устраивает познавательно-развлекательную разборку наших отнюдь неравнозначных полетов.

— Посмотрим на график, — сурово проговорил Савва и стал медленно разворачивать длинную бумажную простыню, над которой наша бухгалтерия корпела всю предыдущую ночь.

Нельзя сказать, что все присутствующие при этом незабываемом событии чувствовали себя одинаково комфортно. Ира Маленькая нервно комкала в руках тонкий батистовый платочек, Ира Большая с преувеличенным вниманием рассматривала картинки нового английского каталога, главбух Светлана Егоровна что-то быстро дописывала в свой ежедневник, а я просто забилась в самый дальний угол и спряталась за широкой спиной Пети-секретаря. Одна Юлька, сидевшая по правую руку от шефа, рассеяно улыбалась и, казалось, была совершенно спокойна.

Шеф наконец справился с взятыми на себя обязательствами и, вперив очки в свою красиво размалеванную бумажку, еще более угрожающе затих.

И чего такого нового он там увидел? Я с закрытыми глазами могла бы начертить ему этот график, особо не утруждая себя заглядыванием в непонятные бухгалтерские талмуды. А заодно и произнести за него речь, которую многие из нас знали наизусть и при случае не лишали себя удовольствия ее прокомментировать.

— Ситуация, как всегда, тяжелая, но стабильная, — произнес дежурную фразу Савва, — что, с одной стороны, хоть и внушает нам некоторый оптимизм, с другой — не дает повода для полной и окончательной расслабухи. Поэтому мы и впредь не должны загорать на лаврах, ибо отставание от набранного темпа грозит такими тяжкими последствиями, что ни пером описать, ни маслом. Кто опоздал, тот, как говорится, не успел. А если ты не успел, значит, умер. Но наш больной скорее жив, чем мертв, и мы будем последними подонками, если не протянем ему руку помощи.

Нетрудно было догадаться, что под больным, который вот-вот должен отбросить копыта, Савва Морозыч подразумевал не что иное, как свой собственный бизнес. Но я давно уже устала винить себя за равнодушие и жестокосердие, и по большому счету мне было глубоко наплевать на то, как скоро мой шеф заработает свой очередной миллион.

— Ну это пока были цветочки, — резюмировал Савва, — а теперь вернемся к нашим давно назревшим ягодкам. Итак, что же нам показывает график?

Ну, мне можно было и не смотреть. На фиг, как поется у «Несчастного случая», мне этот график? Чего лишний раз расстраиваться? Я знаю все его возможные высоты и овраги и ориентируюсь на местности лучше любого проводника. В начале пути нас ждет небольшое плоскогорье, в середине, как всегда, возвысится пик имени Юлии Васильевны, а где-то ближе к концу (смотрите под ноги, не оступитесь) — провал под названием Мариванская впадина, на дне которой плещется мороженая рыба.

— За сравнительно небольшой отрезок времени, — продолжал шеф, — наша глубокообожаемая Юлия Васильевна выполнила не только свой индивидуальный квартальный план, но и почти довела до победного конца сорванную некоторыми отстающими дизайнерами работу, что нам дало возможность рассчитаться наконец, с поставщиками.

Какая подлая несправедливость, подумала я. Одной рукой подсунул мне Сам Самыча, другой практически тут же его забрал, а теперь я еще и виновата осталась. Непонятно только, почему Юлька молчит.

— Это не совсем так, Савва Морозыч, — все-таки вступила в разговор Юлька, — на последнем объекте была проведена большая предварительная работа, и я думаю, что Мариванна вполне могла бы сама довести ее до завершающей стадии.