Читать книгу "Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна - Маша Царева"

– Вы тоже… тонко чувствуете музыку, – осторожно сказала я.

– Я-то? – усмехнулся Волгин. – Саша, я должен вам кое в чем признаться. Боюсь, вас это шокирует.

– Что такое? – перепугалась я. – Вы носите женское нижнее белье?

– Что вы, нет, – рассмеялся он.

– Все остальное меня, пожалуй, не шокирует.

– Саша, на самом деле я терпеть не могу классическую музыку, – глядя в противоположное автомобильное окно, сказал он.

– Что?! – Я ушам своим не поверила.

– Понимаю, что для вас это болезненный удар. Простите, если можете.

– Я… Конечно, прощаю, но… Даже не знаю, что сказать…

– Знаю. Я виноват, – вздохнул Георгий, – чувствую себя подлецом. Эти билеты всучил мне бывший одноклассник на встрече выпускников. Я и брать-то их не хотел, но он сказал, что обидится. Я не знал, кого позвать, но потом встретил в баре вас. И решил, что вы разделите мои взгляды на классическую музыку и вместе с вами мы сможем… повеселиться на концерте.

– Повеселиться? – приподняла брови я.

– Для вас это, наверное, звучит кощунственно. Но я думал, что мы будем обсуждать личную жизнь музыкантов и считать лысины в партере. Но потом я посмотрел на вас и увидел в ваших глазах слезы…

«Ну конечно, я готова была разреветься от досады, что концерт все не кончается!» – подумала я.

– Вы, наверное, самая умная из всех моих знакомых женщин.

Ну, это он палку перегнул, хотя услышать такое о себе, бесспорно, приятно. Скорее, я самая изворотливая.

– И еще кое-что. В антракте я хотел предложить вам уйти, но тут вы начали так тонко рассуждать о Моцарте, что я… Я просто не знал, что и ответить. Мне хотелось произвести на вас впечатление, но ничего не лезло в голову… Кроме каких-то глупых шуточек о Сальери!

Я накрыла его руку своей.

В тот момент, в тот самый момент я и поняла, что, кажется, влюблена в Георгия Волгина.

ГЛАВА 8

Прошла неделя. И снова мы обедали за разными столиками кафе, и снова он вежливо кивал мне издалека, вместо того чтобы подойти и по-свойски меня облобызать. И он мне больше не звонил. Если честно, мне было немного обидно. Почему-то мне казалось, что совместный поход на скучный концерт сблизил нас до состояния почти родственных душ. Но, увы, я ошиблась. Даже в тот волшебный вечер, прошедший под знаком Сальери, он и не подумал, как подобает влюбленному мужчине, поцеловать меня на прощание или ненавязчиво напроситься на бокал вина. Нет, он просто поцеловал мою руку и сказал: «Спасибо за чудесный вечер, увидимся на работе». И все. Все?

Неужели это и в самом деле все?

Только одно событие заставило меня немного отвлечься от мыслей об этом странном служебном романе.

Из Лос-Анджелеса вернулась Лека. Все это время я старалась не думать ни о ней самой, ни о том, кто являлся причиной ее великолепного настроения.

Выглядела она настолько хорошо, насколько в принципе может быть красивой такая особа, как Лека Спиридонова. Ровный шоколадный загар скрыл изъяны ее кожи, она немного похудела и как-то по-новому накрасила глаза. На ней были обрезанные чуть ниже колена светлые джинсы и широкая футболка с надписью «Голливуд». Она была похожа на иностранку.

– Кашеварова! – Она бросилась ко мне с такой радостью, как будто бы мы были родными сестрами, встретившимися после долгой разлуки.

– Привет, – я заставила себя улыбнуться и поцеловала ее в деликатно напудренную щеку.

Не нравилось мне все это, кто бы знал, как не нравилось. Почему-то было больно смотреть на Леку, такую оживленную и хорошенькую. Мне хотелось спросить ее о самом главном, но я мужественно сдерживалась. Интересно, Эдик так и не рассказал ей обо мне? Наверное, нет, иначе с чего бы ей так радоваться… С другой стороны, может быть, ей велено передать мне некую новость – например, о том, что Эдуард предлагает мне все-таки присоединиться к его голливудской идиллии?

– Ну, как Калифорния? – осторожно начала я.

Лека, словно ожидавшая этого вопроса, разразилась пятнадцатиминутным монологом о шикарном калифорнийском климате, высоченных пальмах, теплом океане и белоснежных пляжах, роскошных барах и шокирующей концентрации безупречно красивых людей на квадратный метр.

– Там столько моделей, столько! – взахлеб рассказывала она. – И официантки, и девушки на заправках, и горничные! Со всего мира туда съезжаются красавицы, и все они мечтают стать знаменитыми актрисами! Представляешь, а в магазине я видела Дениз Ричардс! Она ослепительная!

– Я бы тоже была ослепительной, будь у меня столько денег. Ну а как твои интервью?

– Потрясающе!

Лека принялась рассказывать о том, каким обаятельным оказался один из ее героев – кинопродюсер. А я подумала о том, что почему-то меня раздражает ее манера многословно восхищаться всем, с чем ей приходится сталкиваться. Хотя, наверное, Леке можно только позавидовать. Наверное, я бы тоже не отказалась обладать таким легким характером и относиться к людям с таким беззлобным юмором. Когда-то и я была такой. Беда в том, что чем старше я становлюсь, тем более циничный колорит приобретает и мой юмор, и я сама. Я подозрительнее отношусь к людям, особенно к мужчинам, и никогда не стану петь дифирамбы какому-то полузнакомому продюсеру, потому что в глубине души буду уверена в том, что он – один из представителей многочисленного племени обманщиков и что от него настрадался не один десяток ни в чем не повинных дам.

– Ладно, оставим продюсера, – не выдержала я, – а что насчет того, зеленоглазого? Помнишь, ты мне показывала фотографию?

Лека зарделась и умолкла на полуслове. Я сочла, что это дурной знак.

– Ах, ты имеешь в виду Эдика, – небрежно сказала она. Небрежность была нарочитой, я слишком много лет сама притворяюсь и играю роли, чтобы не замечать таких вещей.

Мне неприятно резануло слух слово «Эдик», вылетевшее из губ Спиридоновой. С какой стати она так ласково его называет?

– Да, именно его. Ты с ним встретилась?

– Ну да, – кивнула Лека.

Я терпеливо ждала, когда же она придет в себя и подробно расскажет о результатах этой встречи, но Лека молчала. Я поняла, что все повествование ограничилось одной короткой репликой «ну да».

Нет, так дело не пойдет. Не для того я столько дней мучилась, чтобы продолжать строить дурацкие предположения.

– Так тебе он не понравился? – догадалась я. – Я же говорила, что в жизни он может оказаться совсем другим.

– Да нет, почему же, – вежливо улыбнулась Спиридонова, – он приятный человек, очень хороший.

У меня отлегло от сердца. Женщина никогда не скажет о своем любовнике (существующем или потенциальном), что он «хороший человек». Скорее, она воскликнет: «У него такие глаза, такая задница!» – или просто загадочно промолчит.