Читать книгу "Записки русской гейши - Юлия Широкова"

Итак, с чем боролась на то и напоролась! Опять старые и опять уродливые, только ещё более пресыщенные, чем те мужчины, которых я встречала в Японии. Японцы всё-таки хоть немного, но ценили возможность общаться со мной! Но, может быть, именно потому, что платили за это?

Потом было два свидания подряд с русскими, которые в середине девяностых эмигрировали в Америку и сейчас вернулись в Москву, чтобы за неделю — другую найти себе здесь невесту — русскую. С американками у них как-то не сложилось. Оба жаловались, что те слишком практичные, независимые и замуж не стремятся. Первому было лет тридцать, второму лет сорок, оба какие-то бесцветные и жалкие — из тех, кто растворяется в толпе, сливаясь с серой массой. В ресторан пригласили, но сами не ели, только кофе пили — экономили. У обоих плохо пахло изо рта.

На свидание к тридцати летнему я пришла в норковой шубе, поэтому он, наверное, решил прикинуться, что у него не хватает наличных, чтобы заплатить за мой ужин (это в “Ёлках-палках” то!), на что я в наглую ответила, что не беру с собой денег, когда иду на свидание, после этого наличные у него всё-таки нашлись.

На последующие свидания я уже ходила едва накрашенная, в джинсах и свитере, совершенно не стараясь быть милой и очаровательной но, как ни странно, такая я больше нравилась — все потом звонили и предлагали встретиться вновь! Я отказывалась. Они все как один, только что расстались со своими жёнами и любовницами, и видели во мне женщину, которой можно излить душу. С одной стороны, меня это радовало, потому что я открывала для себя, что мужчины, оказывается, тоже люди и тоже страдают, когда расстаются с кем-то. А с другой стороны, на хрена мне сдался мужик, который рядом со мной тоскует по другой и назначает мне снова свидание только за тем, чтобы ещё раз получить возможность, поговорить о том, что у него болит? Я ведь не врач и не обезболивающая таблетка, я всего лишь женщина, которая ходит на свидания, чтобы почувствовать себя привлекательной и желанной, и я тоже болею и нуждаюсь в лекарстве, только моя болезнь называется не “безответная любовь” и ”ущемлённое самолюбие”, моя болезнь называется “одиночество”…

3.

Солнечный свет проникает сквозь шторы, мешая мне спать. Я ворочаюсь с бока на бок, прикрывая глаза рукой. В полдень меня будит телефонный звонок — с большой неохотой я снимаю трубку.

— Аллё…

— Джулия-сан, с добрым утром! Ты ещё спишь?

— Нет, — почему-то вру я.

— Ты получила визу? — спрашивает Немец.

— Да, — отвечаю я и опять вру — я даже не думала её получать.

— Отлично! Когда ты будешь в Берлине?

— Тогда, когда получу от тебя деньги на билет — тысячу евро.

— Так много?! — кричит Немец срывающимся голосом, будто я у него последнее отбираю. — На самолёте, какой компании ты собираешься лететь?

– ”Аэрофлот” — ”Люфтганза” дороже.

— Есть одна компания, не помню, как называется, но постараюсь узнать, так вот, там билеты стоят всего сто пятьдесят евро.

— Я не полечу, рискуя жизнью, на разваливающемся самолёте, чтобы дать тебе возможность сэкономить!

— Почему на разваливающемся? Нормальный самолёт… — говорит Немец, но как-то не очень уверенно. — А если боишься лететь на самолёте, то поезжай на поезде — всего пятьдесят евро за билет.

— Нет — я лучше пешком приду, тогда тебе ничего платить не придётся! — говорю я и бросаю трубку.

Через пару минут старая сволочь перезванивает, чтобы посетовать на то, какая я не экономная. Я посылаю его по-японски “Бакайру!” и снова вешаю трубку. Спустя несколько минут он опять перезванивает и тяжко вздыхая, говорит, что вышлет мне тысячу на билет, но я должна вылететь к нему как можно скорее. Непременно! Мы сравниваем погоду в Москве и в Берлине — больше разговаривать вроде бы не о чем, и я в третий раз вешаю трубку.

Встаю с дивана и иду на кухню, чтобы съесть шоколадную конфету. Поздравляю себя с маленькой победой — одна тысяча евро считай уже у меня в кармане! Да, деньги всегда доставались мне легко (тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!), а вот любовь, романтические отношения…

В последнее время я начала увлекаться гороскопами, хиромантией и гаданием на картах Таро, в надежде, что мне будет предсказано то будущее, о котором я мечтаю, и тогда, мне будет легче смириться с тем настоящим, которое я имею. Прочла кипу специальной литературы, побывала в нескольких центрах парапсихологии. Отдала пятьсот долларов за снятие венца безбрачия одной гадалке, что не помешало второй ясновидящей обнаружить на мне порчу, а третьей потомственной ведьме кармическое проклятие…

Сделала сама себе большой расклад на картах Таро — они предсказали мне одиночество и пустоту, а также деньги и дорогу. Ну, как всегда!

Хиромантия меня больше порадовала — на обеих своих руках я отыскала линии, которые обещали мне, что я дважды выйду замуж и даже успею родить троих детей. (Не уверена, что хочу так много…) Ещё линии предсказали мне две успешные карьеры в разных областях — одну я уже, кажется, сделала, что касается второй — поживём, увидим.

А ещё линии предупредили меня, что я могу кого-нибудь убить, прославиться, и всё это до сорока пяти — пятидесяти лет — дольше прожить, мне похоже не светит… С одной стороны это не плохо — кому хочется прожить двадцать или тридцать лет старухой? Вот если бы в течении двадцати — тридцати лет можно было оставаться двадцати — двадцати пятилетней… Нет, всё-таки бог как-то не равномерно распределил время молодости и время старости! А с другой стороны, если я рожу детей после тридцати, значит, они ещё будут маленькими, когда мне придёт срок помирать — это плохо. Впрочем, если верить линиям на моей руке, судьба у меня всё же не самая плохая — могло быть и хуже…

Я съедаю ещё одну шоколадную конфету, глядя в окно. Ноябрьский снег растаял под солнцем, деревья стоят с голыми ветками, которые то тут, то там “украшает” мусор, выброшенный из окон теми, кто живёт сверху. Я думаю о том, что ненавижу своих соседей и отправляюсь в постель с надеждой, что хотя бы в ближайшие два — три часа им не придёт в голову, что-нибудь сверлить или забивать, или выяснять отношения.

Я снова засыпаю, и мне снится француз — красивый, смуглый, голубоглазый брюнет, в которого я была влюблена полтора года назад…

Мы познакомились в Доминиканской Республике, где я отдыхала, умирая от одиночества в окружении людей, приехавших со всех концов света со своими семьями. Только низкорослые, чернокожие доминиканцы — официанты и уборщики, кидали на меня пылкие, зазывные взгляды, от которых меня тошнило.

Мы были знакомы всего три дня, а забыть его я не могла почти год…

Ни одного мужчину ещё я не желала так сильно как его, но спать с ним почему-то не стала, испугалась чего-то… Чего?

Я только позволила ему обнять меня и поцеловать в щёку на прощание… Никогда ещё не целовали меня так нежно и крепко, никогда не смотрели на меня, такими влюблёнными глазами — грустными и счастливыми одновременно… В них было столько света! Хотя… Возможно, мне это всего лишь померещилось.