Читать книгу "Небо. Парашют. Юноша - Маша Царева"

Неприятности мои начались тринадцатого числа, в понедельник.

Проснувшись под вой будильника (мои настольные часы по утрам изрыгают переливчатые трели пожарной сирены, только эти адовы звуки способны привести меня в вертикальное положение, под нежное монотонное «ту-ту-ту» я засыпаю еще крепче), – так вот, подскочив на кровати, я изо всех сил ударилась лбом о второй ярус оной. И только тогда, потирая ушибленную голову и плаксиво матерясь, вспомнила, что накануне мама перевезла ко мне в квартиру мою же старую детскую двухъярусную кроватку. Видите ли, родительская однокомнатная территория слишком тесна для хранения такого раритета. А выбрасывать жалко.

Весь вчерашний вечер я смотрела на кровать эту, крошечный клочок беззаботного детства, и молча грустила. Знаю, что мои родители мечтали о втором ребенке, поэтому и ложе приобрели двухэтажное. Но что-то у них не сложилось, и верхний ярус навсегда остался пустым.

И вот вчерашним вечером, пойдя на поводу у щемящей ностальгии, я, двадцатидевятилетняя женщина, взгромоздилась на детскую кровать, прихватив с собой пушистый плед и коробочку шоколадных конфет с ликером. Да и, конечно, философские размышления о том, что детство давно прошло, а кроватка осталась, не могли обойтись без бутылочки «мерло».

Я думала, что сон мой будет по-детски беззаботным и крепким. Что приснится мне не перекошенная физиономия начальника, скандирующего: «У-во-лю!», не укоризненный взгляд подруги, которой я вот уже два месяца деньги должна… А, например, веснушчатый Витька Потапов из седьмого класса «А», который на переменах бьет меня по спине учебником географии, а вечерами названивает домой и подолгу сопит в трубку.

В итоге же моя чертова сентиментальность обернулась микротравмой головы.

Спустив босые ноги с кровати, я попала пяткой аккурат в блюдечко с окурками.

Когда выяснилось, что горячей воды нет, а электрический чайник отчего-то закапризничал и сломался, я даже не удивилась. Не везет так не везет. И бесполезно сопротивляться такому непредсказуемому явлению, как неудачный день.

Спрятав грязные волосы под бандану и кое-как ликвидировав следы вчерашнего полуночного распития вина – синяки под глазами, легкую припухлость век – я уже собиралась отчаливать на работу. Когда вдруг ожил телефон.

Пришлось протопать в уличных туфлях по паркету в несмелой надежде: а вдруг это звонит тот широкоплечий блондин, которому я впарила свою визитную карточку на какой-то вечеринке в прошлую пятницу?

Но нет – это была всего лишь мама.

– Сашенька! Как твои дела? – накинулась на меня бодрая, свежая, полная новых утренних сил родительница. – Как кровать?

– В прямом смысле головокружительно. – Я хмуро потрогала болезненно пульсирующую шишку на лбу.

– И все?

– А что еще? – удивилась я. – Между прочим, я сегодня даже на ней спала. Снова почувствовала себя ребенком.

Я думала, что родительница искренне обрадуется тому, что нелепый мебельный предмет, навязанный ею, был использован по прямому назначению. Но характерное раздраженное причмокивание говорило об обратном.

– Вообще-то я надеялась, что, взглянув на эту кровать, ты наконец почувствуешь себя взрослой, – печально вздохнула мама.

– Ма, не понимаю тебя… – Тут мой взгляд случайно упал на электронные часы, и я подскочила, как на электрическом стуле: – Все, мам, на работу опаздываю. Давай я тебе вечером перезвоню. Надо бежать!

– Вот так и пробегаешь всю жизнь, – трагическим полушепотом предсказала мама.

– Да что на тебя нашло с утра пораньше?! – Я нервно поправила сумку на плече. Так, рабочий день начался десять минут назад. Будем надеяться, что главному редактору газеты, в которой я тружусь спецкором, не придет в голову пересчитывать количество редакционных ранних пташек. Иначе мне крышка. Премии в конце месяца не видать. А я и так в долгах по уши.

– Я думала, что детская кроватка натолкнет тебя на мысль о ребенке, – теперь уже умоляющим тоном изрекла мама, – твоем ребенке, Сашенька.

От неожиданности я даже поперхнулась. Может быть, мама с утра пораньше тоже шмякнулась лбом о какую-нибудь не замеченную вовремя твердыню? Иначе с чего бы в ее голове появились такие революционные мысли?

Впрочем, я прекрасно знала, что родители недовольны моим ветреным образом жизни, моей работой, тем, как неразумно трачу я деньги. Мама никак не может понять, с какой стати в шкафу одиноко живущего человека угнездились двадцать семь коробок с босоножками и двенадцать купальников. Читать ей лекции о моде и стиле бесполезно, пробовала. Но обычно родительские претензии ограничивались несмелыми мечтами из серии: «Ну когда же ты научишься есть, не уделывая стол крошками?» А теперь мама ни с того ни с сего заговорила о каком-то ребенке!

Чудеса!

– Мам, чтобы думать о ребенке, надо как минимум обзавестись мужчиной для регулярного спаривания.

– Фу, как грубо.

– Зато правда, – хмыкнула я, – не могу же я размножаться методом клеточного деления. Хотя это было бы удобно. Наверное.

– Сашенька, как ты меня расстраиваешь, – прошелестела мама, – ведь через две недели тебе исполнится тридцать лет.

– Ну все, хватит с меня! – Я шмякнула трубку на рычаг и решительным шагом проследовала в прихожую. Телефон тут же зазвонил снова, но я и не подумала вернуться. Даже когда я, заперев дверь, спускалась вниз по лестнице, пытаясь при этом найти золотую скоростную середину, – чтобы и на работу не очень опоздать, и каблуки вместе с ногами не переломать, – даже тогда я продолжала слышать этот требовательный и какой-то наглый звонок. Как будто бы самому телефонному аппарату вздумалось изрыгнуть обидное обвинение: а тебе, мол, скоро тридцать. Старая ты дура.

Ну да.

Мне скоро тридцать. И что? Послушать окружающих, так тридцатилетие – это коварная болезнь, еще хуже хронической диареи. Ее симптомы таковы: сначала ты вдруг обнаруживаешь, что любимые «студенческие» брюки перестали сходиться на талии. Потом у тебя начинается череда беспричинных депрессий, потом твой гинеколог, тактично хмыкнув, интересуется потенциальным потомством. («Я еще не созрела для материнства, ясно тебе, дурень?!» – кричишь ты ему, а он с печальным вздохом мудреца прописывает тебе успокоительный травяной отвар.) Потом какая-нибудь малолетняя ехидна из офиса задушевным голосом советует испробовать маску от морщин на шее. Потом ты встречаешь в трамвае бывшего одноклассника, того самого, который писал тебе записочки с сопливыми признаниями и клялся в вечной любви. Он из вежливости интересуется, как твои дела, и услышав сдавленное «нормально», начинает многословный радостный рассказ о собственной счастливой жизни. О том, как он социально успешен, леший его побери. Он получил повышение и собирается купить «фордик», женился на участнице какого-то дебильного конкурса красоты, а его первенец позавчера наконец-то выдал слово «папа». Он доверительно распахнет перед тобой бумажник, чтобы продемонстрировать фотографию миловидной блондинки.