Читать книгу "Томка. Тополиная, 13 - Роман Грачёв"

– Черная Сопка? – спросил Владимир Петрович. Таня кивнула.

– И что из этого следует?

– Разве не понятно?

Молчание в ответ. Точнее, откликнулся только Семенов:

– Капец, в гостях у сказки. Ты дело давай говори. Что конкретно ты хочешь?

Таня хмыкнула. Им подавай факты, они хотят знать, кого нужно сжечь на костре или утопить в пруду.

– Дело так дело, – сказала Татьяна. – Наш дом по уши в дерьме, извиняюсь за мой французский, ему повезло гораздо меньше, чем всем остальным соседним зданиям. Столько страшных смертей за короткий срок – это не совпадение.

– А чем мы так провинились?

Я не дал ей продолжить. Приподнялся с бревна, на котором до сих пор сидел, и взял слово. Просто приподнял руку, чтобы обратить на себя их внимание.

– Я навел кое-какие справки и кое-что выяснил. Честно скажу, я сам испытывал определенный скепсис относительно выводов Татьяны и отчасти испытываю его до сих пор. Мы живем в рациональном мире, но против некоторых вещей не попрешь. Так вот, неопровержимый факт: Черная Сопка – известный, но заброшенный исторический мемориал. Место массовых казней в тридцатых-сороковых годах. Работы на нем не были проведены в полном объеме, и в земле еще осталось множество останков. Но это еще полбеды. В вашем доме живет и здравствует один из тех, кто принимал активное участие в массовых расстрелах. Согласен, такое бывает только в кино, но можете считать, что теперь вы попали в кадр.

Владимир Петрович почесал подбородок. Семенов, не поднимая хмельной головы, громко фыркнул. Жора и Наташа хлопали глазами. Кеша сказал «елки-палки», его приятель Саша, более вдумчивый и впечатлительный, рассматривал окна родного дома, снующих в освещенных кухнях людей, мерцающие квадраты телевизоров, и выражение лица его постепенно менялось.

Я смотрел на них и не мог понять, имеет ли смысл продолжать.

– В целом все ясно, – наконец сказал Владимир Петрович, разливая остатки наливки. – Одно непонятно: если вы правы, что в таком случае нам делать?

Мы с Татьяной переглянулись.

«Говорить?» – спрашивала она меня взглядом. Я лишь пожал плечами.

– Как минимум, нам следует быть осторожными, – сказала она. – При всем желании мы пока не можем узнать, откуда ждать нового удара.

– А когда узнаешь? – прищурился Семенов.

– Все зависит от моего старания. Может быть, я позову кого-нибудь посильнее. Мне, к сожалению, не все удается увидеть. Если все получится, то придет время, и я скажу, откуда ждать неприятностей. Если вы захотите услышать, конечно. А пока у нас все, спасибо за внимание и уделенное нам время…

… У моей машины мы задержались. Я переговорил с одним из своих агентов – Олегом Артамоновым. «Сиамские близнецы» дежурили во дворе тринадцатого дома по очереди. Пока Дима Картамышев отсыпался дома, второй коротал время в машине, припаркованной на углу, недалеко от зоны мусорных контейнеров. Олежек сделал небольшой доклад, из которого следовало, что ничего необычного в этом районе за минувшие сутки не произошло, если не считать одного страшного бородатого мужика, бродившего по округе.

– Чистый монстр, – сказал Артамонов. – Я чуть в штаны не надул, когда он утром прошел мимо меня.

– Да, я тоже его видел. Продолжайте присматривать.

Петр Аркадьевич после разговора с аборигенами удрученно молчал. Испытывал неловкость за соседей. Таня же и вовсе хмурилась и все сжимала и разжимала кулачки.

– Ну, что скажете? – сказал старик, когда я открыл дверцу машины.

– Пока ничего. Вполне предсказуемая реакция. Другой я, честно говоря, не ждал. Надо было Татьяне продемонстрировать какое-нибудь маленькое чудо, чтобы они поверили.

– Я не цирковая обезьянка! – фыркнула Таня. – Я Семенову в следующий раз головную боль нашлю, чтобы башка разорвалась как арбуз!

– А ты можешь? – рассмеялся Петр Аркадьевич.

– Пробовала разок.

– И как оно?

– Незабываемые ощущения!

Отсмеявшись, дядя Петя вдруг стал очень серьезным. Очевидно, вспомнил об отсутствии поводов для веселья, да и плачь родителей, чьи дети сгорели заживо в коробке лифта, до сих пор стоял в ушах. В моих, кстати, тоже.

– Скажите честно, ребята, что нам грозит?

– Не знаю, – сказала Таня. – Пока только предчувствия. Надо и вправду кого-то посильнее позвать.

– Главное, пока не выдавайте им нашего казачка, – сказал я. – И траурные букеты ему к двери больше не носите.

Петр Аркадьевич смущенно отвернулся.

– Выпимши был, говорю же. Когда узнал, кто у нас живет в одиннадцатой квартире… ох, что тут со мною стало. Бес попутал, начальник, больше не буду. Отдаю его вам на растерзание.

Я предпочел не комментировать. Петру Аркадьевичу не следует знать, что мне, простому частному сыщику, пусть и с приличными связями в органах, не по чину разбираться с обитателем квартиры номер одиннадцать, возле которой Татьяна однажды обнаружила две гвоздики.

Через полчаса во двор из-за угла со стороны пустыря вошел Константин Самохвалов. Голову он втягивал в плечи, одна рука у него была засунута под рубашку между двумя пуговицами на животе, рот слега приоткрыт, а с губ, как у бешеной собаки, свисала слюна.

Широкими шагами, ни на кого не глядя, Константин прошел к своему подъезду и вскоре скрылся.

– Фу, черт! – выдохнул Олег Артамонов, наблюдая за ним из укрытия. – Не дай бог приснится!

17

Заведующий химической лабораторией одного из местных научно-исследовательских институтов, приписанного к оборонному заводу, Игорь Владимирович Харин слишком лояльно относился к своим подчиненным, о чем впоследствии жестоко пожалел. Это случилось позже, чем следовало бы, хотя коллеги неоднократно предрекали ему скорое завершение карьеры в стенах секретного учреждения.

Лояльность Игоря Владимировича имела глубокие корни. Дело в том, что он рос счастливым мальчиком – родители ни к чему не принуждали его, предоставляя свободу в объеме, необходимом для самостоятельного определения своего предназначения. Причем маленький Гарик не был баловнем, он получал и кнут, и пряники в оптимальных пропорциях. Очевидно, именно благодаря диковинной мудрости родителей – никаких, кстати, не интеллигентов, как можно было подумать, а обычных тружеников-муравьев – Игорь избежал серьезных потрясений в самом опасном возрасте. Когда ему стукнуло пятнадцать, он уже точно знал, что прыщи не вечны, девушки рано или поздно обратят на тебя внимание и даже кое-чем одарят, учителя не монстры, а уставшие люди, нервы которых не рассчитаны на их зарплату.

Став мужчиной, пройдя соответствующие испытания и лишения, обзаведшись семьей и домом, Игорь Владимирович отнюдь не ожесточился. Напротив, стал даже мудрее и терпимее, чем его родители. Подчиненные, в основном женщины, его боготворили – опаздывали, брали отгулы, сказывались больными, постоянно уходили в декретные отпуска. Что любопытно, на работе лаборатории это особо не сказывалось – все функционировало с точностью и слаженностью швейцарских часов. Однако не все одобряли подобную беспринципность заведующего. Прислушаться бы к тревожным голоскам пораньше, глядишь, и не произошло бы то, что произошло.