Читать книгу "Путь Мури - Илья Бояшов"

Что касается остальных животных, то мерин оказался банальным тугодумом. Пестрые негодяйки куры в отсутствие петуха занимались любимым делом – заклевывали самую слабую из своей стаи и лишь временами отвлекались на высиживание яиц. Единственным жителем, кроме березового патриарха, с которым кот перекинулся словом, был самодовольный поросенок. Поблескивая в полутьме закутка красными воспаленными глазками, поросенок спал и жрал, не выказывая ни малейшего желания выглянуть на двор. Он был чрезвычайно доволен бревенчатыми стенами свинарника и собственным навозом, который извергался из него, словно из рога изобилия. Впрочем, хозяин закутка оказался существом гостеприимным и тотчас пригласил Мури к своему корыту.

– Вот что заруби на своем пятачке! – сказал ему Мури, тронутый неожиданным вниманием. – Как только примутся закармливать тебя, как только возьмутся с тобой сюсюкаться да пощупывать твои бока – немедленно беги отсюда. Можешь мне поверить – свобода никогда не хвастается сытостью. Так что несись, дурачок, со всех своих копытец от тех, кто подливает тебе сытное пойло.

Вечерами солнце заворачивалось в одеяло из облаков, а Марта, простоволосая, хмельная от собственной силы, сложив под передником руки, подавалась к скамье возле ворот.

– Отчего хозяйка заглядывает за ворота? – поинтересовался у Патриарха Мури.

– Она ждет возвращения, – не раздумывая отвечал дух двора.

– Если ты о том отвергнутом, то он не вернется, – авторитетно заявил постоялец. – Как может вернуться тот, кто назван тобою сильным?

– Ты не знаешь людей, – мягко заметил собеседник. – Марта забросила сети – и рыбка попалась. Как бы ни трепыхался Витас Сенчявичус, женщина вытащит его на свой берег, можешь не сомневаться. А с тобою даже не буду спорить. Человеческое сердце тебе недоступно, а ведь в нем порой творятся весьма забавные вещи.

Дух оказался прав – вскоре на хуторе показался еще один гость. Явился он днем, в час пекла, когда все живое в округе мечтает о тени деревьев, кустарника или забора. И, выбрав именно такой убийственный час возвращения, Витас Сенчявичус стоял возле ворот, расставив свои крепкие ноги, покусывая травинку, – узловатый, жилистый, в прилипшем к телу костюме. Не найдя носового платка в карманах, он простодушно вытер лоб галстуком.

Две души заметили его появление – развалившийся под березой Мури и невозмутимый житель березы. Что касается Вергилиуса, штатный сторож, потявкав, вновь залез в будку, проклиная собственную шубу, из которой ему было никак не выбраться.

– Долго двуногий еще будет утирать здесь пот! – заметил Мури, сразу догадавшись, кто топчется перед ними. – Я видел – хозяйка отправилась на другой конец поля. Не иначе как за новым веником для метлы!

Патриарх не успел ответить – тяжело дышавшая женщина уже была возле ворот.

– Я пришел за своим пиджаком, – сказал ей Витас Сенчявичус.

– Так забери его! – пожала плечами Марта. – Вон, второй год он висит на гвозде возле двери.

Солнце топило невыносимо. Кот бил хвостом по корню березы.

– Второй год пошел, – согласился Витас Сенчявичус, переступив ногами и заглядывая за ворота. – А висит, как новенький.

– А что ему сделается! – усмехнулась Марта.

– Заберу – и айда до Вильнюса! – продолжал делиться планами Витас. – Навещу там своих. Что сейчас делать в Мурманске? Теперь это заграница.

– Заграница, – спокойно согласилась женщина.

– Думаю, в Клайпеде найдется работенка. Я ведь кое-что умею, – поставив наконец сумку, показал мужчина лапищи судового механика.

– Найдется тебе работа в Клайпеде, – отозвалась окончательно отдышавшаяся литовка.

Вергилиус опять разбрехался – скорее, чтобы показаться перед хозяйкой во всей своей сторожевой красе, – и высунул из будки морду.

– Постарел твой пес, – сказал моряк и вытер галстуком испарину.

– А с чего это ему постареть? – откликнулась Марта. – Каким был, такой и есть. Такой же пустобрех!

– Ну да, конечно, – согласился Витас Сенчявичус. – С чего бы постареть-то ему за год!

– А как мерин? – спросил он через полчаса невыносимого стояния, совершенно уже расплавившись в своем костюме. – Наверное, помер твой мерин. Вот уж кто едва копыта таскал, так это твоя коняга…

– А что ему будет? – был немедленный ответ. – Вон, пасется возле дороги! Ты же прошел мимо.

– Ну да… прошел, – забормотал Витас Сенчявичус. – Странно. Как это я не разглядел твоего мерина? Должен был непременно его разглядеть… Ну да, пасся там какой-то конь. Вот уж не думал, что это именно твой. Ну конечно. Не на себе ведь сено возить! На себе сена много не повозишь… Вот конь – это другое дело. А тем более такой, как у тебя.

– Бездельник и пройдоха, – отрезала Марта. – Постоянно погонять надо. На ходу засыпает.

– Так это от старости, – подхватил Витас Сенчявичус. – Я и говорю. Год ведь прошел. Целый год…

Кофта Марты потемнела от влаги, платье облепило ее могучие бедра. В ложбине между грудей блестело целое озерцо. Но она и шагу не сделала.

– Натаскался я по белу свету, – сглотнув невесть как появившуюся слюну, принялся отчитываться Витас Сенчявичус. – Поначалу Аргентина. А оттуда махнули в Малайзию. После Гонконг, и сразу – Красное море. Ну и натаскался я. В глазах рябит. Бахрейн и Арабские Эмираты. По всей планете ползал – и всего-то год и прошел, а уж так ползал! И туда и сюда…

Солнце совсем уничтожало Витаса Сенчявичуса. Куры сонно квохтали за свинарником. Вергилиус ворочался в будке. Кот бичевал хвостом ни в чем не повинный березовый корень. Дух-патриарх затаил дыхание. Все провинциальные духи затаили дыхание. Мыши и крысы затихли, даже поросенок перестал жевать.

– Сам виноват, – сказала Марта.

– Значит – нет, – понял Витас Сенчявичус, выплевывая травинку.

– Значит – нет, – сказала вредная Марта. – Нет, нет и нет, – решительно замотала она головой. – Не нужен мне бессовестный шатун, перекати-поле, бродяга, которого всякий раз тянет в какое-то там Рио, в какую-то там Аргентину.

– Значит – нет, – отрезал моряк, глотая слюну и не сводя взгляда с могучего лона.

– Возвращайся в свою долгожданную Клайпеду! Хоть пешком ступай. Хоть катись на автобусе, хоть садись в поезд, – сказала Марта. – Тебе же все время куда-то надо бежать. Ты ведь ни на день нигде не остановишься.

Новая вечность минула после этих слов. Затем, повесив на плечо сумку, Витас Сенчявичус отвернулся от женщины, ворот, забора и колодезного журавля и зашагал в обратном направлении, и летняя пыль послушно зашагала за ним.

Впрочем, хозяйка не успела доплестись до крыльца. И не успела поднести к глазам фартук, скрывая от животных и духов отчаяние. Витас Сенчявичус уже был возле нее. Он дышал за ее спиной. Видно, давно он так быстро не бегал – далекий отсюда мерин, возле которого путник внезапно остановился, прежде чем побежать обратно, в удивленном ржании показал все свои отвратительные зубы. А Витас Сенчявичус уже положил богатырше на плечи руки. И пыль, прибежавшая следом за ним к воротам, радостно, словно преданная собака, улеглась на прежнем месте. Вергилиус разинул от удивления пасть.