Читать книгу "Цена случайной ночи - Марина Серова"

— Тамара Шувалова, судья областного суда, была убита две недели назад в подъезде своего дома. А ты вышел два месяца назад. То, что ты обещал ее порвать на британский флаг, слышали очень многие. Все понятно?

— Да не убивал я! Вообще не знал, что ее убили! Я не знаю, где она живет! Это я так говорил, времени-то сколько прошло! Зачем мне? Что, с ума, что ли, сошел?

— Рогожкин! — повысила я голос, не слушая его. — Что ты мне детский лепет городишь? Ты клялся убить? Клялся! До твоего освобождения она жила спокойно, а стоило тебе выйти — так ее сразу и убили. Кто тебе поверит, как ты думаешь? К тому же у тебя уже есть одна судимость. Пошевели мозгами, кто на твою защиту встанет? Можешь считать, что «дело» твое новое уже в суде, а там… Кто была Шувалова? Правильно, судь-я. А тебя кто будет судить? Тоже судья. И какой он, думаешь, тебе приговор вынесет? Соображаешь?

Судя по лихорадочному блеску глаз Рогожкина, это все он соображал очень хорошо. За убийство своей коллеги новый судья вряд ли по-отечески погрозит ему пальцем и ласково посоветует больше так не делать. Денег у него нет, а следовательно, и на хорошего адвоката рассчитывать не приходится. Так что положение свое Вадим Алексеевич уже осознал как весьма незавидное. А еще элемент неожиданности, полное неведение относительно того, кто я такая и кто за мной стоит, вызванный всем этим страх, — я была уверена, что сейчас он должен заговорить откровенно.

И Рогожкин заговорил, быстро-быстро, захлебываясь на концах фраз:

— Я понимаю, понимаю, но это все не так, вы зря на меня подумали, это не я, вот честно, не я! Да что, что я, больной совсем, только освободился — и сразу убивать идти? Я бы хотя бы время выждал, правильно? Чего бы я стал так подставляться-то? И потом, не мое это, я не по мокрому делу сидел, можете проверить… Или вы знаете? Ну вот, я сроду не убивал никого, я и не знаю, как это… Тем более она судья, связываться еще с ней… Разве я не понимаю, что за такое меня самого могут того? У ней, поди, знакомых всяких куча, потом не отмажешься!

Его интонации показались мне довольно правдивыми, но тем не менее останавливаться на этом я не собиралась и угрожающе придвинула к нему шприц.

— Ну что ж, — проговорила я при этом со вздохом. — Я считала тебя более сообразительным и понятливым. Так бы тебе хоть чистосердечное признание зачлось, может быть, даже явку с повинной удалось оформить, будь ты послушным мальчиком. Но раз ты ведешь себя так плохо, придется наказать.

И я уже поднесла шприц к его полуобнаженной ягодице.

— А-а-ай! — Рогожкин взвизгнул, дернул ногой, пытаясь отодвинуться от меня. — Не надо, не надо, вы зря это делаете, это не я! Я не знаю, как мне вам сказать, чтобы вы мне поверили, но вы же меня сейчас… инвалидом на всю жизнь сделаете зазря! Вы потом… Я потом…

Рогожкин уже не знал, что делать — то ли взывать к моей совести, то ли попытаться мне пригрозить последствиями за искалеченную его плоть.

— А как ты докажешь, что это не ты? — грозно прищурилась я, заглядывая ему в глаза.

— Я… Я не знаю как! Вы скажите, что нужно сделать-то? Что вы от меня хотите?

— Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, — отчеканила я.

— Да я уже сказал правду, — по-прежнему с вытаращенными глазами произнес Рогожкин.

— Вот и давай проверим, — кивнула я и назвала ему число, когда была убита Тамара Шувалова.

Рогожкин начал вспоминать, что он делал и где был в это время, но то ли от страха, то ли еще отчего, у него это плохо получалось. Он морщил лоб, тряс головой и периодически бросал на меня умоляющие взгляды.

— Так, давай успокойся и вспоминай, — решительно сказала я. — В тот день был вторник, плюс еще перед этим дождь прошел, и было немного прохладно…

Я сама подсказывала Рогожкину, чтобы поскорее услышать от него хоть что-то конкретное, а не пустые слезные заверения.

— А, прохладно! — вдруг вспомнил он. — Ну да… Сейчас… Это… Мы, короче, с пацанами на пляж в тот день собирались, а тут как раз прохладно стало, мы и не поехали.

— И что? — насмешливо спросила я. — Это, ты хочешь сказать, алиби?

— Нет, я просто к тому, что понял, когда это было. Да елки-палки! Мы же вместо пляжа к Толяну пошли. Долго сидели там у него, он один живет. Я домой поздно пришел. А во сколько ее убили?

— Ладно, давай адрес Толяна, — не отвечая ему, потребовала я. — И имена тех друзей, что еще с вами были.

Здесь Рогожкин начал путаться. В основном это касалось адреса Толяна, потому что он знал его только визуально. То же самое относилось и к адресам других «пацанов». Но вот имена и фамилии он проговорил четко. У меня набрался список из пяти человек.

— Я могу показать, где Толян живет, — с готовностью продолжал разговорившийся Вадим, заглядывая мне в лицо. — Хоть сейчас можем проехать вместе.

— Так, хорошо, — вздохнула я и решила устроить себе маленькую передышку, закурив сигарету и устроившись в кресле напротив лежавшего на полу Рогожкина.

— Я, может, и думал отомстить, — неожиданно после паузы сказал Вадим. — А потом подумал — зачем мне второй срок? Я туда попал, больше не хочу. Еще думал девке той, из-за кого попал, хорошенько приложить… А потом сказал себе — зачем? Я вообще захотел нормальным стать, чего мне опять садиться-то?

Выходило довольно складно. И в принципе стандартно. Все они, находясь в безвыходной ситуации, такой, как сейчас, говорят примерно одно и то же. И я решила обратиться к своему излюбленному методу.

Кости рассыпались по столу под аккомпанемент чистосердечного раскаяния в прошлых грехах Вадима Рогожкина.

14+28+1 — «Неосуществление задуманных планов».

Ну, вот и вердикт. Пускай запоздалый, возможно, спросить нужно было непосредственно перед тем, как ехать в Солнечный поселок. Может быть, тогда и не поехала бы… Но так или иначе, они намекают на то, что Рогожкин, похоже, пустышка.

Несмотря на то, что интеллектом он явно не блещет, но должен бы, наверное, понимать, что совпадение не в его пользу — вышел и отомстил. Совершенно очевидный мотив. Значит, не он? Тогда кто?

Но это все дело будущего. Сейчас нужно заканчивать возиться с Рогожкиным. И рассусоливать тут нечего.

Я освободила несчастного насильника от пут, вынула из ванной замоченные штаны и сложила их в пакет. А потом нашла у себя в дальнем шкафу спортивные штаны одного из моих давно уже канувших в Лету бойфрендов и кинула их Рогожкину. Тот с благодарностью принял неожиданный презент и облачился, прикрыв наконец свой срам.

Для очистки совести я съездила к Толяну, который подтвердил показания Рогожкина. На этом я решила ограничиться. На прощание я пожелала Вадиму, если он действительно решил перековаться из насильника в нормального мужчину, вести себя с женщинами погалантнее и лучше проводить психологическую стадию в отношениях. Рогожкин, еще не отойдя от испуга, согласно кивал в такт моим словам. После этого, можно сказать, в чем-то материнского внушения мы и расстались.